- Знаю.
- Сегодня истекает срок. Мы честно служили вам полгода. Или вы можете в чем-то нас упрекнуть?
- Нет.
- Прекрасно. Но мы всего лишь честные военспецы, а наши политические взгляды не совпадают. Мы выполнили то, что обещали Голощекину, а теперь хотим уйти.
- Куда?
- Это, простите великодушно, уже наше дело.
- Вы хотите уйти к Дутову? К чехам?
- Я этого не говорил. Просто наш договор закончился, и мы считаем себя свободными.
- Я могу от имени Советской власти продлить договор. Деньги у нас есть. Могу и отпустить на все четыре стороны, но вы же командуете рабочими, и как они посмотрят на ваше бегство в самую трудную минуту, я предсказать не могу. Может быть, выругаются вдогонку, а может быть, расстреляют. И ни я, ни Каширин ничем тогда помочь не сможем.
- А как же договор? Он не предусматривал... - начал кто-то из военспецов.
- Да разве дело в договоре? Мы без вас проживем, а вот вы, господа, не проживете! Поэтому я предлагаю другой выход: давайте дойдем до Красной Армии, а там вы свободны. Гарантирую, что в условиях регулярной армии ваша отставка будет совершенно безопасна. Подумайте!
Блюхер встал и пошел к двери, на пороге остановился, обернулся и добавил:
- Одного я не понимаю - вы все бредите славой русского оружия. Неужели русский офицер, наследник Суворова и Кутузова, может в минуту опасности бросить своих солдат - пусть они и вчерашние рабочие? Не понимаю, господа!
Тут я почувствовал, как от ярости у меня закружилась голова. Едва только закрылась дверь, я вскочил и закричал срывающимся голосом:
- Боровский, как вы могли? Это же позор!
Собравшиеся зашумели. После ухода Блюхера настроение явно менялось. Большинство уже не собиралось бросать полк.
- Господа, - растерялся капитан. - Вы же сами... Я же говорил от вашего имени...
- Идите вы... от нашего имени...
- Господа, в таком случае я тоже остаюсь! - оправдывался Боровский.
- Прошу тишины! - заговорил наконец Павлищев. - То, что сейчас произошло, - фарс, жалкий, недостойный русского офицера спектакль. Надеюсь, ничего подобного больше не повторится. Есть ли желающие покинуть полк до соединения с регулярной армией большевиков? Нет. Хорошо. Я иду к Блюхеру и говорю, что мы остаемся и нам полностью можно доверять. Согласны?
- Согласны!
Все разошлись. Боровский и я остались ждать возвращения Павлищева.
- Не пошли за мной офицерские массы, - покачал головой капитан. - Не трибун-с!
- Боровский, - ответил я вопросом на вопрос, - никак не могу понять вы всерьез живете или валяете дурака?!
- Ах, Владимирцев, душа моя, - Боровский закатил глаза, - если бы в конце концов не ждала нас впереди смерть - жизнь была бы очень забавной штукой. Смерть, к сожалению, все портит, но, может быть, и она какая-нибудь уморительная шутка, суть которой понимаешь только за секунду до того, как перестаешь дышать.
- Вы не пробовали сочинять стихи?
- Пробовал, пробовал, прапорщик. Могу даже прочитать. Вот послушайте плод тайных мук творчества:
Мои погоны золотые,
Как два октябрьские листа.
Ты все перенесешь, Россия,
Такие муки неспроста!
Сдержи, моя Отчизна, стоны,
Когда пытают на огне.
Еще погибнут миллионы
В братоубийственной войне.
Когда же варевом кипящим
Кровь схлынет, унося века,
Что мы на голом дне обрящем,
Никто не ведает пока...
До возвращения Павлищева мы больше не проронили ни слова.
ЗАГОВОР
- Знаете, Енборисов, - раздраженно сказал Иван Каширин, - вы начальник штаба, вот и занимайтесь оперативной работой. Что вы долдоните: "Точисский, Точисский..." Я сам как-нибудь разберусь...
- Иван Дмитриевич! - обиженно возразил Енборисов и, сняв пенсне, как бы в сильном волнении принялся протирать платком стекла. - Если б я был военспец, зарабатывающий у большевиков на жизнь, я бы действительно занимался оперативной работой и не лез во всю эту мерзость...
- Вот и не лезьте...
- Нет, простите, товарищ главком, я не могу спокойно смотреть, как этот белорецкий наполеончик Точисский судорожно держится за свою мифическую власть, вносит раздор в единство. Сейчас такое время, что вся полнота исполнительной власти должна быть сосредоточена в одних руках - в ваших! Пусть Точисский и его люди занимаются снабжением, ремонтом оружия у них это неплохо получается, но пусть они не лезут в дела отряда.
- А в чем дело?
- А в том, что Точисскому не нравится та атмосфера товарищества и братства, которая воцарилась в нашем отряде после того, как вы стали главкомом. Господину Точисскому, видите ли, хочется вернуть старорежимные порядки, которые этот демагог называет "партийной дисциплиной".
- Все равно, Алексей Кириллович, надо было уладить миром: если мы сейчас сцепимся между собой - добра не будет.
- Товарищ главком! Вы меня неверно поняли: разве я говорю о каких-то междоусобицах? Нет, пусть Точисский сдаст нам оружие, деньги и укатывает к белякам, куда он, по-моему, давно уже собрался...