В городах накапливались тысячи бездомных и нищих людей. Положение трудящихся крестьян и ремесленников становилось все тяжелее. Налоги увеличивались. Все нестерпимее становилось лихоимство саманидских чиновников. Недовольство народа нарастало из года в год, выливаясь в открытые восстания, которые потрясали трон Саманидов.
В самой Бухаре, своей столице, повелители огромной державы чувствовали себя, как на вулкане. Так, в 961 г. жители Бухары восстали и сожгли дворец эмиров. У Саманидов были все основания опасаться новых вспышек народного гнева. В Самарканде, где неоднократно происходили волнения ремесленников, эмирские власти в качестве меры предосторожности забили наглухо несколько ворот, соединявших обнесенную стенами центральную часть города с предместьями.
Первые саманидские эмиры располагали воинскими силами, способными с успехом противостоять даже самым опасным внешним врагам. То были ополчения племен и народов Средней Азии, созываемые в военное время. Последние саманидские эмиры боялись своего народа и уже не созывали ополчений. Упадок системы ополчений был связан с тем, что число свободных землевладельцев-крестьян, составлявших их основной контингент, значительно уменьшилось. Военная сила государства Саманидов ослабла. Правда, эмиры увеличивали и усиливали свою дворцовую гвардию. Но эта гвардия не могла заменить в решительный момент прежнего многочисленного войска на поле боя.
С увеличением роли гвардии как опоры эмирской власти против своего народа все большее влияние на государственные дела приобретали высшие гвардейские военачальники. Они иногда сами выходили из простых воинов.
Но, достигнув высоких чинов, эти военачальники получали щедрые пожалования от эмиров, даривших некоторым своим любимцам сотни деревень, и занимались грабежом целых областей. Ни по богатству, ни по могуществу такие военачальники не уступали даже наиболее влиятельным вельможам и царедворцам, представителям высшей потомственной знати.
Опираясь на отряды преданных им гвардейцев, военачальники нередко с успехом вмешивались в борьбу за престол. Они ставили на трон угодных себе эмиров и свергали неугодных.
Таково было положение на родине Ибн Сины в годы его детства. Точная дата рождения ученого не выяснена, но достоверно известно, что он родился в начале правления саманидского эмира Нуха, который вступил на трон в 976 г. (обычно считают, что Ибн Сина родился в 980 г.).
Слабость государства Саманидов с очевидностью проявилась в связи с событиями, происходившими в годы детства Ибн Сины. В 992 г. войска Караханидов, династии, правившей в Восточном Туркестане и в Семиречье (в их государстве господствующее положение занимала знать кочевых тюркоязычных племен), вторглись в центральные области государства Саманидов и на время захватили Бухару. Вслед за тем одно за другим происходили почти непрерывные восстания правителей отдельных областей Саманидского государства, направленные против власти эмиров. Продолжали свои нападения и внешние враги — караханиды.
Эмиру Нуху удалось справиться с феодальными мятежами и отразить наступление караханидских войск лишь благодаря помощи правителя Газны, номинально признававшего верховный авторитет саманидских эмиров. Влияние газнийских правителей после этого настолько усилилось, что саманидские эмиры оказались в полной фактической зависимости от этих своих вассалов.
В 997 г. умерли и саманидский эмир Нух, и газнийский правитель. В Газне[1] престолом овладел Махмуд (998— 1030), известный в истории Востока как один из самых удачливых и самых жестоких полководцев-завоевателей. В Бухаре начались междоусобия; очередной эмир был ослеплен одним из сановников, и на трон был возведен последний Саманид — малолетний сын Нуха.
В 999 г. под напором войск Махмуда Газнийского с юга и Караханидов с севера Саманидское государство пало. Бухара досталась Караханидам.
Во время всех этих событий проходили детство и юность Ибн Сины. Чтобы помочь читателю яснее представить себе хронологические рамки жизни ученого (980—1037), можно напомнить, что на Руси тогда княжил Владимир (умер в 1015 г.)., а затем Ярослав Мудрый. В тот самый год, когда, как принято считать, родился Ибн Сина, на берегах Днепра происходили события, отмеченные в русских летописях. В 980 г., одолев Ярополка, Владимир стал князем Киевским. Началась новая страница истории Руси, связанная с именем этого князя и с преданиями о подвигах богатырей наших былин.
К тому времени, когда Ибн Сина поступил в начальную школу, относится расширение и укрепление давних связей Руси со Средней Азией.
В 985 г. князь Владимир ходил в поход на волжских булгар, а в следующем, 986 г. произошел обмен посольствами между Русским государством и среднеазиатской страной Хорезмом, правители которой признавали верховную власть саманидских эмиров, но пользовались полной самостоятельностью в делах внутреннего управления и независимо от Саманидов сносились с другими государствами.
Торговля Руси с народами Средней Азии велась по большому водному пути, соединявшему Балтийское и Каспийское моря. Путь этот проходил по Волге и имел не меньшее торговое значение в те времена, чем путь «из варяг в греки» по Днепру.
Отец ученого был родом из древнего таджикского города Балха. Его звали Абдуллой. Из Балха он переехал в первые годы правления Нуха в Бухару, столицу Саманидов, был принят на эмирскую службу чиновником и назначен на должность в сельскую местность, находившуюся неподалеку от Бухары. Прибыв в эту местность, он женился на уроженке кишлака Афшана.
До нас дошло и имя матери великого ученого. Ее звали Ситора (что по-таджикски значит «Звезда»). Она родила двух сыновей: Хусейна и Махмуда. Одному из них было суждено приобрести всемирную известность. Хусейн — личное имя великого ученого Ибн Сины: именно этим именем его называли в детстве родители, родственники и товарищи.
И для ученого, под которым он известен в научных трудах, написанных на арабском языке, — Абу-Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина.
Ибн Абдаллах значит «сын Абдаллаха» (Абдуллы). Ибн Сина — «сын Сины». Предполагают, что Синой звали одного из предков ученого. При отсутствии фамилий на средневековом Востоке «Ибн Сина» стало употребляться в значении, примерно соответствующем фамилии (как потомственное имя). Абу-Али («отец Али») — прозвище. Такого рода прозвища давались взрослым мужчинам.
Раннее детство оба брата — Хусейн и Махмуд — провели в сельской местности. Когда маленький Хусейн подрос до школьного возраста, его отец вместе со всей своей семьей переехал в Бухару на постоянное жительство.
Бухара в годы детства и юности Ибн Сины была одним из важнейших культурных центров Востока. Изделия бухарских мастеров художественного ремесла, труды бухарских ученых и произведения поэтов пользовались заслуженной известностью и в близких, и в далеких странах. В Бухару стекались искусные ремесленники и люди самых различных профессий и состояний. Многие находили в этом городе возможности для применения своего труда и своих знаний: строители и мастера резьбы по камню и по дереву, красильщики тканей и землемеры, специалисты по выработке бумаги и переписчики книг, ювелиры и переплетчики, странствующие учителя и средневековые врачи. В поисках новых знаний многие образованные люди того времени, особенно из окрестных областей и стран Средней Азии, стремились побывать в знаменитом городе. Многие желали приехать в Бухару, чтобы обучать там своих детей.
В этот-то город и привез отец Ибн Сины своих мальчиков. Там он отдал Хусейна в начальную мусульманскую школу — мактаб.
Мальчики поступали в эти школы в возрасте пяти-шести лет. Мактаб был мусульманской школой, где детей обучали молитвам, выполнению обрядов, арабскому письму и чтению религиозных книг, заставляли заучивать наизусть не только молитвы и изречения, но и целые книги и сборники, преимущественно религиозного содержания.
Такими способами стремились воспитать правоверных мусульман, слепо приверженных догмам официальной религии. Положительных знаний эта школа давала очень мало. Лишь иногда учащимся сообщались основы арифметики. Многие ученики, окончившие мактаб, умели читать только те книги, по которым они учились.
Маленький Хусейн учился в мактабе до десятилетнего возраста. Уже там он обнаружил свои поразительные способности. Несмотря на схоластическую, затруднявшую усвоение средневековую методику обучения, он воспринимал все, с чем ему только приходилось сталкиваться, на редкость быстро, прочно и сознательно. Одаренный мальчик вызывал восхищение учителей и гордость родителей.
Дома, в семье, юный Ибн Сина воспитывался в иной, отличной от школьной обстановке. Его отец был близок к представителям еретического учения карматов (исмаилитов). В ереси карматов того времени можно отметить две струи. В период раннего Средневековья эта идеология служила религиозной оболочкой выступлений крестьян и ремесленников против эксплуататоров. С другой стороны, ересь карматов использовали представители старой, патриархально-рабовладельческой знати, ущемленной выдвижением новых феодалов и чиновников и недовольной централизованной системой сбора налогов.
Карматы противопоставляли местные исторические и культурные традиции исламу, навязанному народам Средней Азии арабскими завоевателями. Часть карматов склонялись к своеобразному рационализму, связанному, однако, с мистикой. В своей борьбе, в полемике с ортодоксальным исламом они стремились опереться на древнегреческую философию. При этом карматы доходили до того, что объявляли древнегреческих мыслителей «святыми», приравнивая их к основоположникам религиозных толков в исламе, и приписывали древним философам «божественную сущность».
В идеологии карматов видное место занимали положения о борьбе добра и зла. Трудящиеся связывали эти положения со своими стремлениями к социальной справедливости. Идея торжества добра сочеталась у них с надеждой на «хорошего и справедливого» правителя, с царистскими иллюзиями, свойственными крестьянским движениям.
Ибн Сина рассказывает в своей автобиографии, что его отец и брат разделяли воззрения исмаилитов. Иногда, говорит он, отец начинал беседовать с братом о душе и разуме, рассуждая в духе учения исмаилитов. Хусейн внимательно слушал эти беседы и вдумывался в их смысл. Будущий ученый с жадностью впитывал в себя мысли и доводы, противоречившие многому из того, чему его учили в школе. В его необычайно сильной памяти запечатлевались положения, к которым он, однако, сумел, несмотря на свою молодость, отнестись критически, без слепого доверия к авторитету, пусть то был даже авторитет родного отца. Как ни старались отец и брат сделать Хусейна приверженцем учения карматов, это им не удавалось.
Отец говорил со своими сыновьями не только о религии, но также и о философии, геометрии, об индийском счете (т. е. десятичной системе цифр).
Ибн Сина не стал сектантом, мистиком-карматом, но на всю жизнь сохранил глубокое уважение к древнегреческой философии, первые сведения о которой он получил в религиозно-философском освещении карматов.
Когда Хусейну исполнилось десять лет, отец взял его из мактаба Существенное значение в формировании взглядов будущего ученого имело то обстоятельство, что дальнейшее свое образование Ибн Сина продолжал не в мусульманском религиозном училище (медресе), а у отдельных учителей, с которыми занимался преимущественно светскими науками.
Юридическое образование того времени было неразрывно связано с религией, так как мусульманское законоведение (фикх) основано на религиозных положениях. Однако мусульманские законоведы в своих схоластических спорах сознательно использовали правила логики, стремились, применяя их, добиться наибольшей убедительности своей аргументации. Мальчик усвоил тонкости законоведения И осознал необходимость логики для построения доказательств. Впоследствии Ибн Сина рассказывал, что у законоведа он научился искусству вести диспуты, формулировать доказательства и опровержения.
Последним учителем Ибн Сины был приехавший в Бухару и считавшийся знатоком философии образованный по тому времени человек по имени Натили. Отец пригласил приезжего к себе в дом, чтобы тот занимался с его сыном логикой, философией, геометрией и другими науками. Мальчик вскоре превзошел своего наставника. Касаясь занятий логикой с этим учителем, Ибн Сина говорил впоследствии, что, какие только вопросы ни ставил Натили, ученик проникал в суть их гораздо лучше, чем сам наставник. Ибн Сина рассказывал, что он усвоил под руководством Натили начатки логики, но этим дело и ограничилось, ибо в тонкостях изучаемой науки преподаватель не разбирался. В дальнейшем мальчик продолжал занятия логикой, но уже самостоятельно.
В геометрии и в астрономии Натили оказался недостаточно подготовленным. Он прошел с мальчиком первые 5–6 теорем Евклида, а остальное ученик должен был постигать сам. Занятия астрономией велись по «Альмагесту» Птолемея.
После того как вводная часть этого труда была пройдена и надо было перейти к формулам, Натили точно так же поручил ученику самостоятельно читать книгу Птолемея и разбираться в теоремах, с тем чтобы мальчик показывал ему уже готовые результаты своей работы.
Продолжая самостоятельно изучать геометрию по Евклиду и астрономию по Птолемею, мальчик сумел усвоить материал и уяснить себе наиболее сложные вопросы этих наук. Дальнейшее пребывание Натили в качестве учителя в доме Ибн Сины стало бесполезным.
К чести этого учителя, очевидно, не обладавшего достаточным запасом знаний для удовлетворения запросов одаренного мальчика, следует заметить, что он сумел оценить способности своего ученика и болел душой за его будущее. Натили много раз говорил с отцом мальчика, стараясь убедить его, что Хусейн должен продолжать занятия науками.
Натили боялся, что отец приставит Хусейна к какому-нибудь другому делу.
Однако этого не случилось. Детские, а затем и юношеские годы Ибн Сины в Бухаре прошли в неустанных занятиях. У него была возможность посвятить все свое время наукам.
Ненасытная жажда знания влекла юношу от одной области науки к другой. В книгах его пытливый ум находил себе все новую и новую пищу.
Он изучал логику, физику, астрономию и другие отрасли знания (занимался он и мусульманским богословием), принялся за изучение медицины, увлекся ею и с поразительной быстротой овладел книжными знаниями своего времени в этой области. Он изучил творения великих врачей древности — Гиппократа и Галена, а наряду с ними и многочисленные труды по различным вопросам медицины, созданные восточными учеными.
Познакомившись с медицинскими книгами, Ибн Сина занялся врачеванием практически. Вскоре юноша-врач приобрел широкую известность в столичном городе Саманидов.
Не только книги, но и жизнь природы неизменно привлекала его пристальное внимание. Результаты наблюдений, начатых Ибн Синой еще в детские и юношеские годы, над различными естественными явлениями стали в дальнейшем известны по его трудам ученым Востока и Запада.
Таким образом, уже в юношеские годы, находясь в Бухаре, Ибн Сина путем самообразования, изучая книги и накапливая собственные наблюдения и опыт, вполне сформировался как ученый. Впоследствии, вынужденный покинуть родину и скитаться на чужбине, Ибн Сина подчеркивал, что глубокие познания в науках он приобрел еще в юности, т. е. у себя на родине — в Бухаре. Именно у себя на родине он написал первые научные труды.
Отличаясь необычайной трудоспособностью, Ибн Сина работал дни и ночи. Впоследствии он так описывал свои занятия: «Если одолевал меня сон или ощущал я слабость, я разумно выпивал кубок чистого вина, дабы оно возвратило мне рассудительность — голове и силы — телу, а затем снова садился читать и писать. Если я после этого на мгновение забывался сном, то во сне я видел эти самые научные проблемы, и часто бывало, что во сне спадал покров с трудных вопросов и мне удавалось разрешить их. Так я работал, пока не укрепился в основах наук и сокрытые тайны не раскрылись предо мной».
Ибн Сина глубоко изучил древнегреческую философию, знакомясь с произведениями лучших ее представителей по переводам на арабский язык, распространенным тогда на Ближнем и Среднем Востоке. Ему удалось получить доступ ко двору саманидских эмиров и к их богатейшей библиотеке.
Эмир Нух тяжело заболел, и придворные врачи не могли ему помочь. К больному вызвали Ибн Сину, и молодой врач сумел вылечить эмира. В знак признательности эмир Нух разрешил ученому пользоваться ценнейшим книгохранилищем Саманидов. Ибн Сина с увлечением занимался в этой библиотеке и очень много успел сделать за сравнительно короткий промежуток времени.
Ибн Сина говорил впоследствии своим ученикам, что в хранилище Саманидов были многие редкие и ценные по своему содержанию книги, которых не только никто не видел, но о самом существовании которых ученые того времени и не слыхивали. Войдя в это книгохранилище, рассказывал Ибн Сина, «я увидел помещение со многими комнатами. В каждой комнате стояли сундуки, полные книг. В одной комнате были книги арабские и поэтические; в другой — книги по законоведению, и так в каждой комнате были книги по особой отрасли наук. Я прочитал список книг древних авторов и потребовал те, которые были мне нужны».