- Вертолет-то готов! И вертолетчики все как на подбор, все с афганским опытом, но...
- Какие могут быть но... Спасибо!
- Да ты подожди, дай договорю. Звонил начальник штаба генерал Подколзин, передал распоряжение Командующего: "Если приедет генерал Лебедь вертолета ему не давать!"
Я мысленно поблагодарил Командующего за отцовскую предусмотрительность.
- Что ты такое отмочил, что он о тебе так заботится?
- Да не, ничего! А об уазике он ничего не говорил?
- Об УАЗике - ничего!
- Тогда готовь уазик с двумя сменными водителями и желательно белорусами, чтоб дорогу знали, а то Толя с утра двести от Тулы до Москвы махнул, двести по Москве и семьсот к вам! Перебор!..
- Это сейчас подготовим. Да ты не расстраивайся. Если даже звонка не было бы, все равно ты бы никуда не взлетел.
Туман видишь какой? И к утру будет еще гуще.
Туман действительно был основательный. Пока готовился уазик, собрались старые афганские товарищи, вспомнили, помянули, поговорили. В 23 часа 30 минут мы тепло попрощались, нам пожелали счастливого пути и удачи, и не безосновательно, так как туман стал значительно плотней. Первые километров тридцать мы еще не остыли от такой неожиданной, теплой и приятной встречи и продолжали обмениваться впечатлениями. Идиллию нарушил водитель: "А куда ехать-то?"
- Как куда, в Гоже-Поречье.
- А это где?
- Как где? Стой!
Машина остановилась. После краткого разбирательства выяснилась следующая картина. Конечно, устав - книга в армии святая и приказ начальника по уставу - закон для подчиненного, и он должен быть выполнен, опять же по уставу, точно, беспрекословно и в срок. Вот так и выполнили. В точно назначенное время укомплектованный канистрами, сухпайками уазик, с двумя накормленными ужином водителями стоял в назначенном месте. Не учли одного обстоятельства: инициативу подчиненных. Все случаи инициативы в уставе как ни пиши - не опишешь. В данном случае она, инициатива, материализовалась в двух юных, прослуживших по полгода водителях. Фамилии точно не помню, но условно одного - Иванов, другого - Петров. Один из Тамбовской, другой из Рязанской губернии, в Белоруссию попали два месяца назад, стажировались по маленькой при комендантской роте в каботажном плавании вокруг штаба дивизии, в географии Белоруссии - ни уха, ни рыла, тем не менее полны молодеческого энтузиазма и готовы ехать хоть на Аляску, лишь бы дорогу кто-нибудь показывал. Карту мы с собой, понадеявшись на опытных водителей, не взяли. Тридцать километров от Витебска в клубах молочно-белого тумана отъехали. Боржоми, как говорят, было поздно пить, желудок уже отвалился.
- Вперед, на запад! - отдал я приказ.
Поехали по указателю. Туман все густел, скорость соответственно все падала. Монотонное медленное движение усыпляло. Юные "энтузиасты", несмотря на то, что их меняли через час-полтора, клевали носом. Надо было очень внимательно следить, чтобы не оказаться в придорожной канаве и не обнять какой-нибудь столб. Придорожные столбы и деревья (как известно из практики) наносят увечья и ранения водителям и пассажирам только в порядке самообороны. Миленькая была ночка, приятно вспомнить.
Но мы победили: и ночь, и туман, и в восемь часов утра были в Гродно. До Гоже-Поречья оставался пустяк - тридцать пять километров. Водители на последнем дыхании преодолели оставшиеся километры. В 9.20 мы были у смотровой площадки. Встретили нас одобрительным веселым гулом. Выяснилось, что накануне вечером Командующий в мой адрес разные нехорошие слова говорил, грозился, что если к началу занятий к 10 часам Лебедь со своими авантюристами не будет, у него появятся крупные неприятности...
Мы тщательно побрились, слегка перекусили. К прибытию Командующего я построил двух командиров полков в одну шеренгу впереди общего строя и, как только Командующий вышел из машины, сразу же доложил: "Товарищ Командующий, группа из трех человек совершила марш-бросок по маршруту: Москва - Витебск Минск - Гродно - Гоже-Поречье. В пути следования замечаний не имели. К занятиям готовы. Старший группы генерал-майор Лебедь! Разрешите стать в строй".
Командующий крякнул. Над полигоном висел туман, и было ясно, что вертолетом вопреки его приказу я не воспользовался. До официально объявленного времени занятий оставалось еще 10 минут. Я опоздал на самолет, но на занятия я не опоздал. Тема для возможной ругани и разбирательства была исчерпана.
- Становитесь, - буркнул он.
- Есть!
На смотровой площадке было многолюдно. Событие предстояло не рядовое. Десантировалась такая армада нечасто. Командующим были приглашены на эти учения какие-то великие мира сего. Кто они такие, я не знал и сейчас не знаю. Помню, что был там главный военный прокурор. Все везде было готово, но туман... Высококачественный, белорусский туман сплошной пеленой покрывал Гоже-Пореченский полигон. Так прошел час. Туман продолжал висеть. Гости, приглашенные на грандиозное зрелище, начинали нервничать. И, судя по некоторым признакам, начали подначивать Командующего. Кто-то доложил, что через час туман подымется. Командующий оживился. Пока взлетают, пока строятся, пока долетят - он подымется. Последовала команда: "Вперед!"
Прошло еще часа полтора. Туман значительно поредел, видимость возросла метров до 200 - 250. Но туман не проходил! Бросать людей, технику - нельзя. Армада, приведенная в действие "волевой" командой, была уже на подходе. Оставались считанные минуты. Надо было решать. То ли Командующий решил сам проявить супертвердость, то ли гости подсказали, судить не берусь, но решение, роковое решение, как показали ближайшие часы, было принято.
Армада тройками грохотала двигателями где-то над головой. Можно было себе представить, как от огромных транспортников отделяются в беспросветную мглу маленькие фигурки, несколько секунд "свистят" на стабилизирующих, потом над головами один за одним вспыхивают купола. Представить можно, нельзя все это увидеть. А это то, ради чего высокие гости проделали неблизкий путь в Белоруссию. Как мы, стоя на смотровой площадке, ни всматривались, удалось увидеть силуэт только одного парашютиста. Десантирование в тумане автоматически привело к тому, что учебный бой на площадке приземления завязался опять же в тумане. Ревели двигатели машин, лязгали гусеницы, раздавались длинные и короткие автоматные очереди, но что там творилось?.. Творилось ли оно в соответствии с планом розыгрыша боевых действий или близко на него не было похоже - Бог весть! Туман с одинаковой старательностью похоронил и успехи, и недостатки.
Пошли доклады - разные, всякие. Один рапортовал, что выполнил ближайшую задачу - вышел на определенный рубеж. Другого больше заботило, что у него не хватает десятка человек. Какой-то командир полка громко, не стесняясь в выражениях, требовал прекратить эту комедию, сделать тактическую паузу, дождаться, пока подымется туман, собраться, сосчитать людей, а потом уже продолжить учиться дальше.
Напрямую мнение командира полка вроде как проигнорировали, но опосредованно прислушались. Остановились-Начали собирать и считать. Туман, словно издеваясь, стремительно редел. Минут через 30 после завершения десантирования площадка приземления предстала во всей красе. Выяснилось, что в тумане летчики маленько промахнулись и две или три машины попали на лес. Но это были цветочки.
Дело в том, что на Гоже-Пореченском полигоне грядою расположено несколько длинных, глубоких и относительна широких, до 150 метров, озер. В эти-то озера в тумане и угодили четыре солдата зенитного дивизиона.
Спасательная служба на озерах была. Хватало, как говорится, и сил, и средств. Но спасательная служба хороша, когда она видит акваторию, а здесь шлепок о воду в тумане, звук по воде, как известно, разносится далеко. В ста метрах кто-то шлепнулся или в трехстах - ориентиров никаких. Спасти удалось одного - парню повезло, он угодил в воду метрах в десяти от лодки спасателей. Остальные трое, подлостью экипированные, - ушли камнем на дно. Когда их достали, сделать что-либо было уже невозможно. Надо сказать, что во время сомнений Командующего тихо нарастало напряжение. А после принятия им решения оно возросло мгновенно до высшей точки. На смотровой площадке находились командиры полков, дивизий, офицеры и генералы, которые не единожды проводили достаточно крупномасштабные учения, руководили десантированием, или, другими словами, люди, которые привыкли принимать решения и умели отвечать за их последствия. Так вот, если собрать и обобщить бурчания этих опытных людей, то можно смысл их выразить двумя фразами: "Что он делает?" и "Зачем это надо?"
Когда шло десантирование, когда оно завершилось, когда начались доклады, на смотровой площадке царило нервно-гробовое молчание. Когда прозвучала информация о попавших на лес машинах, все облегченно вздохнули: "Хрен с ними, отремонтируем!" Но когда о трупах... Первым энергично-застенчиво удалился прокурор. Как-то незаметно растаяли гости. Командующий остался один. Один... и один на один с последствиями принятого им решения. Он пытался делать хорошую мину при плохой игре... Мы выехали на командный пункт дивизии. Он заставил командира дивизии докладывать решение, но все это уже была пустая трата времени. Отличные и хорошие результаты, блестящие тактические действия, восхитительно меткая стрельба, лихость, удаль, молодечество - все это хорошо и правильно воспринимается при одном главном условии: сколько человек начали учения - столько и должно их закончить. Количество взлетов должно равняться количеству приземлений, вот тогда все вышеперечисленное доставляет удовлетворение, радость, тогда играют четверки и пятерки. Если на фоне самых блестящих действий, в результате чьей-то халатности, недосмотра, глупости образуются трупы, все остальное теряет всякий смысл. Уже ничто не в радость, уже ничто не ценно. Главная задача - самая главная задача, на мой взгляд, которую должна решать и решить армия, - это вернуть всем мамам всех сыновей. Вернуть возмужавшими, повзрослевшими, крепкими телом и духом, прошедшими хорошую школу и готовыми мужественно пуститься в плавание по океану под названием жизнь. Но не калеками и покойниками. Это должен быть главный показатель уровня работы офицера. Вот и теперь комдив генерал-майор В. С. Халилов - умница, эрудит, блестящий организатор, человек с явно выраженной военной косточкой - решение докладывал вяло, вид у офицеров на командном пункте был хмурый и злой. Такой же вид был у обучаемых. У всех в глазах явственно читалось: "Три трупа... Провались ты..." Кончилось дело тем, что Командующий, сославшись на необходимость осмотреть место происшествия и доложить министру, порекомендовав нам смотреть и учиться, убыл. На что тут смотреть и чему учиться? Налепить покойников ума много не надо. Вот без них обойтись! Это да! Это класс!..
Учение продолжили, но так как-то вяло и тускло, без малейшего огонька, как в замедленной киносъемке. Это даже пародией на учение не назовешь. Тяжкий у всех на душе остался осадок.
Картошка в мундирах
Вечером 8 сентября 1990 года от командующего ВДВ генерал-полковника Ачалова по телефону я получил очередной смутный приказ: "Привести дивизию в состояние повышенной боевой готовности по "южному варианту".
Уровень работы офицеров штаба и политотдела к тому времени был доведен почти до совершенства. По предыдущему опыту, не имея определенного приказа, мы в рекордно короткие сроки вычисляли, куда же мы полетим, и ни разу не ошиблись. Благодаря такой постановке дела всегда успевали проделать львиную долю работы по подготовке к действиям применительно к определенной местности. Когда наконец поступало распоряжение на взлет, оставались только "мелкие штришки" - портрет готов. Но тут машина дала сбой. Ничто, нигде не было напряжено до такой степени, чтобы требовалось наше присутствие. Офицеры терялись в догадках, некоторые глумливо-серьезно восхищались: "Боже мой, какой прогресс!.. То все по хвостам да и по хвостам, неужели раз в жизни на профилактику сработаем!" Хоть ухмыляйся, хоть восхищайся, хоть недоумевай, но на совещании с заместителями и начальниками родов войск и служб мы дружно сошлись во мнении, что на сей раз полет мысли вышестоящего военного и соответственно политического руководства нам просчитать не удалось. Куда нас черт понесет, нам неведомо даже приблизительно.
Неопределенность, неизвестность всегда хуже прямой беды, она повсеместно рождает тревогу, неуверенность, нервозность. Рождает вроде бы на первый взгляд и мелкую, но способную иметь негативное последствие незавершенку. Например, повсеместно практиковалось следующее действие: летели в Азербайджан - в казармах оставались азербайджанцы, в Армению армяне, в Грузию - грузины. Это не было признаком недоверия, исходили из следующего соображения: овчинка может любой стороной вывернуться, а парням возвращаться домой, им там жить! Не надо в двадцатилетнем возрасте подводить под судьбу человеческую мину замедленного действия, которая непонятно где, когда и как рванет. Люди понимали это и были по-человечески благодарны. В этот раз солдаты посмеивались и заключали между собой пари: кто же останется "дома" на сей раз: армяне, азербайджанцы, а может, литовцы?.. О солдатах литовцах хочу сказать особо. За мою службу подчиненных, литовцев по национальности, было у меня много. Не берусь судить, в чем тут причина: то ли это народ такой, то ли воспитание какое-то особенное, но я не могу вспомнить ни одного разгильдяя. Физически крепкие, дисциплинированные, педантично скрупулезные, хладнокровные. Это были великолепные солдаты, еще более великолепные сержанты, и я благодарен им всем. С ними мне было приятно служить. Я могу перечислить много фамилий. Я многих помню офицеров моих и солдат, но где они сейчас, эти замечательные парни, как сложилась их судьба? И не окажет ли им их бывший командир медвежью услугу, перечислив пофамильно.
Неопределенность продолжалась до 20 часов 9 сентября. В 20 часов поступило распоряжение: двумя полками, Костромским и Рязанским, совершить марш и к 6.00 10-го сосредоточиться на парадной площадке аэродрома имени Фрунзе. Когда я довел это распоряжение, кто-то (уже не помню точно, кто) повесил в воздухе совершенно замечательный вопрос: "Вот те на! Что ж теперь, русских не брать?" Физиономии у всех вытянулись. Вопрос, при всей кажущейся простоте, был отнюдь не прост. Офицеров и солдат по национальности русских было процентов 70. Русский комдив, заместитель комдива, начальник штаба, русские командиры полков. Я подвел итог сомнениям: "Армяно-азербайджанский поход на Москву организовывать не будем. Идут все!"
Привычная машина заработала. Указания, распоряжения, приказы поставили крест на всех сомнениях, колеса и гусеницы закрутились. Именно колеса и именно гусеницы, потому что от Рязани до Москвы 200 километров, а от Костромы 330. И соответственно, чтобы колонны могли прибыть туда одновременно, было приказано Рязанскому полку двигаться "на броне", а Костромскому - "на колесах".
Дивизия была тренированная, марш прошел без проблем. В 5.30 полки были на аэродроме. Никакой другой задачи, кроме "сосредоточиться", я не имел. Но и эта простейшая задача имела ряд небезынтересных последствий. Как выяснилось чуть позже, к 7 часам утра население гостиниц "Россия" и "Москва" (а это были преимущественно депутаты разных мастей и рангов) несколько нервно оставило места своего проживания, усеяв коридоры оторванными пуговицами и домашними тапочками. На аэродром Дягилево, что под Рязанью, приземлился один из полков Псковской дивизии, где был встречен группой местных "демократически" настроенных депутатов областного и городского советов и подвергся с их стороны поношениям и хуле. Они лупили глаза на прилетевших отцов-командиров и дружно требовали у них ответа на простецкий вопрос: "Зачем вы сюда прилетели?"
Отцов-командиров можно было пытать, резать на куски, но они все равно остались бы верны присяге и сохранили гордо военную тайну, ибо задачи не было - прилетели и все! Депутаты, естественно, такому простому объяснению не верили. У них со школьной скамьи в головах отложилось, что армия - это порядок, это приказ: "Служи по уставу - завоюешь честь и славу". Дело кончилось крупным криком и руганью, как не без юмора объяснял позже командир полка:
- Я им дал уклончивый ответ!
- А что ты им сказал?
- Да послал их к такой матери!..
Пришли в движение Болградская, Каунасская, Кировабадская дивизии. Были последствия и помельче. Например, милиционеры ГАИ, не привыкшие к массированному исходу на столицу нашей Родины бронированной техники, попав в нештатную ситуацию, вели себя по-разному. Одни пытались свистеть на боевые машины, другие махали жезлами, больше похоже, от волнения, потому что смысла в махании не было никакого. Можно себе представить, как по определенным каналам связи в Москву со всех концов полетели вести, грозный смысл которых был один: "Все ВДВ зашевелились, все пришло в движение..." Какой в этом смысл - непонятно, оттого, что непонятно, еще страшнее. Паника все возрастающим комом захватывала все новые и новые слои государственных и партийных чиновников, ширилась и росла. На КПП парадной площадки, едва сдерживаемая ротой, билась в истерике толпа журналистов, жаждущих запустить когти в командира этой бронированной автомобильной армады. А что я мог сказать?.. Тоже дать уклончивый ответ?.. Неудобно. Люди при исполнении, работа у них такая. Оставалось задействовать одну из бессмертных рекомендаций Остапа Бендера: "Молчи и изредка важно надувай щеки". На гребне этой паники против всяких правил (с утра пораньше) была образована депутатская комиссия, которую возглавил депутат СССР генерал-майор запаса Варэ, эстонец по национальности. И уже в 9 часов с минутами 10 сентября в штабной палатке я имел первый разговор со степенным седовласым пожилым генералом. Тема - "Зачем вы сюда прибыли?"
Вопрос правильный, только ответа на него вразумительного не было, а врать вроде было ни к чему. Поэтому и разговор у нас пошел, как у слепого с глухим. Он спрашивал, я отвечал, он не верил, задавал уточняющие вопросы, я снова отвечал, он еще больше не верил. Я человек хладнокровный, но одним вопросом он меня достал: "Скажите, генерал, честно, - проникновенный взгляд в самую душу, - вы, может быть, вчера по случаю дня воскресного хватили лишнего, подняли по тревоге полки да и махнули на Москву, а?"
- Я столько не выпью. А если бы все же так нарезался, то пошел бы на Воронеж!..
Хороший город - Воронеж, чего он мне на язык попал - Бог весть!
Пока продолжалась наша милая беседа с главой комиссии, члены ее рыскали по полкам, дотошно задавая офицерам и солдатам одни и те же вопросы: "Зачем автоматы, зачем бронежилеты, зачем каски, зачем танки?.." Те очень искренне и честно, прямо и смело глядя в глаза, отвечали: "Всегда так ходим!.."
Эти однообразные и честные ответы вызвали у членов комиссии массу эмоций: "Ты, смотри, сговорились. А как проинструктированы, сволочи! Ай-ай-ай!.."
На парадной площадке собралось совершенно неимоверное количество баранов, и у каждого свои новые ворота. Комиссия в конце концов удалилась делать выводы. Войска занялись привычной работой по обустройству, обслуживанию техники, а меня вызвали в штаб ВДВ к командующему. Командующий был взвинчен и шибко нервничал: