Хотел также подробно ответить на вопрос о здоровье, не купленном, принадлежащим нам с рождения, но раздумал. Перечислю только, как мы его не бережем. Мы курим, пьем, едим отраву, не делаем зарядку, не говоря уже о шейпинге, страдаем от сидения перед телевизором, пренебрегаем овощами, сало заедаем салом, находим время для танцев и забегаловок, но у нас нет времени сходить к врачу, пока не поздно. Мы все это делаем, прекрасно зная, что этого делать нельзя, если хочешь прожить хотя бы на 10 лет дольше. В душе мы хотим прожить дольше, но хотя бы пальцем пошевелить для этого – дудки.
А теперь третий вопрос: будете ли вы беречь раба, купленного, как мой товарищ автомобиль? Я нисколько не сомневаюсь, что будете, хотя, может быть, и не так самоотверженно. А раба, который принадлежит Вам от рождения, по «естественному» праву, как Ваше здоровье? То–то и оно. Не будете, за самым редчайшим исключением. Вот в этом–то и состоит разница между рабом, купленным в Кафе каким–нибудь греком, и рабом, который еще в пеленках у матери в землянке, но уже принадлежит Вам и Вы можете делать с ним, что Вам угодно, даже убить или продать отдельно от его матери. Русские рабовладельцы этим и отличались от рабовладельцев всех других стран, где рабы покупные, в основном наши. Русский рабовладелец, даже в 1860 году, все еще не задумывался над принципом, давно выдвинутым, сперва в Древней Греции, еще до рождения Марка Аврелия, а затем ставшим всеобщим принципом уже в 1600 году в Западной Европе: свобода принадлежит человеку по праву его рождения. Человек в принципе рождается свободным. Никто и ничто в мире не может, не имеет права, лишить любого человека этой свободы, не говоря уже о лишении жизни. Вот почему в Западной Европе нет смертной казни. Даже суд может ошибаться, как в случае, когда убили не то одного, не то двух невинных людей за вину Чикатило.
Но не только крепостные рабы принадлежали нашим «просвещенным» помещикам и графам с князьями, включая наших «великих» писателей, разгуливающих с умным видом по парижским набережным Сены и Елисейским полям. Сами эти помещики, графы и князья, включая наших «великих» писателей, целиком и полностью принадлежали нашему «государю». Он хоть и не мог «отвести» их в Кафу, но он мог отобрать у них все до последней копейки, в любое время, когда ему заблагорассудится. Теперь перехожу к впечатлениям иностранцев о нас, русских, на рубеже 16 – 17 веков.
Рабы царя
Герберштейн, Ченслер и другие об отношениях царя и дворян. Кому служили митрополиты? Сегодня – то же самое. Конфискация имущества. Наша деспотия хуже ирано–турецкой. Истории на Руси нет. Учение запрещено даже боярам. Отправленные за границу учиться – поголовно не возвращаются. К 16 веку появилось КГБ. Русская власть не держит своих слов. «Все границы охраняются чрезвычайно бдительно». Про язык, уши и самую жизнь. «Среди судебных дел самое большое место занимают случаи непочтительного отношения к царю». Выходы в другие страны «заграждены».
Начну с самих эксплуататоров, рабовладельцев. Герберштейн (1526): «Князь имеет власть как над светскими, так и над духовными особами, и свободно, по своему произволу, распоряжается жизнью и имуществом всех. Между советниками, которых он имеет, никто не пользуется таким значением, чтобы осмелиться в чем–нибудь противоречить ему, или быть другого мнения. Они открыто признают, что воля князя есть воля Бога. Неизвестно, такая ли загрубелость народа требует тирана государя или от тирании князя этот народ сделался таким грубым и жестоким».
Р. Ченслер (1555): «Если какой–нибудь дворянин или земельный собственник без мужского потомства, то великий князь, немедленно после его смерти отбирает его землю, невзирая ни на какое количество дочерей, и может отдать ее другому человеку, кроме небольшого участка, чтобы с ним выдать замуж дочерей умершего. Если зажиточный человек состарился, то у него немедленно отнимают имение, кроме маленькой части на прожиток ему и жене. Он не может сказать, как простые люди в Англии, если у нас что–нибудь есть, то оно – «Бога и мое собственное». Можно сказать, что русские люди находятся в великом страхе и повиновении и каждый должен добровольно отдать свое имение, которое он собирал по клочкам и нацарапывал всю жизнь, и отдать его на произволение и распоряжение государево».
Р. Гейденштейн (1556 – 1620): «У них существует немного законов, и даже почти только один – почитать волю князя законом, укреплению которого особенно помогали митрополиты (выделено мной). Князь имеет относительно своих власть жизни и смерти и неограниченное право на их имущество.
А. Поссевино (1582): «Московиты с детства приучены отвечать: «Один Бог и великий государь это ведает», «наш великий государь сам все знает», «он единым словом может распутать все узлы и затруднения», «Нет такой религии, обрядов и догматов, которые он бы не знал» (выделено мной). Такое мнение о себе он поддерживает среди своих с удивительной строгостью, так что решительно хочет казаться чуть ли не первосвященником и одновременно императором». «То, что относилось к почитанию бога, он перенес на прославление себя самого». «Великий князь все держит в своих руках: города, крепости, села, дома, поместья, леса, озера, реки, честь и достоинство. На столь обширном пространстве земель, по–видимому, ничто не может быть значительнее тех сил и богатств, которыми он владеет». «Если же он дарует кому–нибудь села и деревни, они не передаются по наследству, если это не утверждается князем. Отсюда возникает угодливость и страх (выделено мной), так что никто не смеет рта раскрыть, а переселением людей в разные гарнизоны пресекаются все пути к заговорам».
Я. Рейтенфельс (1670 – 73): «У поляков все направлено к свободе знати, в Московии же, вообще говоря, все находятся в жалком, рабском подчинении. Некоторые высшие должности, когда–то обладавшие некоторым подобием свободы, либо совершенно отменены царями, или же власть и могущество их до того ограничены, что даже сами бояре, именовавшиеся правителями государства, ныне едва–едва могут считаться наравне с частными, простыми советниками».
А. Олеарий (1634, 1636, 1643): «Что касается русского государственного строя – это, как определяют политики, «monarchia dominica et despotica», то есть находящегося в близком родстве с тираническим».
Ю. Крижанич (1676): Из–за людоедских законов все европейские народы в один голос называют это преславное царство тиранским. И, кроме того, говорят, что тиранство здесь – не обычное, а наибольшее. Если бы в Турецком и в Персидском королевствах не было сыноубийств и не вошло в обычай удушение властителей, то во всех остальных тяготах там меньше жестокости и меньше тиранства, нежели здесь».
Думаю, сами цитаты не нуждаются в комментариях. Я хотел бы только сделать попытку перенести некоторые черты Московии в нынешний, 2000 год и посмотреть, сильно ли мы их искоренили, эти недостатки? Начну с того, допускается ли «осмелиться в чем–нибудь противоречить ему (государю), или быть другого мнения»? Один прокурор «осмелился», или «был другого мнения» – посадили, другого, несмотря на существенную поддержку «заграницы», – выгнали с позором с работы. Третий же быстро научился делать так, чтобы не «осмеливаться» и «не быть другого мнения» и, представьте себе, сидит, не в тюрьме, а в прокурорском кресле. Вы только представьте себе ситуацию, прокурор нарушает не только закон, но и здравый смысл, и ничего – сидит, правит. Посмотрите сами. Человек создал компанию, которая не согласна с президентом по некоторым вопросам. Это же допускается демократией и даже приветствуется, чтобы получался в жизни так называемый плюрализм. Прокурор садит этого человека в тюрьму без всякого обвинения, так сказать, для выработки этого самого обвинения. Чтоб сидел, пока они выработают ему обвинение. Но, когда это обвинение все–таки выработали, того, для кого оно вырабатывалось, из тюрьмы выпускают. Граждане, почему я не слышу гомерического хохота?
В этой главе я рассматриваю «великий страх и повиновение» народов, в том числе у каждого без исключения индивида из этих народов. Я назвал этот страх сперва «чинопочитанием, а потом всеобщей «испуганностью». Вот о нем и говорит выше приведенный англичанин Ченслер, побывавший в Москве в 1555 году. Он, этот страх, прежде всего, относит к правящей верхушке. А как сегодня с этим страхом? В 2000 году? Совершенно точно так же. Вы только посмотрите, как кривится лицо, например, у бывшего пресс–секретаря бывшего президента? Который взбрыкнул, а сегодня опять служит верой и правдой уже другому президенту, замаливает грехи, да так успешно, что его людям слушать становится очень скучно, даже противно.
Выше я говорил, что русское православие очень помогало в лице своих часто сменяемых митрополитов утверждению империи. Так и Гейденштейн говорил об этом еще 400 лет назад. Уж ему–то можете поверить? А насчет «угодливости и страха», которые упоминал Поссевино, как вы думаете на сегодняшний день? Все также? Правильно.
Особо хочу остановиться на праве князей наших «на жизни, смерти и имущество» всех своих подчиненных. Когда читаешь наш Уголовный кодекс, в глаза бросается, что почти все статьи заканчиваются конфискацией имущества. Я раньше и не знал, что в западных странах имущество конфискуется только в том случае, если оно получено преступным путем, притом не все, а только то, по которому доказано судом, что оно получено преступлением. Остальным своим имуществом заключенный может пользоваться и распоряжаться, хотя бы и в тюрьме. У нас же стоит просто: «с конфискацией имущества». Хотя бы ты и подделал справку, что у тебя в данный день отсутствует триппер. Вот как наше государство и сегодня любит наше имущество. Если кто–то из читателей попробует это спереть на коммунистическое прошлое, я его догоню и покажу ему все судебники русские, где с 12 века всегда стояло: «с конфискацией имущества в пользу князя».
Когда московские князья «переносили на себя почитание бога», как отмечает Поссевино, что же вы молчали русские православные митрополиты? Вы ведь понимали, что должность бога выше должности царя? Ладно, тогда вас заставили под страхом увольнения с работы. Но сегодня–то, зачем вы ходите благословлять русский ОМОН на убийство чеченских «сепаратистов», прекрасно зная, что по ошибке они столько наубивают простых мирных людей, что мало не покажется? Притом, там, в Чечне, находятся кроме чеченцев, много русских, и даже православных. Я бы на вашем месте не ходил, стыдно как–то. И грешно.
Особенно стыдно читать, когда нас сравнивают очевидцы, притом не в нашу пользу с турками и иранцами. Хотя чего тут особенного? Куда наши «челноки» ездят за дешевыми товарами сегодня? В Турцию. Где совсем недавно самые лучшие бритвенные лезвия покупали? В Иране. Значит, как тогда мы отставали, так и сегодня отстаем. Но, заметьте, «в Персидском и Турецком королевствах во всех остальных тяготах там меньше жестокости и меньше тиранства, нежели здесь», в Московии.
Зато, я особо заостряю ваше внимание на русских царях по сравнению с польскими царями, которые, первые, не только простой народ гнобят, но и своих малый князей, то бишь, знать, вовсю унижают. Хотя с другой стороны, нам, простому народу от этого только хуже. Оскорбленная царем до глубины души русская знать, такое с нами вытворяет, такое вытворяет. Я думаю, лучше бы их царь не гнобил, может быть, они и к нам бы лучше относились. С сегодняшним днем я даже сравнивать не буду, сами видите.
Совсем уж, было, хотел перейти к простому народу, но вспомнил, что надо бы «понадергать» цитат и про русское образование. Но так как простой народ вообще не получал оного, то образование должно быть отнесено к «правящей верхушке». Поэтому к простому народу перейду, когда опишу, как училось русское, привилегированное общество. Итак, А. Мейерберг (1661): «Москвитяне без всякой науки и образования, все однолетки в этом отношении, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то еще в пределах Московского царства, так как до равнодушия не любопытны относительно иноземных. Следовательно, не имея ни примеров, ни образцов, которые тоже, что очки для общественного человека, они не очень далеко видят очами природного разумения. А что москвитяне изгоняют все знания в такую продолжительную и безвозвратную ссылку, это надобно приписать, во–первых, самим государям, которые ненавидят их, из опасения, что подданные, пожалуй, наберутся в них духа свободы, да и потом восстанут, чтобы сбросить с себя гнетущее их деспотическое иго». Так и охота привести пример Радищева, который, проучившись в Германии несколько лет и познакомившись с Гете, приехал домой, сел и написал «Путешествие из Петербурга в Москву». Потом мороки с ним было у «просвещенной» Екатерины II, она же Великая.
С. Маскевич (1609 – 11): «Тот же боярин мне рассказывал, что у него был брат, который имел большую склонность к языкам иностранным, но не мог открыто учиться им. Для сего тайно держал у себя одного из немцев, живших в Москве. Нашел также поляка, разумевшего язык латинский. Оба они приходили к нему скрытно в русском платье, запирались в комнате и читали вместе книги латинские и немецкие, которые он успел приобресть и уже понимал изрядно. Я сам видел собственноручные переводы его с языка латинского на польский и множество книг латинских и немецких, доставшихся Головину по смерти брата. Что же было бы, если бы с таким умом соединялось образование?».
С. Платонов: При Борисе московское правительство впервые прибегло к той просветительной мере, которая потом вошла в обычай. Оно отправило за границу «для науки разных языков и грамоте» нескольких русских «робят», молодых дворян. Было послано 18 человек, по шести в Англию, Францию и Германию. Любопытно, что из посланных «робят» с ожидаемыми результатами выучки не вернулся никто. Один из них, Никифор Алферьевич Григорьев, стал в Англии священником. Напрасно московские дипломаты пытались за границей заводить речь о возвращении домой таких отступников». Платонов–то мог удивляться этому и говорить «любопытно», он умер в 1933 году, за четыре года до 1937 года. А для меня ничего такого «любопытного» нет, я родился в 1936 году. Поэтому знаю, что даже из «сотрудников» КГБ, посланных за границу, вернулся, считай, только наш новый руководитель. Остальные почти все там остались, даже и кто там не учился, как наследник бывшего нашего «царя» Хрущева. Все, хватит, перехожу к «простому» народу.
Хотя, рано еще. Надо бы поискать в русской истории «истоки» «голубых мундиров», предреволюционной «царской охранки» и самого КГБ, раз уж я о нем упомянул. Вот они, эти истоки. Я. Маржерет (1600 – 1606 годы в России): «Россия не такая свободная страна, куда всяк волен приходить, учиться языку, выведывать то и другое и потом удаляться: в этом государстве, почти недоступном, все делается с такою тайною, что очень трудно угадать истину, если не видишь ее собственными глазами».
Р. Барберини (1565 год): «Во–первых, должно знать, что, когда они (послы) прибудут в эту землю, несколько дней их задерживают областные правители, пока не дадут о том знать двору и не получат оттуда разрешения. Потом, когда получится ответ, что можно их представить, придаются им для конвоя разные бояре, которые везут их туда, не дозволяя, впрочем, говорить им ни с кем дорогою. По прибытию в Москву отводится им особый дом, куда приставляется страж, дабы никто из них, даже последний их служитель, не мог оттуда выйти, и, не дозволяется им ничего покупать для их удобства, кроме необходимого для жизни. К тому же не только им самим не дозволяется выходить за покупками, но даже запрещено, чтобы никто из тамошних жителей не смел к ним приходить на дом, что–нибудь продавать, разве только оскорблять их и делать им всякие неприятности». Господи, да и сегодня разрешается делать у посольств «всякие неприятности», когда наш царь захочет их сделать.
Г. Штаден (в 1576 году бежал из России): «Если приходит посол, ему навстречу высылают на границу много народу. До того места, где великий князь пожелает дать послу аудиенцию, посла везут кружным путем и там, где живут крестьяне, чтобы он не узнал прямого пути и того, что страна так опустела. Посол и его слуги охраняются так тщательно, что ни один иноземец не может к нему пройти. Часто два–три посла приходят в одно и то же место – туда, где великий князь захочет их выслушать. Но они охраняются так строго, что один посол ничего не знает о другом. И ни одного посла великий князь не выслушает до того, пока не будет знать, что сказать в ответ». Ну, вылитый Брежнев, не правда ли?
Д. Принц (1608 год): «Никто не въезжает в Московию, чтобы об этом тотчас не было донесено великому князю. Если кто–нибудь прибудет без дозволения, тот подвергает себя величайшим опасностям и некоторым образом задерживается как пленник до тех пор, пока не узнают точнее, какое он имеет намерение».
А. Поссевино (1582 год): «Окруженные этими телохранителями, мы не могли без большой необходимости выйти из дому или послать куда–нибудь. К большому нашему неудобству случалось, что московский князь по своей подозрительности не допускал к нам врачей во время болезни. Князь обещал мне в присутствии 100 знатных людей относиться к нашим людям так же, как и ко мне, если бы я остался. Однако им не было дано никакой возможности выходить, если не считать одного–двух раз».
Это очень важное мнение о русских царях. Оно доказывает, что вечно наши «великие князья» не держали своих слов, если они дадены при своих, хотя бы и 100 холопах, это же не на «саммите восьмерки», которая суть, вообще–то, по–прежнему, «семерка». Доказательства? Пожалуйста. За долги России какой–то зачуханной фирме перед уикэндом 14 июля 2000 года арестовали по решению международного суда наш корабль во Франции вместе с нашими людьми на борту, из которых большинство – наши российские дети. Мамы этих детей весь уикэнд бегают около французского посольства, выкрикивая просьбы и ругательства в адрес Франции, моля их вернуть хотя бы детей. А наш президент на этот же самый уикэнд полетел в Сочи и купается в море, как будто ничего не случилось, у него, видите ли, выходной согласно конституции. Но этот же президент давал нам клятву на этой же самой конституции, что он гарант нашей с вами свободы, которую нарушила другая страна. Вы представляете себе, чтобы так мог поступить американский президент в подобной ситуации? Рейган с ног сбился, когда в Иране взяли в заложники американцев, были истрачены сумасшедшие деньги, проведена почти авантюрная военно–шпионская акция, все американские немалые силы были использованы для освобождения заложников. Или случись какая–нибудь авария, бандитская акция сумасшедшего или какое другое событие, связанное, с правами американцев. Их президент, даже супружескую постель покидает немедленно и спешит на помощь своим согражданам, лично. А тут, подумаешь, важность, 100 детей взяли в заложники. Да у нашего президента их миллионы еще дома осталось.
Я Маржерет (1606 год): «Никто из посольской свиты не может прогуливаться по городу без особенных проводников, которые наблюдают, куда пойдет чужеземец, что будет делать и говорить».
Петр Петрей де Берлезунда (1611 год): «…ни одному чужеземцу (кроме послов) не дозволяется ездить в эту страну и путешествовать по ней, как водится в других краях. Попадавший туда должен был оставаться навсегда в тамошней службе. Если же бы ему захотелось выехать из нее, его наказывали ужаснее убийцы, разбойника и преступника против Величества».
Д. Флетчер (1589): «…но бежать отсюда очень трудно, потому что все границы охраняются чрезвычайно бдительно, а наказание за подобную попытку, в случае если поймают виновного, есть смертная казнь и конфискация всего имущества». Видите, конфискация всего имущества. А за что? Не за то же, что он его преступно нажил, а за то, что убежать захотел. Меня так и подмывает спросить у историков, как же так получается, что «татары» сквозь эту границу по 100 000 человек разом «переправляли»? Но продолжаю цитату: «По той же причине не дозволено у них иностранцам приезжать в их государство из какой–либо образованной державы иначе, как по торговым сношениям, для сбыта им своих товаров и получения чрез их руки произведений чужеземных. С этой целью, в нынешнем 1589 году, они рассуждали между собой о переводе всех иностранных купцов в пограничные города, и чтобы на будущее время быть осмотрительнее относительно прочих иностранцев, которые будут приезжать во внутренние области государства, дабы они не завезли к ним лучшие обычаи и свойства, нежели какие они привыкли видеть у себя». Чем отличается «железный занавес», возведенный Сталиным от описываемого?
А. Поссевино (1582): «никто из московитов обычно не ездит в другие страны, если его не пошлют. Не разрешается даже иметь кораблей, чтобы не сбежал таким путем, и, наконец, считается, что слишком тесным общением с иностранцами можно принести вред князю. Но даже тем, кого они отправляют в качестве послов к христианским государям, не разрешается разговаривать с посланцами, прибывшими к великому князю московскому в ответ на его посольство. Так не разрешалось Фоме Шевригину разговаривать с нами, хотя мы, по приказанию вашего святейшества, провезли его через Италию со всем нашим дружелюбием и с большим почетом».
Т. Смит (1604): «Но здесь каждый подданный может опасаться, что ему отрежут язык, если он будет все высказывать, отрежут уши, если он будет все слышать, и, наконец, он будет лишен жизни, если во что–либо уверовав, вздумает выступить на защиту своих убеждений». Иногда думаю, что лучше с отрезанным языком и без ушей жить на воле, чем в сталинских лагерях с ушами и языком.
М. Алпатов: «Среди судебных дел при Алексее Михайловиче (второй Романов, отец Петра) большое место занимают случаи непочтительного отношения простых людей к царю и его близким. По законам того времени, подобные преступления жестоко карались». Сразу эту фразу и не осмыслишь. Поэтому объясняю. Представьте себе весь уголовный кодекс, десятки, если не сотни видов преступлений. Теперь обратите внимание на то, что все эти преступления, положенные на чашку весов, еле–еле перетягивают всего одно преступление, а именно — «непочтительное отношение простых людей к царю и его близким».
А. Мейерберг (1661): «…по царскому запрещению, никому из московитян нельзя заносить ногу за пределы отечества, ни дома заниматься науками. От того, не имея никаких сведений о других народах и странах мира, они предпочитают свое отечество всем странам на свете, ставят самих себя выше всех народов, а силе и величию своего царя, по предосудительному мнению, дают первенство перед могуществом и значением каких бы то ни было королей и императоров. Ни один народ в свете не скрывает своих дел тщательнее московского. Ни один столько недоверчив к другим и ни один не получил привычки так великолепно лгать о своем могуществе и богатстве». Попробуй скажи открыто, что ты в действительности об этом думаешь, я вот пишу и боюсь. Благо, что стар.
Я. Рейтенфельс (1670 – 1673): «Дабы открыто явить себя ревностными хранителями стародавних обычаев, русские не допускают всех, без разбора, чужестранцев во внутрь страны, а тех, кои допущены и кои начнут говорить об изменении существующего порядка, тех они выслушивают не благосклонно, не выезжают, наконец, за пределы отечества, с целью попутешествовать. Мало того: говоря об иностранных делах, они обыкновенно упорно твердят: хорошо это у них делается, да только не по нашему обычаю. Ибо они легковерно ласкают себя льстивым убеждением, что кроме Московии нигде ничего хорошего не делается и что людям хорошо только у них». Да и сегодня спроси в деревне, где еще нет электричества, а их полно еще по России, что тебе надобно для счастья? Ответят, что, «есть сало с салом и спать на свежей соломе».
С. Главинич (1661): «Вот, когда царь Московский дозволит своим свободно осматривать везде другие европейские страны, тогда, может быть, войдет в них и здравое учение с иноземными нравами. Но это запрещено под смертною казнью без получения на то в точных словах разрешения. «Да куда, да зачем, да надолго ли?» А без того выезд нравственно не возможен для жителей внутренней Московии, так все выходы заграждены».
Надо ли все это комментировать? Тут и без комментариев все ясно. Тут расписаны все без исключения отделы КГБ, даже их «войска». Я специально привел столь много цитат совершенно разных авторов и из разных стран, чтобы кто–нибудь из моих будущих критиков не мог сказать, что я привел какое–то частное, «неверное» мнение какого–то «одного недоброжелателя» России.
Рабы рабов царя
Хлебников: «Приучить общество к постоянному труду – вот цель крепостного права». «Русское обличье говорит о рабской неволе, тяготах и малодушии. «Волосы они чаще стригут, нежели расчесывают». Расписание поклонов. «Чванство, самомнение и произвол». «Льют себе пушки наподобие тех, которые захватили у пленных лет за тридцать назад». «…чтобы они не имели ни способности, ни бодрости решиться на какое–либо нововведение». О верности слову. «…с первого взгляда поймут и сработают». «…девицы вступают в брак на десятом году возраста, юноши на двенадцатом или пятнадцатом году». «они не только не преподают им никаких правил пристойного образа жизни, но, напротив, считают нужным учить их, в банях и в постелях, многому такому, что должно быть окутано глубочайшим мраком». «…четыре раза продать их на совершенно законном основании». «…деревни и города, в целую милю длины, совершенно пустые, народ весь разбежался…»
Вот теперь можно переходить и к описанию словами иностранцев «простого русского народа». Вам не будет, может быть, так обидно при чтении, ведь вы уже прочитали изложенное выше? А начну я, все–таки с русской цитаты, господина Н. Хлебникова, покойного (1840 –1880): «Изучая нашу древнюю историю, я удивлялся не тому, что у нас явилось крепостное право, но тому, что оно образовалось так поздно. Можно думать, что в некоторые эпохи эта тяжелая опека, которая называется крепостным правом, решительно необходима для того, чтобы приучить народ к труду и образовать богатое и образованное сословие, которое так необходимо для государства. Приучить общество к постоянному труду – вот цель крепостного права. В нашей истории, как известно, факт прикрепления совершился дважды, и второе прикрепление совершилось при Екатерине II, в 1783 году. В обоих случаях причиной была та же необходимость заставить трудиться бродячее народонаселение. Итак, личный интерес Бориса здесь совпадал с экономическими потребностями общества (первое, как считает Хлебников, приобщение к рабству)».
Хорошо, что сей историк так мало прожил, поживи еще он, не такое бы сообразил. Второй этап укрепления рабства, которое Хлебников ласково называет «прикреплением», может быть, присоветовал Екатерине «Великой» в своих письмах великий правозащитник Вольтер, с которым она для отвода «всемирных глаз», регулярно переписывалась? Нет, он умер в 1778 году, а рабство она «укрепила» в 1783 году, через пять лет после его смерти. Причем, не просто так, сдуру, а по «решительной необходимости», «для того, чтобы приучить народ к труду и образовать богатое и образованное общество». «Образованное общество», которое потом будет ездить гулять на Елисейские поля, рассуждать об их революциях, и писать книжки про заграничную «красивую» любовь, одновременно проедая добытые рабским трудом своих «прикрепленных» крестьян деньги. Но мы–то с вами уже знаем, что рабство русских было вечным. Оно только все время «укреплялось», в том числе и в последние два раза. Прежде чем предоставить слово иностранцам, напомню, чтобы вы взглянули на первую часть стихотворения Кольцова еще раз, где русскому мужику не охота, ни косить, не молотить. Даже марксисты–ленинцы, которые, в конечном счете, вновь, после 1861 года, перешли на рабский труд в России, писали, что рабский труд малоэффективен, а потому, дескать, и перешли к капиталистическому труду. А тут какой–то Хлебников в самом конце 19 века, когда уже самому Ленину было 10 лет от роду, пишет о «решительной необходимости» рабства. В общем, смотри выше.
Теперь предоставим слово иностранцам. А. Контарини (1476): «Московитяне, как мужчины, так и женщины, вообще красивы собою, но весьма грубы и невежественны». Ю. Крижанич (1650): «Русское обличье не отличается ни красотой, ни ловкостью, ни свободой, а скорее говорит смотрящим людям о рабской неволе, тяготах и малодушии». С первой до второй характеристики прошло 174 года, 7 поколений сознательной и производительной жизни (25 лет).
А. Мейербер (1662): «Вседневная одежда москвитян, даже и знатных, не расстроит очень состояния». Я. Рейтенфельс (1670 – 73): «Волоса у них по большей части, русые или рыжие, и они чаще стригут их, нежели расчесывают, большая часть их смотрит исподлобья и дико».
Р. Барберини (1565): «Благодарят они таким образом: если один обещает что–нибудь на словах, то другой, сняв шапку, пренизко ему кланяется, опуская руку книзу; если требуется большей благодарности, в таком случае, достает он рукою даже до земли. А еще для большего подобострастия или, показывая как умеет он ценить обещаемую милость, касается земли обеими руками. Если же, притом, один из них сановник и оказывает какую–нибудь милость или покровительство, или тому подобное, другому, который меньше его званием, тогда сей последний становится на колени и, обеими руками касаясь пола, бьет челом оземь. У них уже так принято, что чем сильнее бьют головой оземь, тем соблюдается более церемонии или чинности». Т. Смит (1604 – 1605): «…чванство, самомнение и произвол составляют присущие свойства каждого русского, занимающего более или менее почетную должность».
А. Олеарий (1636): «Все они, в особенности же те, кто счастьем и богатством, должностями или почестями возвышаются над положением простонародья, очень высокомерны и горды, чего они, по отношению к чужим, не скрывают, но открыто показывают своим выражением лица, своими словами и поступками. Говорят, что раньше они были еще невежливее, но несколько исправились вследствие общения и сношений с иностранцами. При вспышках гнева и при ругани они не пользуются слишком, к сожалению, у нас распространенными проклятиями и пожеланиями с именованием священных предметов, посылкою к черту, руганием «негодяем» и т.п. Вместо этого у них употребительны многие постыдные, гнусные слова и насмешки, которые я, – если бы того не требовало историческое повествование – никогда не сообщил бы целомудренным ушам. У них ничего нет более обычного на язык: «бл…н с. н, с…н с. н., собака, . б т… м .ть, . б..а м . ть», причем прибавляется «в могилу, in os ipsius, in oculos» и еще иные тому подобные гнусные речи. Говорят их не только взрослые и старые, но и малые дети, еще не умеющие назвать ни бога, ни отца, ни мать, уже имеют на устах это: «е . ет твою м . ать» и говорят это родители детям, а дети родителям». Я. Рейтенфельс (1670 – 73): «Русские наши в обыкновенных разговорах не прибегают, когда бранятся, как это обыкновенно делается у многих народов, к заклятиям небесными и подземными богами, но доходят почти до богохульства, пользуясь постоянно бесстыдными выражениями. Рассерженные чем бы то ни было, они называют мать противника своего, жидовкою, язычницею, нечистою, сукою и непотребною женщиною. Своих врагов, рабов и детей они бесчестят названиями щенят и выблядков, или же грозят им тем, что позорным образом исковеркают им уши, глаза, нос, все лицо и изнасилуют их мать».
С. Герберштейн: «Москвичи считаются хитрее и лживее всех остальных русских, и в особенности на них нельзя положиться в исполнении контрактов. Они сами знают об этом, и когда им случится иметь дело с иностранцами, то для возбуждения большей к себе доверенности они называют себя не москвичами, а приезжими». А что с них возьмешь, с рабов, если их царь при ста свидетелях обещает и не держит своего слова?
Р. Барберини (1565): «… потому что на словах они довольно хороши, зато на деле предурные, и как нельзя ловчее умеют, добродушной личиною и самыми вкрадчивыми словами, прикрывать свои лукавейшие намерения. Притом, они большие мастера на обман и подделку товаров и с особенным искусством умеют подкрашивать соболей, чтоб продавать за самые лучшие, или покажут вам одну вещь на продажу, а станете с ним торговаться о цене, они тут будто и уйдут, и слышать не хотят об уступке за предложенную им цену. А между тем и не заметите, как уже обменяют вещь и возвращаются к вам, уступая ее. Они искусно выделывают разные кожаные вещи, например: седла, тулупы и тому подобное, в сшивании и украшивании которых не уступают самим туркам. В прошлом году ввели они у себя печатание, и я сам видел с какою ловкостью уже печатались книги в Москве. Буквы их большею частью заимствованы из греческого алфавита. Затеяли они также ввести делание бумаги и даже делают, но все еще не могут ее употреблять, потому что не довели этого искусства до совершенства. Таким образом, мало–помалу они продвигаются вперед, тем более что уже льют у себя пушки, и колокола и сами делают пищали и другие разные вещи наподобие тех, какие захватили у пленных, лет за тридцать назад» (выделено мной). Совершенно так же как сегодня выпускаем автомобили, например. Если меня начнут срамить «за неуважение к своему народу», я спрошу своих критиков, чьи окорочка они едят, какой телевизор смотрят, на какой машине лучше ездить и реже ремонтировать, какие у них утюг, кухонный комбайн, кофеварка и так далее. Вообще спрошу, какими вещами они себя любят окружать, какую одежду носят? И они сразу заткнутся, несмотря на то, что «очень любят свой народ и не дадут его в обиду отщепенцу вроде меня». Надо любить правду, любую, в том числе и неудобную для народа.
Д. Флетчер (1588): «Что касается до других качеств простолюдинов, то, хотя и заметна в них некоторая способность к искусствам (как можно судить по природному здравому рассудку людей взрослых и самих детей), однако они не отличаются никаким даже ремесленным производством, тем менее в науках, или какими–либо сведениями в литературе, от коих так точно, как и ото всех воинственных упражнений, их с намерением стараются отклонить для того чтобы легче было удерживать их в том рабском состоянии, в каком они теперь находятся, и чтобы они не имели ни способности, ни бодрости решиться на какое–либо нововведение (выделено мной). Что касается до их свойств и образа жизни, то они обладают хорошими умственными способностями, не имея, однако, тех средств, какие есть у других народов для развития их дарований воспитанием и наукою. […] образ их воспитания признается их властями самым лучшим для их государства и наиболее согласным с их образом правления, которое народ едва ли бы стал переносить, если бы получил какое–нибудь образование и лучшее понятие о боге, равно как и хорошее устройство. С этой целью цари уничтожают все средства к его улучшению и стараются не допускать ничего иноземного, что могло бы изменить туземные обычаи. Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они также бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин, унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем–нибудь верх. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств. Жизнь человека считается ни нипочем. Часто грабят в самих городах на улицах, когда кто запоздает вечером, но на крик ни один человек не выйдет из дому подать помощь, хотя бы и слышал вопли. Что касается верности слову, то русские большею частью считают его почти нипочем, как скоро могут выиграть обманом и нарушить данное обещание. Всякий русский не верит ничему, что говорит другой, но зато и сам не скажет ничего такого, на что бы можно было положиться».