- Какие средства связи с собой разрешается взять?
- Никаких! Лично на уазике выезжай и возьми офицера.
- С кем контакт устанавливать, фамилия?
- Там тебя встретят.
- Где находится батальон?
- Он подойдет к Верховному Совету.
Я положил трубку. Примерна в 13.50 мы с заместителем начальника политотдела дивизии подполковником О. Э. Бастановым подъехали на уазике к Верховному Совету РСФСР. Остановились на стоянке. Вокруг здания кипела лихорадочная работа. Характер ее не оставлял сомнений: здесь возводились баррикады. Люди выглядели возбужденными, их действия - судорожными и малоэффективными. Использовали все, что попадало под руку: троллейбусы, легковые машины, разные случайные материалы. Мы с Бастановым поднялись к зданию и спросили у постового милиционера, где найти начальника охраны. Это уже потом выяснилось, что я должен был найти начальника личной охраны президента А. В. Коржакова. А в тот момент я, не зная фамилии, решил, что милицейского. Постовой махнул рукой куда-то за угол: "Там". В голове у меня был настоящий сумбур. В машине связи, где я находился во все время марша, не предусмотрен телеприемник, поэтому никаких заявлений ГКЧП или иных лидеров я не слышал. Народ, который строил баррикады, на вид был простой, хороший. Если мне надлежало силами батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета, значит, обороняться будем вместе с этим народом. Тогда возникал законный вопрос: против кого?
Есть хорошее присловье, правда, не знаю, кому оно принадлежит: "Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны". Теперь, когда досужие политики и писатели задним числом все разложили по полочкам и назначили виноватых, легко рассуждать, что и как надо делать. Наверное, покажется диким, но и в тот момент, и даже несколькими часами позже я все находился в полном неведении, что же произошло.
Объяснение с милиционером заняло совсем не много времени, но вокруг нас сразу же образовалась толпа. Я был в камуфляже. Раздались крики:
- Майор! Неужели вы будете в нас стрелять?
- Майор! Вспомните, чему вы присягали!
- Сволочи!
Потом нашелся один грамотный:
- Да он не майор, он - генерал-майор!
Толпа вызверилась. Сопровождаемый шлейфом из 200 -250 человек, выкрикивающих угрозы и ругань, окончательно перестав что-либо понимать, я добрался до тыльных ворот Верховного Совета. Увидел вооруженного автоматом майора милиции и приказал ему вызвать начальника охраны. Майор передал команду постовому, тот начал звонить.
Толпа продолжала буйствовать до тех пор, пока я не рявкнул на них, заявив, что они храбрые вояки, раз 200 двоих не боятся. Страсти слегка поубавились, а тем временем вернулся майор и доложил, что начальник охраны готов встретиться со мной в приемной Верховного Совета. Отправились в приемную. Майор проводил нас в кабинет и вышел. Мы с Бастановым закурили, обменялись предположениями, но так и не смогли понять, что за чертовщина происходит, да и вообще ни к чему путному не пришли. Через несколько минут появился полковник милиции в сопровождении подполковника. У полковника тряслись руки. Он представил своего заместителя, а сам назвался начальником охраны Иваном Яковлевичем Бойко. Я тоже назвал себя:
- Заместитель командующего Воздушно-десантными войсками генерал-майор Лебедь. Имею задачу силами парашютно-десантного батальона организовать охрану и оборону здания Верховного Совета. Прибыл для организации взаимодействия.
Полковник в ответ залепетал было, что обстановкой не владеет, обстановку не контролирует, что его самого куда-то там не пускают, а потом неожиданно окинул меня хмурым взглядом и заявил: "С вашей камуфлированной формой, товарищ генерал, ехали бы вы отсюда!" Подполковник все время молчал. Внимательно выслушав полковника, я спросил, где городской телефон. Позвонил Грачеву и доложил, что разговора с начальником охраны не получилось. Командующий был в запале и рявкнул: "Пошли ты его на... Ищи батальон, выполняй приказ".
Я откланялся, вышел из приемной и под градом ругательств прошел через толпу к машине. К тому времени картина строительства баррикад разительно переменилась. Появились краны, бетонные блоки, арматура. Людей тоже порядком прибыло. Я сел в уазик и попытался отъехать. Не тут-то было! Все подступы уже оказались перекрытыми. Потыкавшись в разные стороны, я наконец выбрался через газон на лестницу и прямо по ступеням съехал на набережную.
Хорошо сказать - ищи батальон! Я знал только направление, с которого он должен был подойти. Средств связи у меня не было. Вдоволь накрутившись по перекопанным, заваленным бетонными блоками улочкам и переулкам, я выбрался на Садовое кольцо в районе улицы Баррикадной. Все кольцо оказалось запруженным сплошным нескончаемым морем стоящих машин. Проехать было невозможно. Оставив уазик в проулке, я перебрался на противоположную сторону и зашел в какое-то учреждение, связанное с экологией. Поднялся на второй этаж и толкнул дверь ближайшего кабинета. За столами трудились несколько женщин. Я поздоровался и вежливо попросил разрешения позвонить. Мой доклад по обстановке выслушал начальник штаба ВДВ. Я спросил: где батальон? Получил ответ: "Позвони через 15 минут, сейчас разберусь". Предупредив женщин, что через 15 минут позвоню еще раз, я вышел в коридор и, устроившись на диване, стал читать какую-то старую газету. Минут через 5 передо мной выросла высокая фигура в белом костюме и, изысканно раскланявшись, изрекла: "Товарищ генерал, мне передали, что вы приказали очистить помещение, оставив на месте деньги и документы. Сколько времени вы нам даете на сборы?" Уже потом до меня дошло, что среди работавших в кабинете женщин одна была явно с чувством юмора. Но в ту минуту все это показалось мне уже слишком. С экологами я раньше сталкивался. Они в общем-то неплохой народ, и этот, наверное, тоже не был исключением. Теперь-то я понимаю, что зря обидел непотребными словами хорошего человека, но тогда я зарычал на него так, что он мгновенно испарился.
Через 15 минут я позвонил и получил распоряжение прибыть в штаб ВДВ. Добирался долго и нудно. Везде пробки, объезды. Когда наконец прибыл, командующий меня не принял. Подколзин передал его приказ: "Поскольку другой заместитель командующего ВДВ, генерал-майор Чиндаров встретил и вывел батальон на Калининский проспект, вам надлежит вернуться к зданию Верховного Совета РСФСР, найти батальон и выполнять поставленную задачу по охране здания".
Я вернулся на Калининский проспект. Батальона не было, хотя там потерять его трудно. Пришлось искать в близлежащих улицах и переулках. Нашел его на какой-то стройке метрах в 300 к юго-востоку от Верховного Совета. Батальон был обставлен развернутыми в разные стороны БМД, как в свое время бивак казаков-запорожцев повозками. В центре этого относительно небольшого пространства стояли построенные в линию ротных колонн люди, механики-водители находились при машинах. Вокруг - кучи строительного мусора, какие-то гигантские П-образные конструкции. На лицах офицеров и солдат читалась растерянность и полнейшее непонимание происходящего. Тут же бушевала уже знакомая мне толпа. Солдат стыдили, офицеров увещевали. Чем больше стыдили и увещевали, тем более растерянными становились их лица. Мое появление встретили вздохом облегчения: "Генерал сейчас все объяснит". Но я и сам ни черта не знал! Надо было что-то делать. Я взобрался на бетонный блок. Взоры толпы обратились ко мне. Настороженные, иные откровенно ненавидящие. Я произнес короткую речь. Объяснил, что батальон прибыл для взятия под охрану Верховного Совета РСФСР, обстановка пока была неясная, задача уточняется, но армия есть детище народа и стрелять в народ не собирается. Попросил успокоиться и не накалять обстановку без нужды. На вопросы отвечать отказался. Нечего мне было на них отвечать. Несмотря на все попытки, я так и не смог уяснить, что же, собственно, происходило. До сих пор не могу забыть унизительности того положения.
Я велел механикам обслуживать технику и приказал оборудовать места ночлега, натянуть палатки, вырыть туалет и выставить парных часовых. Избавившись от мучительного и непонятного ожидания, услышав знакомые команды, люди взбодрились и энергично принялись за дело. При виде столь мирной картины толпа приутихла, напряжение начало спадать, и я уже мог обратиться с просьбой: "Если кто-то вхож в здание Верховного Совета, вызовите ко мне представителя президента или кого угодно, способного прояснить обстановку". В толпе нашелся человек, служивший когда-то в ВДВ. Квартира его была рядом, и мы пошли к нему звонить. Я доложил обстановку командующему и получил указание продолжать подготовку к ночлегу и действовать по обстоятельствам. В общем, неплохо: хоть какая-то определенность.
Вернувшись к батальону, я нашел делегацию из пяти человек. Были там В. М. Портнов, А. В. Коржаков и В. И. Рыков. Остальных я не запомнил. Портной сказал, что меня ожидает Борис Николаевич Ельцин. Я прихватил с собой подполковника Бастанова, и мы пошли. Все подступы к зданию уже были перекрыты. Многочисленные баррикады ощетинились арматурой, трубами, досками. Народу еще поприбавилось. На глаз было тысяч 70 - 90. Нас провели между баррикадами по каким-то им одним известным тропам (пришлось идти друг за другом по одному). Мы добрались до 24-го подъезда, поднялись на 4-й этаж и проследовали в кабинет государственного советника Ю. В. Скокова. Встретил нас сам Юрий Владимирович. Началось взаимное прощупывание. Для начала я попросил рассказать, что же все-таки происходит. И тут впервые услышал о ГКЧП! И еще о том, что то ли тяжело болен, то ли арестован Горбачев и принято решение президентом РСФСР и Верховным Советом оказать жесткое сопротивление антиконституционному перевороту. Узнав состав ГКЧП, я был поражен. Какой захват власти могли осуществить эти люди?! Они и так были воплощением власти: вице-президент, премьер-министр, министры обороны, безопасности, внутренних дел! Но я промолчал.
После объяснения Юрий Владимирович предложил мне чаю, а сам отлучился. Вернувшись, сказал, что меня ждет президент. Мы прошли по коридорам, куда-то поднялись, куда-то спустились и оказались в приемной. В кабинет нас провели без промедления. Президент был в рубашке, на спинке стула висел белый "дипломатический" бронежилет. Он поздоровался с нами за руку и предложил присесть. Кроме нас, в кабинет вошли Скоков, Портнов и Коржаков. Ельцин спросил:
- С какой задачей вы прибыли?
- Силами парашютно-десантного батальона организоватьохрану и оборону здания Верховного Совета.
- По чьему приказу?
- Командующего ВДВ генерал-лейтенанта Грачева.
- От кого охранять и оборонять?
Поскольку мне самому этот вопрос был неясен, я объяснил уклончиво:
- От кого охраняет пост часовой? От любого лица или группы лиц, посягнувшего или посягнувших на целостность поста и личность часового.
Президент таким ответом удовлетворился. Выразил озабоченность судьбой Горбачева. Потом начал меня расспрашивать, как относятся к перевороту Вооруженные Силы. Я ответил, что - никак, поскольку просто о нем не знают. Ельцин ничего не сказал, хотя его это заметно удивило и даже покоробило. Но в конце концов он заявил, что верит мне и Грачеву, не видит оснований препятствовать передислокации батальона и велел пропустить его под стены здания. Я объяснил, что провести батальон практически невозможно. Я уже имел сомнительное удовольствие пререкаться с возбужденной, настроенной на волну самопожертвования толпой. Истерия достигла наивысшей точки, хватит и малейшей искры, чтобы грохнул взрыв невиданной силы. Любой негодяй может дать из машины экономную автоматную очередь со стороны толпы по батальону или со стороны батальона по толпе. И тогда - все! Обвальная ситуация. Уже ничего никому не объяснишь и не докажешь. Горы трупов, я такое уже видел. Есть только один выход: собрать руководителей защитников баррикад, представить им меня и вместе проложить маршрут следования, проделывая для этого проходы в баррикадах. Батальон надо провести под стены как можно скорее. Боевые машины, стоящие в непосредственной близости от здания, не могут нанести ему ущерба, и, таким образом, вероятность провокации будет сведена к нулю. Я даже и мысли не допускал, что солдаты и офицеры могут открыть огонь по толпе сознательно. Во-первых, чтобы нажать спусковой крючок, солдату нужно увидеть врага, проникнуться ненавистью к нему, твердо знать, во имя чего он лишает жизни людей и рискует собственной. Врага среди тех, кто был на баррикадах, я не видел, не видели и они. Там были простые люди, в большинстве далеко не шикарно одетые. Во-вторых, солдата в бой бросает сила приказа, а его тоже не было. В-третьих, и это главное, армия была, есть и будет частью народа. Сегодня солдат служит, завтра уволился. Сегодня он в батальоне, завтра - в толпе. Это не наемники, которым наплевать в кого стрелять, лишь бы платили.
Борис Николаевич с моими доводами согласился и распорядился собрать руководителей. А мы вернулись в кабинет Скокова. Юрий Владимирович сам позвонил Грачеву, сказал, что я нахожусь у него, встречался с президентом, и объяснил, какое принято решение. Не знаю, что Грачев ему ответил, но, видимо, что-то утвердительное.
Через час доложили, что люди собраны и ждут. Мы прошли в небольшой конференц-зал, где за длинным столом сидело человек сорок. Все - с повязками на лбах и рукавах. Видимо, это были отличительные знаки командиров. Я сел на стоящий у стены стул. Через несколько минут вошел президент. Поздоровался, поблагодарил всех за мужество и объявил, что на сторону восставшего народа переходит парашютно-десантный батальон под командованием генерала Лебедя. Представил меня, рассказал, что надо делать, и предложил немедленно приступить к работе. Я потребовал себе парочку авторитетных руководителей, чтобы они объяснялись с толпой по ходу следования колонны. Остальные пусть расходятся по своим участкам и руководят людьми на местах. Я же тем временем пойду к батальону и отдам распоряжения на построение его в колонну. Борис Николаевич согласился. Потом немного подумал и сказал Коржакову: "Как это так, в такой обстановке генерал ходил по площади один? Вы распорядитесь..." Александр Васильевич распорядился, и ко мне приставили двух телохранителей. Хлопцы по 180 -182 см ростом, круто накачанные, даже под пиджаками заметно. Один - русский, другой - то ли китаец, то ли кореец. Русский страховал меня со спины, а "китаец" - с фасада и страшно мне надоел, так как вился буквально в 15 - 20 сантиметрах от моего носа.
Еще минут сорок объясняли суть дела людям на баррикадах, а батальон тем временем сворачивал палатки и строился в колонну.
Весть о переходе батальона на сторону восставших была встречена с огромным энтузиазмом. Эйфория достигла наивысших пределов: вопли, размахивание флагами, гиканье и мат - все слилось в какую-то неповторимую какофонию. Вот в такой обстановке батальон с приданной ему разведротой начал движение. Замысел был прост, как две копейки: каждая из четырех рот прикрывает одну из сторон здания. Нам предстояло подняться с набережной, пересечь Калининский проспект, оставив справа бывший СЭВ, по широкой дуге пройти к правому дальнему углу Верховного Совета, подняться на эстакаду и рассредоточиться вокруг здания. Такой маршрут был обусловлен расстановкой баррикад. Я шел впереди головной машины, вокруг бушевала восторженная толпа. Этот чрезмерный энтузиазм только мешал делу. То все разом кидались разворачивать трубу большого диаметра, чтобы освободить проход в баррикаде, а в результате провернули ее на месте и кого-то придавили, то никак не могли разобраться с двенадцатиметровыми прутьями, то, сдернув одну мешающую доску, обвалили все остальные. Но, хотя и со скоростью один метр в минуту, батальон все-таки двигался.
Направляющая рота уже замкнула дугу и поднялась на эстакаду, проследовала вдоль фасада к дальней стороне здания и приступила к организации обороны. Со второй произошел серьезный инцидент. Виновником его стал народный депутат СССР и РСФСР полковник Цалко. Мы были шапочно знакомы по XXVIII съезду КПСС. Он узнал меня и кинулся приветствовать. "Китаец", в обязанности которого входило пресекать любые резкие движения, отреагировал мгновенно: схватил маленького Цалко за шиворот и штаны, отшвырнул его в сторону. Цалко подхватился, полез в гущу толпы и стал кричать: "Провокация! Провокация!" Мне и в голову не пришло, что крики относятся ко мне. И вообще, я сдуру не придал этому эпизоду большого значения. А, как выяснилось, зря! Не прошло и трех минут, как движение полностью застопорилось. На каждую машину буквально легло человек по 150 - 200. Я пробился к носовой части одной из БМД. Из люка торчало испуганно-удивленное лицо механика-водителя; он тоже ничего не понимал. Я попытался что-то объяснить, разобраться, реакция странная: все как-то виновато жмутся. Оттолкнешь - не сопротивляются, но и от машины не отходят. Я взбежал на эстакаду и взглянул на картину в целом. Батальон стоял, вытянувшись по широкой дуге. На каждой машине лежали люди. Поняв, что здесь мне ничего не добиться, пошел в здание Верховного Совета.
В кабинете Скокова собралось человек десять. Были здесь уже знакомые мне Коржаков, Портнов, Рыков. Кроме них - генерал-полковник Кобец, Бурбулис и еще какие-то люди. Я порекомендовал всем взглянуть в окно и объяснить мне, что происходит. Взглянули. С высоты четвертого этажа картина особенно впечатляла, но объяснить никто ничего не мог. Стали разбираться сначала. И тут я вспомнил эпизод с Цалко и крики "Провокация!" Несомненно, ключ к разгадке был где-то здесь. Вызвали Цалко. Тот подтвердил, что действительно кричал он.
Я спросил у Коржакова:
- Александр Васильевич, "китайца" вы ко мне приставили?
- Я.
Поворачиваюсь к Цалко:
- Кто вас отшвырнул?
- "Китаец".
Я подвел итог:
- Коржаковский "китаец" отшвырнул народного депутата Цалко. При чем здесь я и подчиненные мне люди?
Вопрос чисто риторический, ясно, что ни при чем. Но движение остановлено, люди лежат на машинах, все задумались, молчат.
Я предложил: