Отложим не надолго в сторону карты российского Заполярья с таким 'странными' названиями как ВЕРХОЯНСКИЙ ХРЕБЕТ, СЕВЕРО–СИБИРСКАЯ НИЗМЕННОСТЬ, ЗАПАДНО–СИБИРСКАЯ РАВНИНА, УРАЛЬСКИЕ ГОРЫ, БОЛЬШЕЗЕМЕЛЬCКАЯ ТУНДРА И С ДРУГИМИ ТАКИМИ ЖЕ названиями (!?) РЕК, ОЗЕР, ПОЛУОСТРОВОВ И ОСТРОВОВ КРАЙНЕГО СЕВЕРА И ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА.
Взглянем на карту мира и удивимся ещё более. Слов и названий, не относящихся к подобным, как мы постепенно убедимся вскоре, оказывается почему–то поразительно мало. Это же смешно! Не правда ли?
Упомянув ДАЛЬНИЙ ВОСТОК, помянем и БЛИЖНИЙ ВОСТОК, и СРЕДНИЙ ВОСТОК.
Отбросив окончание ИЙ и суффикс Н, (о еврейском происхождении которых уже хотя бы в скользь было упомянуто выше, например, по поводу слов ВЕРХОВОЙ, ВЕРХОВНЫЙ) сейчас, обратим внимание на слово БЛИЖЕ,отбросив и его окончани Е, до которого ещё дойдём. Здесь Б — это бывшая еврейская приставка Б (буква Бэт, Вэт), которая превратилась в русскую приставку В того же смысла (или в предлог). Старорусские памятники письменности в большей мере, чем современный язык, сохраняют еврейские следы происхождения русского языка:
'ВЕДАЙ ЯКО ХЛЕБ СВЕРШЕН: ЕСТЬ БО МУКА АКИ ТЕЛО, А КВАС АКИ ДУША, А СОЛЬ АКИ УМ, ВОДА ЖЕ АКИ УМ ЖИВОТ'. Этот старинный рецепт помещен на наклейке к 1,5–литровой бутылке ржаного кваса, русского, с хреном ('КВАСПРОМ'. Россия, Москва, ул. Чаянова, дом 14 . тел. 095–958–50–52). Каждое слово в этой фразе интересно в связи с поиском еврейских следов происхождения русского языка.
Пока отметим лишь слово БО - 'в нём', — построенное чётко по правилам древнееврейского языка. Точнее, оно не построено, а просто заимствовано из еврейской речи, но в этой форме оно не сохранилось в русском языке.
В слове БЛиЖе старинный корень ЛиЖ. Он по сути тот же, что и ЛяЖ в слове ЛяЖь, или ЛеЖ в слове ЛеЖи, или ЛоЖ в слове ЛоЖи, или даже ЛуЖ в слове ЛуЖа (в луже случается кому–то лежать). В корне Л–Ж здесь меняются лишь огласовки первого согласного, впрочем, и второго тоже. Слова ЛяЖь–ка и б–ЛиЖе происходят от ивритского 'лежать' Л(и)ШК(а)В, (корень: Шин–Каф–Вэт). Хотя в данном случае русская частица КА возникла из звучащей так (да ещё под ударением) составляющей еврейского слова, вообще–то эта частица в русском языке происходит от еврейского суффикса притяжательности Ха(Хаф,Каф) в словах второго лица ед.числа,таких как ШЕЛЬХА 'твой', ОТХА 'тебя', и т.д. При образовании русского ЛяЖь–ка из еврейского ЛиШКаВ на протяжении трудного пути кристаллизации русского языка из хаоса подражаний и говоров было много постепенных изменений. Последний согласный В как обычно отпал от корня вовсе (вследствие невнятных произношений), зато бывшая еврейская приставка Л стала восприниматься как корневой согласный уже русского корня. Предпоследний согласный К еврейского слова в огласовке а, вышедшей из–под ударения, стал восприниматься на слух как частица КА, которая вообще–то в русском языке имеет иное происхождение. Звук Ш еврейского слова в данном случае превратился в звонкий звук Ж, которого вообще нет в иврите. Ударение сместилось на огласовку согласного Л, поскольку русский корень стал однослоговым . При этом ранее неопределенного звучания огласовка этого согласного приняла самый зычный вариант — Лиа, Ля, тем более в повелительном наклонении. Огласовка этого согласного без эталонов 'правильного' произношения искажалась всеми хаотически, пока не сложились, пожалуй, случайные традиции произношения сходных слов в разных говорах.
Образцами 'правильности' становились столичные варианты произношения, приемы словообразования и построения фраз, заметно менявшиеся даже на протяжении одной жизни человека. Нормы и правила в русском языке возникали при устном общении, но эталонами для всех постепенно становились примеры написания слов людьми на государевой службе.
Церковный язык все более отставал в своих возможностях от потребностей бытового общения и письма. Приемы словесного общения в быту накапливались так же, как в наше время накапливаются приемы изложения узко профессиональных тем. Всего несколько веков тому назад возможности русской речи (которую, чем глубже в древность, тем менее уверенно можно называть языком) были очень ограничены.
Как и профессиональное изложение специфической темы без накопленной терминологии невозможно, так даже и бытовое мышление было убого в начальные периоды возникновения русской речи, которая со временем развилась в один из самых , если не самый гибкий язык мира.
Особенно способствовали накоплению возможностей русского языка приемы изложения, выработанные лучшими русскими писателями 19 века. Далее язык развивался еще стремительнее, — под влиянием потребностей века XX–го.
На стр. 21 своей книги 'Слово о словах', Л., 1962 г., Л. В. Успенский писал:
'Так А. С. Пушкин излагает нам легенду о смерти Олега Киевского, излагает великолепным русским языком. А вот другой рассказ о том же легендарном происшествии.
'И приеха Олег на место, идеже бяху лежащие кости его (коня — Л.У. ) и лоб гол и воступи ногою на лоб; выникнучи змея и уклюну и в ногу и с того разболевся умьре'.
На каком языке это написано? По–польски, по–чешски? Нет! Перед нами тоже прекрасный и правильный русский язык, но такой, каким пользовались наши предки за семь–восемь веков до Пушкина'.
Вот здесь придется не согласиться со Львом Успенским. Прекрасным и правильным русский язык стал благодаря и А.С.Пушкину, и еще многим и многим творцам русского языка. То, что цитирует Успенский, написано по–русски, но это еще не русский ЯЗЫК, а всего лишь ещё очень несовершенная русская РЕЧЬ.
Не только за 7–8 веков до Пушкина она всегда у всех и всюду была разная, — без каких–либо четких правил или хотя бы эталонов правильности. 'Правила' для 'древнерусского языка' создавались исследователями старины совсем недавно, и эти 'правила' не соответствуют действительным текстам памятников письменности. Называть еще не развитую речь древних русов 'прекрасным языком' - это даже не дело вкуса. Слог 'Повести временных лет' только тем прекрасен кое–кому, что он мало понятен ныне живущим.
Эта 'Повесть' , как выясняется, была написана приблизительно в XVI в. (А. Бушков) - вовсе не так давно, как считалось, а те всего лишь несколько существующих, кратких памятников русской письменности, самых древних, с 11–го века - с великим трудом были якобы расшифрованы лишь учёными. За 7–8 веков до Пушкина такого русского слога, который так восхваляет Л. Успенский, ещё не было. Гладко повествовать по–русски было тогда пока ещё вообще невозможно, даже устно.
Когда–то не было ни русов, ни русского языка.
Этносы и языки образовывылись не мгновенно, но удивительно быстро, — из того, что уже было.
Возможности излагать и мыслить, например, по–русски соответствовали имевшимся средствам межэтнической в Восточной Европе — русской — речи прошлых веков. Называть русским ''языком'', да ещё и ''правильным'', и ''прекрасным'', обмен междометиями, чем за 7–8 веков до Пушкина только и могла быть русская ''речь'', - это бессмыслица.
Столь развитого межэтнического средства речевого общения — по–русски - тысячу лет тому назад ещё не было. Тогда оно лишь начинало возникать из шифрующей лексики торговых жаргонов древнееврейского языка хазарских купцов.
На протяжении всей своей недолгой истории русский язык развивается исключительно быстро. Даже западные исследователи происхождения письма, а не служивые самохвалы в России, признают, что в обозримом будущем живыми будут только несколько языков в мире, из них лишь два европейских, включая русский. Пожалуй, именно он и есть самый гибкий язык в мире, хотя он значительно уступает английскому по числу корней слов. Насколько быстро развивается этот самый перспективный язык, настолько же быстро его перспективы сходятся в самых ближайших веках прошлого. В той вовсе не глубокой древности, где эти перспективы сходятся, русский язык ещё не был языком, а ещё чуть ранее он не был даже речью. Русский язык, как и все прочие его славянские диалекты, складывавшиеся в своих бассейнах больших рек, зарождался с мимики, с жестов, с междометий, с условных звуков и с условных, всеми искажаемых слов межплеменного торгового общения. Эталонами таких слов и приёмов связи между этими словами становились в основном искуственные слова тайных жаргонов хазарских купцов. От них среди местного, весьма разнородного населения, быстро распространялась по бассейну реки лексика отгаданных слов, которые произносились еврейскими торговцами везде, где эти купцы–рах'дон'иты 'дороги указыва'ющие' (др. евр.) появлялись. В Индии английский язык служил строгим эталоном речевого общения между разнородными племенами. А русские говоры разнородных хазар возникали из дикой смеси местной речи с медленно растущей долей заимствованных, неточно разгадываемых, поначалу намеренно тайных от них слов и приёмов в искуственных жаргонах еврейских купцов. У евреев было то главное преимущество перед всеми, что они обладали письменностью, что позволяло хорошо налаживать деловые связи в огромную систему.
Так вкрадце назаваемая 'Повесть временных лет' составлена из того, что было стильно написано под относительно старинный на тот момент церковный слог, однако, не рание ХVI в. (А. Бушков). Ещё дапеко не 'прекрасный' и тем более вовсе пока не такой уж 'правильный' русский 'язык' этой много раз идеологически подправляемой Повести (во всех вариантах её списков) не имеет никакого отношения к тому 'слогу', каким уже изъяснялись по–русски за семь или за восем веков до Пушкина.
Между БЛИЖНИМ Востоком ('за три моря и за тридевять земель' опасно–угрожающе находившемся еще совсем недавно 'в непосредственной близости от границ' великого и могучего) и ДАЛЬНИМ Востоком (родным и близким) расположен СРЕДНИЙ Восток (уже не близкий, и не родной).
После разбора еврейского происхождения русских слов БЛИЖНИЙ и ДАЛЬНИЙ в самый раз теперь заняться словом СРЕДНИЙ.