духов: поэтому горькое качество так жестоко дрожало и терлось в
терпком, что зной возжегся против природного права, а терпкое
качество иссушило также сладкую воду своим жестким стягиванием.
121. Но качество зноя было так сурово и ревностно, что отняло у
терпкого качества его власть; ибо зной возникает в роднике сладкой
воды.
122. Но так как сладкая вода была иссушена терпким стягиванием, то
зной не мог уже больше вспыхнуть огнем или просиять светом (ибо свет
возникает в тучности воды), но рдел, как раскаленное железо, однако
не докрасна, но еще весьма темное; или как если бы ты бросил в огонь
очень твердый камень и долго продержал бы его в великом жару, он все
еще не стал бы огненным: это оттого, что в нем слишком мало воды.
123. Таким-то образом зажег теперь зной иссохшую воду, а свет не мог
уже более взойти и разгореться, ибо вода иссохла и была совсем
истреблена огнем или великим зноем.
124. Не в том смысле, будто пожран был поэтому дух воды, обитающий
во всех семи качествах; но качество его или главный источник был
превращен в темное, жгучее и кислое качества.
125. Ибо здесь, на этом месте, получило первое свое происхождение и
начало кислое качество, унаследованное ныне также и сим миром;
какового на небе в Боге вовсе нет по такому образу, а равно и ни в
одном из ангелов: ибо оно есть и знаменует дом скорби и бедствия,
забвение доброго.
126. Когда же это произошло, то неточные духи стали тереться друг в
друге по тому роду и образу, как я поведал выше при описании
седмиричного колеса: ибо так восходят они обычно друг в друге и
вкушают друг друга или же взаимно заражаются друг другом, откуда
возникает жизнь и любовь.
127. Теперь же во всех духах не было ничего, кроме одной только
жгучей, кислой, холодной и жесткой погибели: таким образом, один
злой источник вкушал от другого, отчего все тело стало весьма
яростным, ибо зной враждовал с холодом, а холод -- со зноем.
128. А так как сладкая вода теперь иссохла, то горькое качество
(происшедшее и родившееся от первой молнии, когда возгорался свет)
восстало в теле и прорвалось сквозь всех духов, как если бы хотело
разрушить тело, и неистовствовало и бушевало подобно злейшему яду.
129. И отсюда произошел первый яд, который и нам, бедным людям,
приходится ныне в сем мире раскусывать и через который вошла в плоть
горькая, ядовитая смерть.
130. В этом-то неистовстве и метании рождалась теперь в Люцифере
жизнь, то есть любимый сын его в окружности сердца: какова же была
эта жизнь или каков был милый сын, я предоставляю поразмыслить
разумной душе.
131. Ибо каков был отец, таким стал теперь и его сын, а именно
мрачным, терпким, холодным, жестким, горьким, жгучим, кислым,
смрадным источником; любовь же состояла в горьком качестве, в его
пронзительности и вкусе; и она стала враждою всех неточных духов в
теле надменного царя.
132. Таким образом и звук через пронзительность горького качества,