Белый свет от сердца его. Красно солнце от лица его, Светел месяц от очей его, Часты звезды от речей его...
Другой вариант Голубиной книги имеет следующее продолжение с учетом христианизированной "правки":
Ночи темные от дум Господних Зори утренни от очей Господних, Ветры буйные от Свята Духа. Дробен дождик от слез Христа, Наши помыслы от облац небесных, У нас мир-народ от Адамия, Кости крепкие от камени, Телеса наши от сырой земли, Кровь-руда наша от Черна моря.
* *
*
Но известны и иные версии. В Русском Устье, на побережье реки Индигирки (еще один "северный Инд"!) пришлое население - носитель архаичной культуры - находилось автономно-культурной изоляции, начиная с ХV11 века (еще до церковного раскола). Это привело к консервации (а по существу сохранению) традиционных сюжетов. Так что неудивительно, что именно здесь были записаны редкие варианты Голубиной книги, именуемой здесь даже по-особому - Книга "Голубиный свет". Именно она сама и порождает все Мироздание - Белый свет, Красно солнце, Светёл месяц, Мать Сыру Землю, Сине море и другие природные феномены. Подобный подход не нов: во множестве религиозных представлений (включая Веды и Евангелие от Иоанна) мир трактуется производным от Слова - оно-то и записано в Священную Книгу. Точно так же расчлененный Первобог Голубиной книги восходит к самым началам общеиндоевропейской космогонической традиции (возможно, в данной роли как раз и выступал уже упомянутый Волот Волотович - бывший великан). Это доказал еще Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) при анализе архаичной русской обрядовой песни с мотивами людоедства (есть, оказывается, и такая - да не одна!), где жена намеревается расчленить и съесть собственного мужа. Записанная и опубликованная в середине прошлого века в Курской губернии писательницей Надеждой Кохановской, эта страшная песня повергла в шок читательскую публику, а развернувшаяся полемика обнаружила среди прочего достаточную распространенность каннибалистского текста в разных областях России. В песне беспристрастно рассказывается про то, как жена вместе с подружками съела собственного мужа да еще попотчевала страшным угощением мужнину сестру, подзадоривая ее загадками:
Я из рук, из ног коровать смощу, Из буйной головы яндову скую, Из глаз его я чару солью, Из мяса его пирогов напеку, А из сала его я свечей налью. Созову я беседу подружек своих, Я подружек своих и сестрицу его, Загадаю загадку неотгадливую. Ой, и что таково: На милом я сижу, На милова гляжу, Я милым подношу, Милым подчеваю, Аи мил пер'до мной, Что свечою горит? Никто той загадки не отгадывает. Отгадала загадку подружка одна, Подружка одна, то сестрица его: - "А я тебе, братец, говаривала: Не ходи, братец, поздным-поздно, Поздным-поздно, поздно вечером".
Никто не сомневался в глубокой архаичности женских причитаний, но никто не мог толком объяснить их истинного смысла. Хомяков же, посвятивший данному вопросу специальную заметку, уловил в русской песне древнюю космогоническую тайнопись по аналогии с древнеегипетскими, древнеиндийскими и древнескандинавскими мифами. Более того, он назвал странную песню "Голубиной книгой в ее окончании". Чем же руководствовался Хомяков и каков ход его рассуждений? Мыслитель-славянофил напоминает, что северная мифология и космогония строила мир из разрушенного образа человеческого - из частей великана Имира, растерзанного детьми Первобога Бора. В восточных мифологиях и космогониях Вселенная также строилась из мужского или женского исполинского образа - в зависимости от того, кто был убийца-строитель мужское Божество или женское. В ходе дальнейшего космогонического процесса кости поверженного великана делались горами, тело - землею, кровь морями, глаза - светоносными чашами, месяцем и солнцем. В соответствии с канонами и традициями мифологической школы в фольклористике, Хомяков делает предположение, что та же схема действовала и в славяно-русской мифологии, что получило отражение и в Голубиной книге и "людоедской песне" (последняя - один из осколков древней мифологии, который при достаточном воображении можно сопрячь с некоторыми устойчивыми образами русского фольклора). По Хомякову, мифологические рассказы при падении язычества теряли свой смысл и переходили либо в богатырскую сказку, либо в бытовые песни, либо в простые отрывочные выражения, которые сами по себе не представляют никакого смысла. Таково, например, знаменитое описание теремов, где отражается вся красота небесная, или описание красавицы, у которой во лбу солнце (звезда), а в косе месяц. Точно так же из ряда вон выходящая каннибалистская песня, резюмирует Хомяков, "есть, по-видимому, не что иное, как изломанная и изуродованная космогоническая повесть, в которой Богиня сидит на разбросанных членах убитого ею (также божественного) человекообразного принципа... Этим легко объясняется и широкое распространение самой песни, и ее нескладица, и это соединение тона глупо спокойного с предметом, по-видимому, ужасным и отвратительным". Необычное превращение в русской "людоедской" песне образа-символа Вселенского великана - лишь одно из многих его расщеплений в мировой мифологии после выделения самостоятельных народов, языков и культур из единого в прошлом Праэтноса. Сходные космогонические мотивы обнаруживаются и в других индоевропейских мифологических картинах мира. Можно вспомнить, к примеру, Первопредка иранского народа - великана Йиму. Общеиндоевропейская корневая основа, закрепившаяся в его имени сохранилась также в современных русских словах "имя", "иметь". Пои иранским преданиям, первочеловек Йима - создатель мировой цивилизации, спасший человечество от потопа, обрушившегося на Землю после жесточайшей зимы. При Йиме в подвластных ему странах царил Золотой век, красочно описанный Фирдоуси в "Шахнаме". Но в конце жизненного пути Йиму, как и великана Имира, ждало расчленение: он был распилен пополам собственным братом-близнецом. Мир - из Человека! В этой мифологеме, сохраненной в Голубиной книге, впервые прозвучал великий философский принцип Всеединства Макрокосма и Микрокосма. Но и в первом своем мифологическом и религиозном обличии он имеет не одну только индоевропейскую, но и общемировую значимость. Жутковатый сюжет расчленения живого или мертвого тела как аналога Вселенной прослеживается и в китайской мифологии. Так, древнекитайский Первопредок-исполин Пань-гу, родившийся из Космического яйца, считается творцом Неба и Земли. 18 тысяч лет он, подобно эллинскому Атланту, продержал небо на своих плечах, вырастая ежедневно на 1 чжан, то есть около 3 метров (подсчитано, что за все время жизни он вырос до размера в 90 тысяч ли, то есть примерно 45 тысяч километров). Но главные космические превращения начались после смерти Пань-гу. В полном соответствии с древнейшими общемировыми представлениями, из частей его тела образова-лось все богатство поднебесного и наднебесного мира. Последний вздох Вселенского исполина сделался ветром и облаками, голос - громом, левый глаз - Солнцем, правый - Луною, туловище с руками и ногами - четырьмя стра-нами света с пятью знаменитыми горами, кровь - реками, жилы дорогами, плоть - почвою, волосы на голове и усы - звездами на небосклоне, кожа и волосы на теле - травами, цветами и деревьями, зубы, кости, костный мозг - металлами, камнями и минералами, пот - дождем и росою. Классической считается одна из версий мифа о смерти Осириса, когда тело его было разрублено коварным братом Сетом на 14 частей. Сестра-супруга Исида собрала и соединила все части изуродованного тела; не найденным остался только детородный уд. "Философией расчлененности" наполнена и египетская "Книга мертвых", где части тела усопшего в загробном мире совмещаются с конкретным Богом - носителем определенных свойств и функций. Вот небольшая характерная иллюстрация "распределения тела по Богам", взятая из 42-й главы Книги мертвых (в оригинале текст сопровождается виньетками с изображением Богов):
"...Лицо мое - это лицо Диска Сюжет о расчленении Первобога был распространен чуть ли не у всех древних народов. В устных талмудических сказаниях (неканонических ветхозаветных преданиях евреев) знакомое космическое клише перенесено на Первочеловека Адама; первоначально он имел вселенские размеры, заполняя собою весь Мир, и лишь после грехопадения Бог уменьшил размеры Праотца рода людского. Когда Адам лежал, голова его находилась на крайнем Востоке, а ноги - на Западе; когда же он встал, то все твари посчитали его, Вселенского исполина, Творцом, равным Богу. Ангелы констатировали: "В мире двоевластие", и тогда Бог Яхве уменьшил размеры тела Адама. Подобные же мотивы обнаруживаются и в мусульманских легендах, изложенных, к примеру, в поэме великого суфийского мыслителя Джалаледдина Руми (1207-1273) "Масневи", написанной на основе ближневосточного фольклора. У Руми Бог творит Адама из праха, а Дьявол проникает через раскрытый рот внутрь Первочеловека и обнаруживает там "Малый мир", подобный "Большому миру". Голова Адама - небо о семи сферах, тело его - земля, волосы деревья, кости и жилы - горы и реки. Как в природном мире - четыре времени, так и в Адаме - жар, холод, влага и сушь, заключенные в черной и желтой желчи, флегме и крови. А связанный со сменой времен года круговорот природы подобен кругообращению пищи в теле Адама. И т.д. Впоследствии популярный сюжет общемирового фольклора (не без влияния, однако, и Голубиной книги) проник в русские "отреченные книги" - апокрифы - и стал известен под названием "Вопросы, от скольких частей создан был Адам". Здесь Первочеловек рисуется по аналогии с Голубиной книгой, но как бы с обратным знаком: тело - от земли, кости - от камней, очи - от моря, мысли - от ангельского полета, дыхание - от ветра, разум - от облака небесного (Небо -синоним Космоса), кровь - от солнечной росы. Впрочем, с точки зрения единства Макро- и Микрокосма - центральной идеи всего русского космизма - направленность вектора "Человек-Вселенная" не имеет принципиального значения. Важна преемственность идей в общенаучном процессе осмысления Мира и места в нем рода людского. В данном смысле весьма знаменательно, что именно на русский апокриф об Адаме (равно, как и на Голубиную книгу) опирались П.А.Флоренский и Л.П.Карсавин при углубленном обосновании оригинальной концепции русского космизма о первичности Микрокосма в его соотношении с Макрокосмом.
* *
*
Открытие и познание "премудрости всей Вселенной" завершается в наиболее полных текстах Голубиной книги "сгустком" моральной направленности, представленном в аллегорической форме - в виде притчи о двух (космических) зайцах, олицетворяющих Правду и Кривду. В одной из записей, сделанных на Русском Севере, это представлено так:
...Как два заяца во поле сходилися, Один бел заяц, другой сер заяц, Как бы серой белого преодолел; Бел пошел с Земли на Небо, А сер пошел по всей земли, По всей земли, по всей вселенныя... Кой бел заяц - это Правда была, А кой сер заяц - это Кривда была, А Кривда Правду преодолела, А Правда взята Богом на небо, А Кривда пошла по всей земли, По всей земли, по всей вселенныя, И вселилась в люди лукавые...
Изумительный образец народного космизма! К тому же в подтексте приведенного отрывка сокрыты еще две проблемы. Одна - древняя, связанная с извечной борьбой двух космических начал - Добра и Зла (позднее эта идея закрепилась и расцвела пышным цветом в дуальной философии манихейства). Другая - архидревняя, связанная аж с тотемными предпочтениями наших предков и прапредков, что уводит в самые немыслимые глубины общечеловеческой истории и гиперборейского мировоззрения. Отголоски стародавнего прошлого выступают здесь в виде двух тотемных зайцев. Заяц во многом неразгаданный персонаж мирового фольклора. В русских сказках он - добрый и желанный гость, имеющий скромный мифологический ранг. (Хотя сохранились поверия и с отрицательным знаком: считалось, что заяц перебежавший дорогу, как черная кошка, знаменует беду). Не то в сказаниях других народов, где заяц подчас выступает в роли космотворящего существа. В повериях североамериканских ирокезов он создает мир из воды, в легендах другого индейского племени - виннебаго - он соперничает с Солнцем и ловит его в силки. У евразийских народов заяц, напротив, связан с Луной. Сохранились русские детские песенки и считалки, где заяц именуется Месяцем. А у литовцев-язычников вплоть до введения христианства был даже Заячий Бог, о чем упоминается в Ипатьевской летописи. Голубиная книга неисчерпаема в своей глубине. Она - действительно Глубинная книга, чьи корни уходят к самым истокам мировой истории и предыстории. Она - один из немногих, чудом уцелевших мостков, напрямую соединяющих нас с началом начал всемирной истории. В этом живительном роднике - истоки и русского духа, и русской души. Народ - хранитель и носитель древнейших традиций - прекрасно понимал подлинную цену обретенного еще в праотеческие времена своего в общем-то бесценного сокровища. В самом ее тексте содержится самая точная и емкая характеристика - премудрость всей Вселенной! О какой еще другой книге прошлого и настоящего можно сказать подобное?
КАЛЕВАЛЬСКИЙ ФОРПОСТ
В чужих словах скрывается пространство; Чужих грехов и подвигов чреда, Измены и глухое постоянство Упрямых предков, нами никогда Не виданное. Маятник столетий, Как сердце бьется в сердце у меня. Чужие жизни и чужие смерти Живут в чужих словах чужого дня. Они живут, не возвратясь обратно, Туда, где смерть нашла их и взяла, Хоть в книгах полустерты и невнятны Их гневные, их страшные дела. Они живут, туманя древней кровью, Пролитой и истлевшею давно, Доверчивых потомков изголовья. Нас всех прядет судьбы веретено В один узор; но разговор столетий Звучит, как сердце, в сердце у меня. Так, я, двусердный, я не встречу смерти, Живя в чужих словах чужого дня. Лев ГУМИЛЕВ
Уловить и понять общие корни культур разных народов, проникнуться архаичным северным (читай - гиперборейским) мироощущением помогает другой шедевр мирового фольклора - "Калевала", литературное сокровище финно-угорской духовной культуры. Еще уже - карело-финский эпос. На самом деле эта удивительная книга - бесценное достояние всего человечества. В финских и карельских рунах запечатлены такие архаичные пласты человеческого самосознания, которые распространяются на предысторию большинства народов Евразии. И дальше. Здесь сохранились не подвластные времени и беспамятству сюжеты и мифологемы, относящиеся к борьбе патриархата и матриархата, Золотого и Железного веков, различных тотемных кланов, не говоря уже о древнейшей космогонии. "Калевала" - как она знакома современному читателю - бережно обработанный и скомпонованный в целостную книгу фольклорный материал, собранный в начале Х1Х века Элиасом Лёнротом среди карелов, ижорцев и финнов, проживавших тогда на территории Российской империи (главным образом в Архангельской губернии, где финские и карельские поселенцы также свято хранили древние руны, как русское население - былины). Тем не менее, несмотря на сравнительно недавнюю запись (что, впрочем, относится к фольклорным текстам большинства народов Земли), "Калевала" - одно из древнейших стихотворных произведений человечества. Учитывая же ее северное происхождение, великая поэма, запечатленная в памяти сотен поколений, быть может, как ни одно другое произведение устного народного творчества, сохранила - где в первозданном, а где и в "снятом" виде - голос полярной Прародины и отголоски ценностей той далекой эпохи. Былое единство всех людей, языков и культур, так сказать, генетически заложено в каждом из нас. В подсознании закодированы древние символы и мифологемы. Они могут оживать в памяти, обнажая глубинные и неведомые без творческого озарения корни. Так, исконно русский поэт Николай Клюев ощущал в себе через общее северное первоначало дух не только русского, но также карельского и саамского народов:
Я потомок лапландского князя, Калевалов волхвующий внук...
Эти стихи уже цитировались в одном из эпиграфов. В своей поэзии Клюев сделал символом северной (ледовитой) Гипербореи камень Сапфир:
Калевала сродни желтокожью, В чьем венце ледовитый Сапфир.
Если с определенной долей условности сегодня и можно говорить о философии Гипербореи, то в достаточно концентрированной форме былое мироощущение и менталитет наших прапредков получил отображение именно в "Калевале". Точная датировка большинства ее сюжетов вообще затруднительна. С одной стороны, книга изобилует архаичными родоплеменными реминисценциями. С другой стороны, многие эпизоды заведомо позднего происхождения. Иначе, печатный текст "Калевалы" - сплав древности и современности (если под последней подразумевать всю эпоху после принятия христианства). Однако, не считая незначительных христианских реалий типа нательных крестиков и заключительного крещения ребенка - будущего властителя Карелии (вставной фрагмент явно позднего и конъюнктурного происхождения), "Калевала" всецело языческая книга - буйная, непредсказуемая и многоцветная, с множеством древних Божеств, постепенно превратившихся в народном представлении в обычных людей, наделенных, тем не менее, волшебными способностями. Неповторим и незабываем образный и поэтический язык "Калевалы". Он настолько сладкозвучен, что даже в русском переводе воспринимается как верх совершенства:
Мне пришло одно желанье, Я одну задумал думу, Быть готовым к песнопенью И начать скорее слово, Чтоб пропеть мне предков песню, Рода нашего напевы. На устах слова уж тают, Разливаются речами, На язык они стремятся, Раскрывают мои зубы... (Перевод - здесь и далее - Л.Бельского)
Переводится название эпической поэмы, как "Сыны Кaлевы" (Кaлева родоначальник карело-финских племен). Любопытно, что собственно в фольклорной поэзии и прозе название "Калевала" почти не встречается. Популярным это слово сделалось после опубликования эпоса (сокращенной композиции - в 1835 году и полной версии - в 1849 году). Имя прапредка Калевы поминается постоянно (кстати, в его основе лежит один из архаичных ощеязыковых корней "кал"). В сказаниях и песнях, оставшихся за пределами литературной обработки Э.Лёнрота, Калева - великан, у которого 12 сыновей. Многие герои "Калевалы" также из числа первопредков и первотворцов. Таков северный Орфей - Вяйнямёйнен (сокращенно - Вяйнё) - Мудрый старец, сказитель и песнопевец-музыкант, шаман и волшебник (рис.69). Он несет в себе отпечаток архаичного Божества-демиурга и живого человека, подверженного сомнениям и страстям (в частности, Вяйно часто и обильно плачет). Точнее, образ Вяйнемёйнена, как он дожил до наших дней, соединил в себе представления о первопредке и первотворце. Черты последнего особенно заметны в начальных космогонических главах. Вяйнямёйнен - сын Небесной Богини - Ильматар, дочери воздушного (и безвоздушного, то есть космического) пространства. Забеременела она одновременно от буйного Ветра, который "надул" плод в процессе "качания" на волнах, и синего Моря, которое обеспечило последующую фазу беременности - "полноту" (следовательно, обоих можно считать отцами Вяйнё). Между прочим, подобное зачатие эпического героя от ветра встречается и в других мифологиях (например, у пеласгов - предшественников эллинов на Балканах), что лишний раз подтверждает общность генетических и культурных корней различных этносов. Роды у Ильматар не наступали до тех пор, пока она не превратилась в Мать воды - первозданную водную стихию и не выставила над бескрайним первичным Океаном пышущее жаром колено. На него-то и опустилась космотворящая птица - Утка (у других северных народов это могла быть гагара, у древних египтян - дикий гусь, у славяно-русов - гоголь-селезень, но мифологическая первооснова у всех одна). Из семи яиц, снесенных Уткой (шесть золотых и одно железное), и родилась Вселенная, весь видимый и невидимый мир:
Из яйца, из нижней части, Вышла мать-земля сырая; Из яйца, из верхней части, Встал высокий свод небесный, Из желтка, из верхней части, Солнце светлое явилось; Из белка, из верхней части, Ясный месяц появился; Из яйца, из пестрой части, Звезды сделались на небе; Из яйца, из темной части, Тучи в воздухе явились...
В этом изумительном по красоте и ёмкости фрагменте зачатки многих космологий и мифологем других культур, связанных с представлениями о Космическом яйце, что как раз и подтверждает былую социокультурную и этнолингвистическую общность всех народов Земли. Так, в космогонии Древнего Египта (гермопольская версия) бытовал аналогичный сюжет - только вместо утки выступал белый гусь Великий Гоготун: он снес яйцо, из которого родился Бог Солнца, рассеяв тьму и хаос, что свидетельствует об общих мифологических воззрениях тех пранародов, которые положили начало и древним египтянам, и древним индоевропейцам, и древним финно-угорцам. По древнеегипетским представлениям, изначальное Космическое яйцо было невидимым, так как оно возникло во тьме до сотворения мира. Из него в образе птицы появилось солнечное Божество, которое так характеризуется в подлинных текстах: "Я - душа, возникшая из хаоса, мое гнездо невидимо, мое яйцо не разбито". В других текстах голос космотворящей птицы - дикого гуся Великого Гоготуна - прорезал бесконечное безмолвие хаоса, "когда в мире еще царила тишина". По одним источникам, яйцо несло в себе птицу света, по другим - воздух. В "Текстах саркофагов" говорится, что оно было первой сотворенной в мире вещью. Аналогичную картину рисует древнеиндийская мифология. Сотворение мира из хаоса великим Первобогом Брахмой происходит с помощью золотого яйца, две половинки которого образуют землю и небо. Космогонические мифы многих народов Евразии во многом повторяют сюжет "Калевалы". По представлениям нганасан, живущих на Таймыре, первотворцом мира была утка, которая достала со дна океана щепотку земли, и из нее образовалась вся суша. В мансийских преданиях за щепоткой земли на дно океана ныряют две гагары. Птица, которая выступает творцом (демиургом) мира у разных народов, иногда меняет свое обличие. У североамериканских индейцев тлинкитов - это ворон, у якутов - ворон, утка и сокол, у некоторых австралийских племен - орел-сокол.
* *
*
В русской традиции Птица-Космотворец - как правило, селезень (гоголь) или изредка какая-либо другая водоплавающая птица (например, лебедь). Именно здесь в наиболее отчетливой форме обнаруживается неразрывная связь и общность происхождения фундаментальных понятий о космоустройстве мира - у русского и других народов Севера. В памяти наших предков четко отложились наидревнейшие представления о сотворении мира. Еще в середине прошлого века П.Н.Рыбников записал у крестьян Заонежья краткий (неизбежно христианизированный) вариант такой доарийской легенды (сам текст является типичным образцом народного двоеверия):
"По досюльному Окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой черен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам Господь Вседержитель и Сатана. По Божию повелению, по Богородицыну благословению, Сатана выздынул со дна моря горсть земли. Из той горсти Господь-то сотворил ровные места и путистые поля, а Сатана наделал непроходимых пропастей, щильев и высоких гор. И ударил Господь молотком в камень и создал силы небесные; ударил Сатана в камень молотком и создал свое воинство. И пошла между воинствами великая война; по началу одолевала было рать Сатаны, но под конец взяла верх сила небесная. И сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места: которые пали в леса, стали лесовиками, которые в воду - водяниками, которые в дом - домовиками; иные упали в бани и сделались банниками, иные во дворах - дворовиками, а иные в ригах - ригачниками".
Древнейшие доарийские представления об участии птицы (утки) в сотворении мира содержатся и в космогоническом апокрифе XVII в. из библиотеки Соловецкого монастыря. Текст также христианизирован, но в нем настолько явственно присутствует добиблейский пласт, что в результате действующими лицами оказываются два Бога - христианский и дохристианский, выступающий в виде птицы - Селезня (гоголя). Поле действия апокрифа - мир до сотворения, когда в нем не было ничего, кроме воды (первичный космический океан), по которому и плавала Божественная птица:
"И рече Бог: ты кто еси? Птица же рече: аз если Бог... Бог же рече: ты откуда бо? Птица же рече: от вышних. И рече Бог: дай же ми от нижних. И понре птица в море и согна пену, яко ил и принесе к Богу и взя Бог ил в горсть и распространи сюду и овоюду, и быть земля...".
Интересно, что дохристианский Бог-Птица оказывается более могущественным, чем библейский Первотворец. Первому, а не второму дано достать и принести землю со дна океана. И именуется Бог-Птица в апокрифе Вышним (аналогично общеарийскому Вишну). За что библейский Бог, согласно апокрифу, и наименовывает своего конкурента Сатанилом, который "престал над звездами", а там он "воевода небесным силам, надо всеми старейшина". Данный сюжет, где народная космогония перемешана с библейской, встречался и фиксировался повсеместно - от Севера до Юга. Апокриф - сказание о творении мира уткой-гоголем - имел широкое хождение на Руси, куда он попал из Болгарии (интересно, что в самой Болгарии обнаружен лишь один-единственный оригинальный список, в то время как в России известно их несколько). Однако было бы неверно ограничивать легенду о Боге и Сатаниле одной лишь библейской традицией, как это делали некоторые исследователи. Апокриф, как будет видно ниже, опирался на древнейшие космогонические представления, прямого отношения к Библии не имевшие. Зато древнерусские народные космогонические воззрения напрямую замыкались на тот общий духовный источник, из которого возникли многие шедевры мировой классики. Включая и "Калевалу". Повсеместность распространения легенды о творении мира при участии птицы - практически на всех континентах земли - лучшее тому доказательство. Древнее космогоническое представление о творении мира птицей было чрезвычайно живуче среди славянского населения России. Ввиду исключительной важности данного текста, уходящего своими корнями в гиперборейские времена, приводим наиболее подробную из его записей - как она сохранилась в памяти русского сказителя. Текст записан от 79-летнего тюменского крестьянина Д.Н.Плеханова П.А.Городцовым (публикация в журнале "Этнографическое обозрение", 1909. № 1).
"Изначала веков ничего не было: - ни неба, ни земли, ни человека, а была только одна вода, вода без конца и краю и без дна, а поеверх воды была тьма тьмущая - беспросветная тьма. И по этой воде плавал в лодочке Бог Салаоф. Плыл однажды Бог Салаоф в лодочке и сплюнул на воду слинку - Я брат твой. Возьми меня с собою в лодочку. В лодочке хватило места и для двоих и потому Бог сказал сатане: - Садись. Сел сатана в лодочку вместе с Богом и поплыли дальше. Плыли-плыли, Бог и говорит сатане: - Хочу я сотворить землю. Нырни, сатана, в воду и достань оттуда земли. Сатана обернулся птицей гоголем и нырнул в воду. Но пред этим сатана не благословился у Бога и потому труд его остался безуспешным. Долго сатана гоголем погружался в воду, но все-таки не мог добраться до дна и не мог захватить земли, выбился сатана из сил и вынырнул обратно и сказал Богу: - Не мог я добраться до дна и не достал земли. - Тогда Бог опять сказал сатане: - Ныряй второй раз и достань из воды земли. Сатана оборотился птицей гагарой и вторично нырнул. Но и на этот раз он не благословился, и потому он опять не достал дна и не добыл земли, хотя и нырнул глубже прежнего. Вынырнул сатана из воды и сказал Богу: - Не мог я достать земли и не мог добраться до дна, хотя нырнул куда как дальше прежнего. Тогда Бог сказал сатане: - Ты потому не можешь достать земли, что ныряешь не благословясь. - Благословись у меня, тогда достанешь дно и принесешь земли. Ныряй в третий раз. Сатана на этот раз благословился у Бога, а затем оборотился птицей соксуном - Вот я принес тебе земли. - Давай сюда землю, - сказал Бог и взял землю из клюва птицы соксуна. Но сатана не всю землю передал Богу и небольшую часть он утаил у себя в клюве. И думает сатана: - Сотворит Бог себе землю, а я увижу, как он это делает, и по его примеру сотворю свою особую землю. Взял Бог землю и повелел из водной глубины явиться трем китам. И вот явились три кита, таких больших, что станешь на головы, так конца хвостов и не увидишь. Киты установились головами вместе, а хвостами в разные стороны. Тогда Бог положил землю себе на ладонь, а другою ладонью стал мять землю и сдавливать ее. Мял - мял Бог землю и сделал из нее вроде небольшой круглой и совершенно ровной лепешки; эту лепешку-землю Бог положил на головы трех китов, и земля стала расти, росла-росла и покрыла собою всех трех китов и все продолжала расти. Трем китам стало уже не под силу держать землю, и тогда Бог повелел явиться из водной пучины еще четырем китам и держать землю. Явились четыре кита, сомкнулись они головами с первыми тремя, а хвостами раскинулись в разные стороны и стали держать землю. С того времени и до наших дней земля держится на семи китах. В то время как росла и ширилась земля на китах, - росла и ширилась также земля, оставшаяся во рту у сатаны, так что сильно раздуло щеки у сатаны. Бог это заметил и спрашивает сатану: - С чего это у тебя щеки-то раздуло? И сатана должен был сознаться: - Виноват! Прости Господи: я утаил во рту немного земли. - Выплевывай землю изо рта! - приказал Бог. И сатана стал выплевывать землю. И там, где сатана плюнет, - появляются всякие дикие и нечистые места, - горы и овраги, лесные трущобы, кочки и болота. До этого же земля была ровна и чиста и во всех отношениях прекрасна. Так Бог сотворил землю и весь мир. Когда творение земли завершилось, тогда Бог задумал отдохнуть. Вытащил он лодочку из воды на землю, перевернул ее вверх дном, а сам улегся около лодочки и скоро уснул крепким сном. Сатана, при виде уснувшего Бога, замыслил недоброе дело, - он задумал погубить Бога. Сатана думал так: - Брошу я сонного Бога в воду и утоплю его, и тогда - земля будет моя и лодочка будет моя. Взял сатана Бога и понес его к берегу. Но по мере приближения сатаны к воде земля перед ним все росла и ширилась, а вода перед ним все убегала да убегала. Так сатана и не мог донести Бога до воды. Повернул тогда сатана в другую сторону и понес Бога к другому берегу земли, думал, не удастся ли бросить Бога с другого берега земли. Но и там повторилась та же история. Тогда сатана положил Бога на прежнее место, около лодочки, как будто бы он и не касался Бога. Земля и поныне держится на семи китах и висит на воде. Земля продолжает расти и теперь, - и когда она вырастет и увеличится настолько, что и семь китов не в состоянии будут держать ее, - тогда киты уйдут в воду; земля рассыплется и провалится в водные бездны. Тогда и наступит конец мира. Говорят, что это время уже недалеко".
Известны и другие варианты. Один из них - более лаконичный - записан в конце прошлого века в Смоленской губернии собирателем русского и славянского фольклора В.Н.Добровольским. В записи и публикации неутомимого этнографа зафиксирована драгоценная деталь. Черт выступает в образе лебедя, и Бог заставляет его трижды нырять на дно моря за песком, чтобы сотворить сушу. Здесь же приводится еще одна редкая русская космогоническая легенда о происхождении Луны из Солнца. "Прежде было два солнца, но Бог, разгневавшись на одно из них, наслал змея, который так высосал солнце, неугодное Богу, что оно стало совершенно бледным - и зовется оно с тех пор уже месяцем и светится только ночью". Понятно, что на протяжении тысячелетий в процессе этнической дифференциации многие первоначальные мифологические сюжеты и образы трансформировались, обрастали новыми подробностями или, напротив, утрачивали старые. Однако исходные моменты народная память удерживала цепко. Теперь уже трудно установить, какой космогонический образ древнее - утка (гоголь) или лебедь. Скорее, и тот и другой выступали тотемами различных родов или племен. Несомненно одно: древнейшие представления о сотворении мира на стадии недифференцированной культурной и языковой общности народов Евразии были связаны с водоплавающей птицей и первичным Океаном, который в конечном счете является космическим океаном. Для подтверждения сказанного приведем еще раз финский - теперь прозаический - вариант легенды о сотворении мира.
"Был гоголь на море; вместо воздуха был только туман. Дух сатана является гоголю: "Для чего ты здесь на море?" Гоголь сказал: "Я птица водяная, ведь мое место на море". - "Но что же ты здесь на море, когда нет земли?" "Где же взять землю, раз она вовсе не существует!" - "Земля ведь находится на дне моря. Раз ты водяная птица, сходи за землею на дно". Гоголь погружается на дно моря и несет земли в клюве. У него осталось ея мало, так как вода смыла часть ее. Дух сатана говорит: "Сходи еще раз, принеси побольше". Гоголь принес еще. "Сходи еще и приучись носить побольше". Гоголь сходил третий раз и принес еще больше. Они сделали себе участок земли на море и начали жить там. Очутился дух Божий среди них. "Откуда у вас здесь земля?" - "Гоголь сходил на дно моря". - "Начнем вместе творить, раз у вас есть земля..." Злой дух взял земли в рот, отделяя часть ее для своей земли. Бог все говорит: "Должно быть больше земли, так как здесь она еще не вся". Злой дух клянется: "Больше нет". Бог настаивает на своем и говорит: "Открывай рот". Там и нашли землю. "Смотри, здесь ведь есть земля; для чего ты клялся, что ее нет?" Тот выплевывает землю на север, где из нее стали расти камни, скалы, горы".
Отголоски древнейших представлений о Космическом яйце находим и в некоторых украинских космогонических сказаниях (а архаичный украинский фольклор - он одновременно и фольклор Киевской Руси, то есть всех населявших ее народов - великороссов, малороссов и белоруссов). Так, по одной из легенд, Земля, Солнце, Луна и звезды образовались из первичного шара (аналог Космического яйца). Из яиц же появляются и люди. После изгнания из рая Бог повелел Еве каждый день нести столько яиц, сколько в тот день людей умрет. И так - вечно. А Бог берет те яйца, делит каждое на две половинки и бросает на землю. Из одной половинки родится мальчик, а из другой девочка. А потом они подрастают и женятся. Но иногда бывает, что одна половинка яйца падает в море, а другая - на землю или какой-нибудь зверь съедает одну из половинок. И тогда человек, родившийся из уцелевшей половинки яйца, остается без пары и всю жизнь ходит неженатым парубком или незамужней дивчиной. У других народов Евразии также распространен сюжет о нырянии на дно моря (океана) с целью сотворения земли, что лишний раз доказывает близость и былое единство верований и культур. У марийцев в этой роли выступают легендарные Юма (Бог) и Керометь (Сатана), у мордовцев - Чам-Пас (Бог) и Мастер-Пас (Шайтан), у алтайцев Бог принимает облик двух черных гусей, а на дно моря ныряет гагара. Хорошо известна обработанная для детей Виталием Бианки сибирская легенда о птице-чомге Люле, которая трижды ныряет в глубины океана, чтобы добыть земли: всем она достала, а себя обделила. Сюжет обретения земли птицей нашел отображение в древнем народном искусстве - как русского, так и сопредельных народов. Космогоническое сказание о появлении земли из моря, откуда ее достают животные, чрезвычайно популярно среди народов мира. Евразийскому варианту, где главным героем выступает птица, противостоит американо-индейский вариант (ирокезское предание), где звери и птицы оказались бессильными, а землю со дна моря добывает жаба-лягушка. Всесилие лягушки наводит, кстати, на мысль о сходстве данного образа с известной русской сказкой о Царевне-лягушке. Космическая оберегательная сила яйца и его магическое значение явственно прослеживается в некоторых сказках, древняя мифологическая подоплека которых как-то упускалась из виду специалистами. В сказке, записанной на русском Севере Е.В.Барсовым, рассказывается о девушке с одной ступней золотой, другой - серебряной, которая стала царицей, обращенной ведьмой в утку с одним крылом золотым, а другим серебряным. После встречи с мужем-царем, когда он плюнул три раза, утка родила от той слюны двух мальчиков-самобратов и отдельно - волшебное яйцо. Говорящее яйцо (известен вариант, где оно золотое) охраняет братьев от всех козней ведьмы-мачехи, но когда они забывают о наставлениях матери-утки, яйцо, ранее предупреждавшее братьев обо всех опасностях, испекается в горячем песке и замолкает, а те погибают. Счастливое окончание этой сказки записал И.А.Худяков в Нижегородской губернии. Золотая Утка приносит живой и мертвой воды, оживляет детей, принимает человеческий вид и вновь становится женой царя. Интересно, что царица, которая сначала была простой девушкой, имела золотую и серебряную ступни (что в славянском фольклоре соответствует солнечному и лунному свету), стала золотой Уткой (вариант с золотым и серебряным крыльями). Сюжет о золотой утке, несущей золотые яйца (вариант: одно золотое, другое - серебряное), широко известен среди русского населения. Он был настолько популярен, что в прошлом веке повсеместно распространялся в виде лубочного издания. В афанасьевском Сборнике приводятся два варианта сказки про утку с золотыми яйцами. В одной из них есть словесная формула, которая звучит как заклинание: "Есть зеленый луг, на том лугу береза, у той березы под кореньями утка; обруби у березы коренья и возьми утку домой, она станет нести тебе яички - один день золотое, другой день серебряное". В другой сказке из афанасьевского Сборника рассказывается о Царевне Серой Утке, но такой, что сродни Жар-птице. Обернувшись уткой, девушка "все царство собой осияла: крыльями машет, а с них словно жар сыпется!". Материально-вещественным закреплением памяти тех давних - не веков тысячелетий стала традиция делать деревянные ковши для воды (вина, пива, меда, браги) в виде утки. Наконец, пришло время и остановиться. Столь подробный анализ древних космогонических преданий, сопряженных с калевальским сюжетом, потребовался потому, что именно они позволяют проникнуться архаичным миропониманием наших далеких предков и прапредков.
* *
*
Теперь после продолжительного экскурса в разные исторические пласты народного мировоззрения вновь вернемся к героям "Калевалы". Былая общность культур явственно обнаруживается и в мотиве расчлененного человеческого тела, части которого становятся стихиями и объектами Вселенной. В индоарийской традиции классическим образом такого типа, как было показано выше, выступает вселенский великан Пуруша, из частей которого создается весь видимый и невидимый мир. Но аналогичные представления имеются во множестве других древних культурах и мифологиях - как индоевропейских, так и неиндоевропейских. Данный почти что навязчивый образ связан, по-видимому, с тем, что на заре мировой истории повсюду были распространены человеческие жертвоприношения, имевшие магический смысл. Точно так же и в "Калевале" содержатся реминисценции архаичных и общих некогда для всех народов Евразии представлений о расчлененном теле. Например, на много кусков разрубается и тело убитого Лемминкяйнена; их потом с огромным трудом собирает его мать и с помощью заклинаний оживляет сына (рис. 69-а). По существу здесь тот же сюжет, что и в древнеегипетском мифе об убийстве и расчленении тела Осириса, которого потом по кускам собирала и оживляла Исида. Налицо также параллели между карело-финской "Калевалой" и русской "Голубиной книгой" - прямое свидетельство былой общности культур и мифологий. Реликт космического расчленения отчетливо просматривается и в эпизоде гибели Айно - первой из несостоявшихся невест Вянямёйнена, которые, не сговариваясь, отказываются выходить замуж за старика. Встреча безутешной Айно с Морскими Девами, попытка доплыть до них через залив и погружение вместе с надтреснутой скалою в пучину вод - всё это несомненные мифологические аллюзии. Сказанное подкрепляется и концовкой трагической истории - части тела утопленницы становятся частями природы, о чем девушка-лопарка сама сообщает белому свету:
"...Ведь все волны в этом море Только кровь из жил девицы; Ведь все рыбы в этом море Тело девушки погибшей; Здесь по берегу кустарник Это косточки девицы; А прибрежные здесь травы Из моих волос все будут".
Черты первобытной мифологической архаики несет на себе и образ другого героя "Калевалы" - кузнеца Ильмаринена. "Вековечный кователь", как именует его "Калевала", из рода волшебных космический кузнецов, известных многим народам. Когда-то в незапамятные времена он выковал небесный свод (а по ходу развития событий эпоса ему пришлось выковывать - правда, неудачно еще и Луну с Солнцем, когда настоящие оказались украденными и спрятанными злыми силами). Но в большинстве рун кузнец озабочен чисто житейскими проблемами - поисками невест, сватовством и женитьбой. Впрочем, и здесь Ильмаринен постоянно демонстрирует свои чудесные способности. Так, после потери первой жены он тотчас же выковал себе другую - из золота и серебра, но она частично парализовала (заморозила) тело могучего кузнеца. Ранее он же - Ильмаринен - выковал в уплату за невесту волшебную мельницу Сампо. Главным стержнем "Калевалы", собственно, и является борьба за обладание этой волшебной мельницей - источник беспрестанного процветания и символ Золотого века. Вначале владетельницей чудесной мельницы, позволяющей людям жить в достатке, не беспокоясь о завтрашнем дне, становится Лоухи (рис. 69-б) - хозяйка далекой северной страны Похъёлы-Лапландии (другое название - Сариола), финно-угорского коррелята античной Гипербореи, где, по преданиям, как раз и царил Золотой век.
* *
*
В образе главной антагонистки сынов Калевы - Ведьмы Лоухи - заложена важнейшая смысловая и философская нагрузка. "Редкозубая старуха" носительница многих матриархальных черт, а борьба за Сампо отражает в поэтической форме непримиримое противоборство как между Золотым и последующими веками (в особенности - Медным и Железным), так и между отступающим матриархатом (когда властвовали женщины) и наступающим патриархатом (когда править стали мужчины). Похъёла матриархальна, так сказать, по определению, ибо означает Тёмное царство, то есть Страну Тьмы, или Полярной Ночи. А Ночь (Тьма), согласно наиболее архаичным представлениям древних и примитивных народов, олицетворяет именно Женское начало, космически обусловленное материнство и деторождение: она - Ночь, подобно роженице, рожает свое дитя - День. Это - исключительно важная и устойчивая мифологема. Противоположная (с обратным знаком, так сказать) схема взаимосвязи между Ночью (Тьмой) и Днем (Светом) в истории мировой культуры не прослеживается: никто и никогда не считал, что День может родить Ночь. Умереть он может - да. Умереть, дабы уступить место новому акту рождения, а роженицей вновь и вновь окажется Ночь. Таково наследие матриархального мировоззрения.. Другой непременный атрибут матриархального прошлого - хтонизм, то есть связь с землей (таково значение данного термина в переводе с древнегреческого). При этом ведь земля - вовсе не обязательно пахота или луг, она охватывает всю твердь - и горы, и минералы, и глину, и песок, и пыль, и камни. Между прочим в переводе с финского Лоухи означает "скала", "камень". Тем самым в имени хозяйки Похъёлы явственно обнаруживаются следы и Древнекаменного века. Некотрые финские ученые вообще склонны считать, что "лоухи" вовсе не имя собственное, а эпитет с соответствующим "каменным" содержанием и в этом смысле знаменитый рефрен - "Лоухи Похъёлы хозяйка" в действительности следует переводить, как Скала Похъёлы. Всё это вполне вписывается в общемировую традицию почитания камней, которая дожила и до наших дней (о чем подробно говорилось в 1-й части). По всей России особенно на Севере - известно почтительно-суеверное отношение к отдельным выдающимся камням, вне всякого сомнения сохраняющееся на протяжении многих веков и тысячелетий. При этом христианские представленя тесно переплетаются и мирно уживаются с, казалось бы, давно и навсегда отжившими языческими верованиями. Точно также и в местах распросранения ислама сохранилась древнейшая явно доисламская традиция совершать молитву (намаз) у заповедных больших камней, находящихся, как правило, в труднодоступных местах. На Тянь-шане, Памире такие камни до сик пор являются предметом особого поклонения, наверняка сохранившегося еще со времен Каменного века. Борьба Калевалы и Похъёлы - как она представлена в эпосе - это борьба Света и Тьмы, Добра и Зла, Нового и Старого. Но Похъёла - Царство Зла лишь с точки зрения позднейших интерпретаторов - авторов и исполнителей, живших в более поздние времена, когда былая гармония Золотого века уже ушла в прошлое, а его идеалы полностью утрачены. При расколе общества на противоборствующие силы, как правило, наблюдается взаимная демонизация противостоящих друг другу лагерей и активное вылепливание "образа врага". Так как до наших дней дошла версия только одной из сторон, то демонизированой в глазах современного читателя оказалась лишь Лапландия. Сохранилась бы противоположная точка зрения - там бы все выглядело наоборот. Вообще-то демонизация противника - элементарный субъективно-психологический акт, с которым приходится сталкиваться на каждом шагу. Разве редкость, когда, разругавшись с кем-то или обидевшись на кого-либо, человек начинает видеть в своем противнике исключительно отрицательные стороны и старается всячески навредить обидчику? По сюжету "Калевалы" сыны Калевы пытаются вернуть Сампо и поначалу им это удается. Но на обратном пути их настигает воинство Похъёлы (причем здесь описываются удивительные летательные способности северных народов). Посреди Ледовитого океана развертывается грандиозное морское сражение с участием летательного аппарата. В конечном итоге Лоухи перехватывает Сампо, но не удерживает и роняет ее в морскую пучину. Волшебная мельница оказывается навсегда утерянной. Неоднократно предпринимались попытки объяснить вразумительно, что же такое Сампо. Уже во времена первых публикаций эпоса, было выдвинуто по меньшей мере семь различных толкований: Сампо - или 1) музыкальный инструмент; или 2) водяная мельница; или 3) языческий идол; или 4) торговый корабль; или 5) талисман; или 6) все земли Карелии и Финляндии; или 7) Мировой столп, вершиной которого является Полярная звезда (то есть по существу коррелят полярной горы Меру). Академик Б.А.Рыбаков высказал оригинальную и вполне обоснованную мысль, что если в "Калевале" и описывается мельница, то это ни какой-нибудь классический ветряк или колесное сооружение на речной запруде, а древняя каменная зернотерка, символически олицетворяющая счастье и благоденствие. На Севере такую глубоко закодированную смысловую нагрузку как раз и несут саамские сейды (см: Рыбаков Б.А. Сампо и сейды // Новое в археологии СССР и Финляндии. Л., 1984, С. 73). Вполне возможно, что многочисленные сейды, которые и по сей день сохранились высоко в горах и других глухих местах Русской Лапландии и есть воплощенный в камне символ Сампо. Кстати, исходя из былого единства всех языков мира уместно предположить, что в основе до сих пор нерасшифрованного слова "сейд" лежит та же корневая основа, что и у русского указательного слова "сей", а у самоназвания лопарей - саами одинаковый с русским корень "сам". Тот же протокорень и в названии Сампо. Аналогичным образом в самоназвании одного из ответвлений карелов - людиков - явственно обнаруживается та же корневая основа, что и в русском слове "люди". Аналогично называют себя карелы и ливвиковского наречия. Такова была жизнь древних аборигенов Севера на обширных землях Гипербореи, в число культурных очагов которой входил и нынешний Мурманский край священная земля древнего языческого Солнцебога Коло, и Карельская земля родина "Калевалы".
* *
*
У Александра Блока есть пронзительные "гиперборейские" строки. Впервые они и были опубликованы в альманахе "Гиперборей" (вып.2; СПб., 1912), издававшемся Михаилом Лозинским:
...Но ты учись вкушать иную сладость, Глядясь в холодный и полярный круг.
Бери свой челн, плыви на дальний полюс В стенах из льда - и тихо забывай, Как там любили, гибли и боролись... И забывай страстей бывалый край.