Хвастовство, которое в заголовке, заставляет имитировать наших правителей изучение иностранного языка в школе и институте. Главное в этом «изучении» то, что никто не должен научиться разговорному иностранному языку. Максимум – это перевести с бумажки на бумажку, но ни в коем случае не с голоса на ухо и обратно. Я даже помню большую дискуссию двадцатилетней давности в «Литературной газете» фактически между теми, кто учит, и кто хочет изучить. Те, кто хочет изучить, писали о необходимости разговорного языка как основы, а те, кто учит, настропаленные партийным руководством, наоборот, доказывали, что разговаривать незачем, а надо учиться переводить технические статьи, например, по кибернетике, в которой мы навсегда отстали. Последнюю точку в этой дискуссии поставили учителя английского языка, по книжкам которых вся страна его «изучала». Ну, разве можно изучить язык, занимаясь им 45 минут в неделю, притом «переводя», а не разговаривая? Ну, разве можно научиться языку у учителя, которого если забросить в страну, язык которой он преподает, то там он будет выглядеть ничуть не лучше своих учеников? Потому, что и его самого учили по той же самой методе, чтобы он не мог разговаривать, но мог «переводить с бумажки на бумажку. Все это отработано за 400 лет до такой степени, что сбоя не дает, и случайно встретивший иностранца наш гражданин не выдаст наших «тайн» и не узнает, как они там живут. Всего два института страны до самого последнего времени готовили людей, которые умели с грехом пополам разговаривать на иностранном языке, это МГИМО и Институт военных переводчиков, засылаемых потом в страны, где мы имели «интересы» захвата власти. Этих переводчиков «разговорного» жанра вполне хватало на все государственные нужды.
Таким образом, имитация изучения иностранных языков в нашей стране возникла от смешанного чувства наших царей: от хвастовства, о котором я сказал выше, и от страха за свою участь. Как бы они, выучив языки, не узнали правду, что живут как скоты.
Зачем нас «ломают»
Самолет. Синяя униформа и иностранец. Второй самолет. Что такое «исторически сложилось»? Посол иностранный, боярин и глупый ленивый народ. Как заставить боярина бояться царя? Инструкция для «невыполнения». Прием иностранцев. Мощи И. Шмелева. «Забавное приключение».
Во введении я сказал, что свои страхи цари пытаются внушить нам, чтобы нами легче было управлять: боящимся вообще легче внушить несуществующие дополнительные страхи. Разновидность страха – терпеливое и привычное унижение, непрерывное унижение.
Риторический вопрос: преднамеренно ли нас унижают? Иди это типичная случайность, вытекающая из пренебрежения к собственному народу? Скажу сразу, что случайности нет, и докажу это. Преднамеренность налицо. Но есть и третья причина: скрытая непримиримая обоюдная ненависть народа и власть имущих. Привожу примеры. Выводы будете делать сами.
Самолет. Объявляется посадка. Времена брежневские, когда ни в одном самолете свободных мест не бывало, билеты стоили по–социалистически. Почти любой мог летать раз в году. Народ сломя голову бросается к трапу, опережая друг друга. В очередь не становятся. Все стараются оказаться рядом с трапом. Куча мала. Женщины с детьми всех позади, иначе детей раздавят. Стоят, молчат, ждут по полчаса и более. Знают, что хотя билет и есть у всех и зарегистрирован, но может вполне оказаться, что в самолет не пустят, скажут, что мест больше нет. Никто, никогда, никому не будет объяснять, почему так вышло. Прогонят от трапа и все: жди следующего рейса. Потому и давка, потому и не видят детей, знают, что зарегистрированный билет на рейс абсолютно ничего не значит. Командир судна, даже стюардесса, не говоря уже о служащих аэропорта, может посадить «своего» человека, даже и без билета, а тебя прогнать от трапа с зарегистрированным билетом. Стоят, ждут. На первой ступеньке трапа стоит статуя в синей униформе с рацией в руке, но немая как рыба или гавкающая как собака. Проходит минут сорок. Все молчат, знают, что никто ничего не будет объяснять. Вдалеке появляются двое, не спеша, направляются к самолету, одна фигура такая же синяя, как и на трапе. Синяя фигура подходит к толпе у трапа и как танк раздвигает ее. Все сторонятся, открывая узкий проход, бульдозерный нож – это синяя униформа. Любой униформы все боятся больше чем натурального бульдозерного ножа. Человек, идущий за «бульдозером», иностранец, он презрительно смотрит на русскую толпу. Дома, например, в Америке он по своему статусу приблизительно равен любому из нашей толпы, но здесь он уже привык за два дня к своей исключительности. Поэтому и презрителен.
В гостинице его подвели к администраторше, к которой стояла такая же очередь, и обслужили сквозь эту очередь. Вели обедать в ресторан тоже сквозь очередь, стоявшую на панели около входа. Официант к нему тоже подошел, едва он опустился на стул, хотя за соседним столом, он видел, сидят и ждут. Когда он, пообедав, выходил, соседний столик все еще не был обслужен. Он все это примечал, у него вырабатывалось презрение к народу, который не как все, у них нет лозунга как у него дома: «Америка для американцев». Он понял, что Россия тоже для американцев, а не для русских. В самолет его чуть ли не занесла на своих «хрупких» плечах улыбающаяся только ему женская фигура в синем. Он специально минут 10 укладывал свое тело в кресло, знал, что этих безмолвных свиней в самолет не пустят пока он не усядется. Ему было очень приятно. Поэтому он как бы ненароком похлопал по обтянутой тонким синим сукном попке фигуры в синем. Фигура шаловливо улыбалась, как будто по ее попке прошелся сам красавчик Билл, хотя иностранец больше походил на Квазимодо.
Самолет суматошно начал заполняться, туго набитые сумки с «ручной кладью» не влезали под сиденья. Американец удивлялся, почему эти дураки не сдают вещи в багаж, мучаются. Он так и не узнал, что в багаже или сломают, или украдут. Его багаж положили в отдельное место, в котором не воруют, чтобы не дай бог, чего не случилось. Он также не узнал, что за бортом самолета остался человек, на чьем месте он сидел, а тот оставшийся человек был знаком его отцу, встречались на Эльбе в 1945 году. Все описанное – чистейшая правда, только взятая не с одного, а с нескольких рейсов Аэрофлота.
Или опять же об Аэрофлоте. Домодедово, 31 декабря, рейс в 22–00, через два часа новый год, самолет битком набит. Входит экипаж, заходит в кабину, потом по одному начинают сновать туда–сюда, в хвост самолета и обратно. Потом все разом уходят. Сидим минут сорок, никто ничего не говорит, стюардессы как немые. Надо сказать, что экипаж состоит из двух частей: летчики и стюарды, служат как бы в разных «аэрофлотах». Вот пол–экипажа ушло, а пол–экипажа не знает почему. Сидим 2 часа, двери открыты, потому холодно, но отопление и вентиляция не включены, ведь летчиков нет – потому моторы не включены и очень душно и в туалет не пускают. Дети плачут, стюардессы молчат как партизаны. Через три часа является второй летный полуэкипаж, тоже походив взад–вперед по самолету, покидает его. Слегка подвыпивший пассажир просится тщетно в туалет, потом по крутой приставной металлической лесенке, несмотря на громкие крики всех стюардесс разом (трап уже три часа как убрали) спускается и уходит в аэровокзал, километра полтора. Еще несколько человек тем же путем покидают самолет, остальные сидят, задыхаются от недостатка кислорода, то одна, то другая женщина начинает высказываться, истериковать, мужики молчат. Проверявшая билеты синяя фигура то и дело что–то шепчет в портативную рацию. Проходит пять часов, шесть часов, потом к самолету нехотя подъезжает трап и пассажиров «просят» выйти из самолета и «проследовать в аэровокзал». Только «проследовали», отдышались, «посетили» туалет, радио объявляет: «просим на посадку». Сели, взлетели, полетели, никто ничего не знает, почему сидели и ждали 8 часов. Потом узнал. Оказывается, первый летный полуэкипаж сильно хотел встречать новый год дома, потому нашел какую–то неполадку в самолете и не полетел, пока ее искали. Но так как сидеть долго в самолете и не лететь действует на нервы полуэкипажа, то лететь ему нельзя уже – сильно разволновался. И он пошел выпивать. Второй полуэкипаж – сделал то же самое, в полном соответствии с какой–то там инструкцией и тоже пошел выпивать. А у третьего экипажа, уже выпившего заранее, отоспавшегося и приступившего к своим обязанностям 1 января следующего года, уже не было никаких причин не лететь, и он полетел, а какая–то мелкая неисправность в самолете стала дожидаться своей очереди стать крупной, или в таком же «мелком» виде послужить причиной для очередного праздника, чуть не сказал труда.
Боже избавь, чтобы в этих конкретных случаях я винил наше многомудрое правительство, царя и какого–нибудь дворянина или всех их скопом. Хотя именно они сделали так русские законы и их выполнение за многие века, а мы так хорошо на генетическом уровне приспособились к «окружающей среде», что мы ничего не только не можем поделать против издевательств над нами, но даже уже и не хотим ничего делать. Так уж «исторически сложилось» – любимая фраза историков, ничего не объясняющая. Но, например, американские пассажиры, оказавшиеся в таком же положении, просто разом разбогатели бы на этом рейсе, а их «аэрофлот» – обанкротился бы. Вот и вся разница.
Не знаю, приводить ли мне еще примеры из любой другой области нашего бытия, из многочисленных «присутственных мест» от «бесплатной» поликлиники до ЖЭКа, тоже почти «бесплатного». Причем интересно бы узнать, где берут деньги наши правители для всего этого «бесплатного», не сами ли золото в Магадане моют, а потом на него нам делают все бесплатно? Мы же знаем поговорку, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. По–моему, англичане придумали, с самым древним парламентом.
Перенесемся в 16 век, в Московию. Едет посол европейской страны в государство рабов, в Grande Tartarien, попросту в Тартарары. У себя на родине он мелкая посольская сошка, в те времена к нам шибко знатных не посылали, мол, обойдутся. На границе его встретил боярин с челядью человек в сто. Суета такая, словно армия направляется в поход, но ничего не идет ладом. Лошадей в нужном количестве нет, сена имеющимся – тоже. На каждой станции боярин бьет станционных людей направо и налево, те кланяются в пояс и в землю, шапки в руках, но дело не двигается, то того нет, то этого недостача, то дров нет, то зажечь дрова нечем. Тумаки сыплются, их молча сносят, но только боярин отвернется, опять что–нибудь не так. Посол удивлен разгильдяйству русских, он не понимает, что они нарочно саботируют, так как ненавидят боярина, а тумаки им даже в почет, хорошо разозлили барина. Весь путь боярин был мокрым от пота, несколько раз падал, запутавшись в своих, не то в рукавах, не то в подоле своей шубы, суетился, торопился, но посольство ехало очень медленно: шум, гвалт, а путь все еще далек, почти не сокращается. Посол поинтересовался у боярина, что он такой мокрый, чего суетится без толку? Боярин и отвечает: «Это вашему государю можно служить, как попало, а своему мы служим только так, со всем нашим прилежанием, до изнеможения». Посол подумал, что без боярина он бы быстрее добрался, за деньги, притом совсем малые. Но боярин его вез «бесплатно», чего не может быть в принципе. Посол ведь не знал, что все население края должно было «обеспечить» царский поезд по типу: вынь да положь. Мосты навести на речках без леса, дороги отсыпать песочком, которого не было тут отродясь, «суп сварить из топора». Когда приехали к царю, оказалось, что боярин–то, встретивший посла, очень знатный, почти рядом с царем сидит за столом, когда выпивают.
Зачем же это делается? А затем, что царь очень боится предательства бояр, боится за свое место. Поэтому он заставляет бояр бояться его, переносит свой страх на них. Запуганные, они меньше смогут думать о «плохом» для царя, вся их деятельность мозговая будет направлена на противостояние страху и на услужливость царю, авось обойдется. А как же их заставить бояться? А очень просто, заставить сварить суп из топора, пусть помучаются. Вот поэтому царь не делает порядка, а, наоборот, плодит беспорядок, как это видно на примере самолета и боярина. Данному боярину, везущему посла через десяток боярств, или областей по–современному, никто прямо не подчиняется в этих боярствах, поэтому он может только раздавать тумаки направо и налево, а решить проблему кардинально, раз и навсегда, не может. Но это–то как раз и нужно царю. Если боярин не решит возникающие проблемы на уровне природной смекалки, то можно объявить его «опальным» и держать в таком подвешенном состоянии возможно дольше. А боярин будет из кожи лезть, чтобы выйти из этого опасного положения, он забудет напрочь, что еще вчера хотел создать заговор, причин к которому у всех бояр было, хоть отбавляй.
Еще один пример, почти современный, но тоже про царя и бояр, только коммунистических. Я принимал в этом участие в качестве народа. Лет пять подряд, еще при Брежневе, я возглавлял комиссию по приему иностранцев в нашем производственном объединении, а к нам из–за новой технологии гидродобычи угля приезжало много иностранцев из самых разных стран. Естественно, после каждого визита я писал записки в КГБ о том, что видел и запомнил, вплоть до того, что я был обязан, собрав паспорта с иностранцев для прописки в гостинице, представить их сперва в КГБ для снятия копии. Но не об этом речь. Речь о «смете на прием иностранной делегации», составляемой мной в каждом случае. При этом для составления сметы у меня был секретный «талмуд» страниц на двести под названием «Инструкция по составлению сметы и …», далее не помню. Так вот, эта инструкция предусматривала все до мелочей, как будто это инструкция не для сметы, а по безопасности атомного реактора. Во–первых, иностранцы делились на категории и «приравнивались» к нашим министерским работникам. Так, насколько я помню, наш министр «приравнивался» к руководителю крупной иностранной корпорации, а его личная переводчица – к нашей секретарше генерального директора. Это надо было для того, чтобы по специальным таблицам в инструкции определить, сколько на каждого члена иностранной делегации можно было «законно» потратить советских рублей в сутки, включая гостиницу, обед, ужин, завтрак и кофе между ними, а также тип микроавтобуса или просто билет на трамвай.
Но не для этого же я все это рассказываю в такой серьезной книге, а для того, чтобы под присягой подтвердить, что на отпускаемые по инструкции деньги на обед для нашего министра при «приравнивании», например, иностранного президента компании можно было накормить не выше, чем в кафе–стекляшке, а его секретаршу – в шахтовом буфете. По всем остальным пунктам инструкции соотношение возможностей было точно такое же. Мне–то было наплевать, я бы повел ихнего президента туда же, где и сам ел, но мой–то генеральный директор, будучи боярином, не мог так поступить. Ведь иностранный боярин, вернувшись в Москву с поносом, обязательно сказал бы министру о нашем боярине несколько плохих слов. Это же точно та же самая ситуация, что и с послом и боярином 16 века. А за нарушения инструкций Минфина сажали строже, чем сегодня за воровство миллионов, долларов, разумеется. Вот наш местный боярин и начинал нарушать крадучись инструкцию. Выписывал человекам десяти премию «за совершенствование техники и технологии», а потом специальные доверенные лица забирали эту премию у премированных, правда, оставляя им некоторую сумму на партийные и другие взносы плюс бутылка водки и три пирожка с ливером. Иностранец был доволен, «сыт, пьян и нос в табаке», только раз пожаловался министру, что в гостиничном туалете несколько попахивает, но не дезодорантом, а тем, против чего дезодорант действует, но нас это уже не касалось. Это уже касалось первого секретаря горкома «нашей» партии. А вот нашего боярина начинала терзать тревога другого свойства. Он ничего уже не делал для своего объединения, а только считал дни. Если в течение недели не приезжала комиссия из министерства считать «сметные» деньги и проверять списки премированных, то он успокаивался и начинал работать.
И таких примеров я могу привести сотни, из самых разных сфер жизни, когда бояр заставляли нарушать, а потом проверяли, как это они делают? Сами же бояре точно таким же образом заставляли нас, рядовых граждан, быть покладистыми и послушными, как в описанных самолетах. Так как я уже рассказал выше, и не только в этом разделе, какая скрытая ненависть витает между боярством и царем, мне осталось рассказать о том же самом между боярами и народом. Частично я показал это примером из 16 века, когда боярин, сопровождая иностранного посла, от границы до Москвы не просыхал от пота. Теперь дополню.
Тут недавно случай интересный в России произошел. В самом начале ушедшего века жил в России писатель Иван Шмелев. Очень верующий, у него все книжки про православие, аж мед из них сочится, настолько сладко жилось на Руси, особенно в Москве. Эксплуататоры и эксплуатируемые настолько дружно жили, что последнюю рубаху могли друг другу отдать. Не государство, а рай земной, настоящий Эдем. Купцы и заводчики ничего не делали, только молились денно и нощно, народ же выпивал почти исключительно по праздникам. Писатель этот очень удивлялся, почему у одного старика–официанта сын ушел в социалисты, а не стал как отец официантом, а жизнь официанта была очень непроста, всем ублажи, да еще и в морду можешь получить. Одна вера только и спасала. Но коммунисты все равно убили сына у этого писателя, кажется по ошибке, по–моему, в Крыму, посчитали его «белым», стремящимся убежать с Врангелем. Поэтому отец тоже уехал, наверное, в Париж, да так там и помер. Хотя мог бы строить социализм, отец у него был строитель, крупный подрядчик, но очень честный, поэтому и обеднел к смерти. Писал Шмелев хорошо, старинным слогом, почти древнеславянским, но очень уж слащаво, форменный славянофил и чересчур уж верующий, православный. Конечно, не Гоголь. Но и не Булгарин. Самое интересное то, что Новая Россия, теперешняя, РФ, решила в целях экономии и еще кое в каких целях перевезти прах Шмелева на родину и перевезла, да с такой помпой, будто это не Шмелев, а Карл Маркс или какие–нибудь святые мощи.
Я задумался над этой проблемой. Ведь не Бродского же, которого весь мир знает. Вышло у меня вот что. На 100 процентов уверен, что за Шмелева похлопотал наш патриарх, наверное, канонизировать его собрался. Кстати канонизация прошла, святых прибавилось за сотню, но я не проверял в списке Шмелева. Уж очень верующий, посильнее самого патриарха, пожалуй. Да и престиж нашей православной церкви подорвала торговля дьявольскими зельями: водкой и сигаретами, надо же поправлять. Думаю также, что зарубежным кладбищам надо платить ежегодно за русских, которые там лежат, иначе откопают и сожгут. Вот и решили, что пусть лежит в родной земле, бесплатно, и будет при том наглядным пособием для вновь обращенных. Выгода двойная. Но я не для этого описал биографию рядового русского писателя, а чтобы пересказать его один рассказ, как раз характеризующий отношение представителей народа к представителям власть имущих, бояр.
Рассказ называется «Забавное приключение». Молодой, энергичный, недавно сильно разбогатевший и продолжающий легко и красиво богатеть, представитель тогда зарождавшегося крупного русского капитала, совершенно такой, каких сегодня показывают по телевизору, наглый и самоуверенный Карасев со своей любовницей почти на первом автомобиле в Москве поехал покупать имение, каковое за бесценок, по его мнению, продавала представительница старой аристократии. Открытая машина–диковинка сломалась, пошел дождь, шофер остался ее охранять, а барин с Зойкой – вся в зеленом, пошел переждать дождя в лесной избушке и вызвать лошадей, как более надежных по тем временам. В избушке оказались выпивавшие представители простого народа: солдат–калека, рекрут, которому завтра на фронт, лесник и его жена. Все пьяны, на столе бутылка с бурдой, куриные кости, селедки, баранки и красный сахар. Хотел переписывать, но это же надо переписать почти пятьдесят страниц. В общем, как только не издевались пьяные мужики над попавшим в их руки беззащитным «князем», какие пакости ему не высказывали в глаза, взяли с него денег раз в сто больше чем стоила их услуга сбегать за повозкой. Потом один из них, сняв со стены ружье, стал «проверять мушку», то и дело, наставляя его на Карасева и, уговаривая его не бояться, ведь он же шутит, а сам едва стоял на ногах. В общем, за час, пока баба бегала за повозкой, Карасев раз десять умирал и снова возвращался к надежде еще пожить, как ему было «тревожно–гадко», унизительно и страшно. Но это надо прочитать в оригинале, чтобы прочувствовать. Шмелеву очень хорошо удалось передать всю пропасть между боярами и народом, всю народную ненависть и бессильную злобу, накопленную веками, всю изощренную простоту издевательств над попавшимся в зависимость от них «боярином».
А наши дети ежегодно в миллионах экземпляров школьных сочинений пишут «согласно программе» о Платоне Каратаеве, «гражданине» Минине, крестьянине Сусанине. О Павлике Морозове, правда, писать перестали. Нас самих лет тридцать заставляли писать в анкетах о родственниках за границей, родственниках, «находившихся в оккупации» и «служивших в белой армии». Нам вдалбливали, что «народ и партия – едины», а основная наша национальная идея: «самодержавие, православие» и какая–то непонятная «соборность», позднее «народность». Я надеюсь, что вы сопоставляете все это с тем, что я написал в главе «Экскурс в генетику», ведь дополнительных мелочных разъяснений не требуется?
Повседневное насилие
Общесоюзный стандарт. Врожденные особенности народов. Имперские институты повседневного насилия. Песцы и народ. Хорошо поставленная учеба у криминалитета. Вербовка и переселение. Стройки коммунизма. Гигантомания. Колхоз. Курс профессора и просто курс. Зачем нам многоэтажки? Плохо склеенная фанера.
Рассмотренные выше примеры унижения народа, которые бессчетны, относятся к усредненному народу империи, который рассматривался как «наш советский народ». Но это унижение не что иное, как насилие, потому что его невозможно избежать, ничему в империи нет альтернативы: только Аэрофлот и ничего иного, только борщ, котлета и гуляш во всех столовых от Таймыра до Кушки, только райком и райсовет от Чукотки до Бесарабии, только мужчина–гинеколог, а женщина–уролог от тайги до пустыни. Все и вся для 200 народов одинаково и жестко стандартно. Поэтому, чтобы перейти к самим, так сказать, методам насилия, рассмотрю особенности проживания и менталитета народов, насильно «входящих» в империю. Если кто–то подумает, что откуда я взял словосочетание «насильно входящих», то я ему отвечу вопросом на вопрос: разве вы помните хотя бы об одном референдуме на эту тему среди 200 народов нашей страны?
Итак, особенности проживания и менталитета народов. Я не настолько хорошо знаю народы, чтобы мог себе позволить декларировать их народные свойства, присваивая эти особенности им как номера в спортлото. Я только безадресно отмечу особенности, которые могут быть неодинаковыми, вызывать у одного народа какие–то чувства по отношению к другому из–за разности, скажем так, взглядов. Возьмем бытовые особенности: туалет, личная гигиена, чистоплотность, способы еды, предпочтительные блюда, продукты, одежда, досуг. Ведь не потребуете же вы от проживающих в юрте и чуме ежедневного душа? Не станете же вы упрекать весь народ, который 1000 или более лет не пользовался вилкой и ножом за обедом, а ел руками? Не станете же вы подозревать англичанина в снобизме только за то, что он отказывается есть наши щи? Не удивляются же татары, что русские не едят конины, самое лакомое для них мясо? Вам сильно понятна логика жителя пустыни, носящего стеганый халат при сорокаградусной жаре, хотя опыт веков показал им, что именно так легче переносится жара? И наоборот, житель пустыни считает дураком всякого, кто в жару пьет пепси из холодильника. Он сам будет пить горячий чай и потеть от него, а значит, и охлаждать этим потением свое тело. Можно привести десятки таких примеров только по одному этому аспекту.
К языковым особенностям я бы отнес сам язык, особенности произношения одних и тех же слов, например, аканье, оканье, а также жестикуляцию, которая многим «помогает выражать свои мысли. Даже сама артикуляция может вызвать раздражение, как у заикающегося. Вам очень приятно слушать заик, особенно, когда вы торопитесь? А сильно вы любите, чтобы вас во время разговора дергали за пуговицу, не говоря уже о том, чтобы ваш собеседник каждое свое слово сопровождал тремя движениям рук, словно показывая, какую он большую поймал рыбу? Это сегодня смешавшиеся как селедки в бочке «москвичи» почти не замечают новгородского «окания», а попробовали бы вы явиться с такими особенностями речи лет с полсотни назад. На вас же пальцем бы показывали как на марсианина. А необоримый акцент других народов? У нас же на этом целый раздел эстрадного юмора построен. Приятно вам будет, если начнут подражать вашему акценту, например, на якутской эстраде, когда вы туда приедете в гости или по делу?
Все народы разные и по эмоциональному восприятию действительности. Всем нравится сдержанность, но есть и эмоциональные нации. Я вот спросил бы старых артистов, молодые–то привыкли, как бы они восприняли оглушающий свист в зале Чайковского в конце своего соло вместо нормальных аплодисментов? Ведь в Америке свист – это одобрение. Можно рассмотреть и созерцательность, углубленность, открытость – закрытость, присущие разным народам в самых разных пропорциях и размерах. Предметом удивления, насмешки, а порой и озлобленности могут явиться физические особенности народов: ловкость – медлительность, реакция, облик, рост, антропометрические данные, например кривоногость, и разные другие.
Но и это еще не все. В предыдущих разделах я привел многочисленные свидетельства, что отщепенческие части народов выбирают новые места – точную копию своих родных мест. Ни один известный мне народ в заслуживающем внимания количестве не перебрался из пустыни в горы, или от моря в тайгу. Поэтому климатические факторы (температура, влажность, ветренность, осадки, атмосферное давление), факторы географические (леса, тайга, горы, равнины, тундра, приморье, населенность–безлюдность, сезонное колебание содержания кислорода, запыленность атмосферы и так далее) являются не только привычным и родным окружающим пейзажем, но и генетической приспособленностью их организма, нарушение которого грозит серьезным заболеванием органов или психическим расстройством.
На рассмотренной основе перехожу к имперским институтам повседневного насилия и унижения, которым подвергается весь народ, даже уже и, не замечая этого, ибо не может даже представить себя вне них. Привык генетически. Армия. Куча народов со своими иногда несовместимыми особенностями поставлена в совершенно жесткие условия распорядка всей жизни, притом на года, не на двухчасовую экскурсию, например, в океанариум. Но, сперва о животных. Лет десятка полтора назад в связи с реабилитацией частного животноводства издательства выпустили гигантское количество брошюрок по кролиководству, разведению песцов и прочей живности. Я их читал, некоторые. Почитайте и вы, если придется. И вы увидите, что для каждого животного разработаны учеными такие фантастически строгие правила в питании, по температуре, размерам клеток и прочее, что оторопь берет. И все это надо неукоснительно соблюдать, иначе песцы съедят собственный хвост, у нутрий вырастет вместо меха щетина, а цвет норки будет серо–буро–малиновый, нестандартный.
Видели вы хотя бы одно научное исследование, как в советской армии создать хоть бы какие, более приемлемые условия для солдат разных национальностей, когда они находятся в этой куче–мале? Нет таких исследований. Наоборот было правило: из Средней Азии – в Сибирь, С Таймыра – на Черноморский флот, а из Магадана – в Кушку. И это было железное правило, неукоснительно исполнявшееся. Зачем спрашивается? Затем, чтобы испуганный человек еще больше испугался и был послушным. Конечно, генералы наплетут, что это приучение к трудностям, которые надо преодолевать солдату, да кто же им поверит, прочитав вышеизложенные особенности народов? Вот бы поручить нашим генералам разведение кроликов хотя бы. Сразу бы вся страна увидела, на что они годны со своими «уставами» и установлениями. Армия в таком количестве при такой бедности только для того и существует, чтобы через нее прошло обязательно все мужское население и там получило «закалку» послушания через страх и мытарства. Собственно, можно и такой эксперимент провести. Усилить внешнюю ограду зоопарка, выпустить всех без исключения животных из клеток, спустить туда парашютный десант из генералов и поручить им всех животных, начиная с жирафа, построить по ранжиру.
Я не верю также, что в армии нельзя искоренить дедовщину. Это же все–таки армия, а не зековская «зона». Там же без дисциплины нельзя, дисциплина – это основа любой армии и если нет дисциплины, то нет и армии. Пусть попытается кто–нибудь доказать мне, что это не так. А если наши генералы и правители не хотят налаживать дисциплину, значит, они не хотят и армию иметь, только – кормушку и запланированное насилие, и запланированное унижение. Генералы говорят, что сегодня в армии – одни дебилы и дисциплину у дебилов выработать невозможно. Но они же выдают этим «дебилам» оружие, а части из них – и стратегическое. Ну, никакой логики. И это же происходит не в отдельной колонии для малолетних преступников, а в великой державе в целом. И об этом знает весь наш народ, включая все ветви власти. Куда же мы «укатились»?
Тюрьма. Четверть нашего народа сидела в целом, и соответствующий процент по национальностям. Причем дело поставлено так, что основная масса народа сидит просто так, ни за что, по году–два, как в армию сходил. Но навыки там приобретают другие. Бандитские. И это тоже надо государству, по–видимому. Руководители пенитенциарной системы сетуют, что тюрем мало, царские и сталинские требуют капитального ремонта, а «денег нет», поэтому человека, «нецензурно выразившегося» в общественном месте, на трамвайной остановке, садят рядом с генетическим убийцей и наследственным вором, авось исправится, глядя, как они «мучаются» своим «проступком». Кому, как не этим руководителям тюремной системы, знать об очень хорошо поставленном «образовании» у рецидивистов? Даже, теперь уже писательница, Маринина знает и вовсю пропагандирует методы этого обучения. А главный руководитель ее бывший, видите — ли, не знает. Знает, конечно. А тогда зачем садит? Ведь другого смысла в этом нет, как получить нового бандита из «нецензурно выразившегося» или укравшего кусок медного кабеля на бутылку. Вспомните мое отношение к «Злоумышленнику» Чехова. Представьте также, что все народы по тюрьмам так перемешаны, как коктейль в электрическом миксере.
Вербовка на «великие стройки коммунизма» из всех народов понемногу – это тоже метод «объединить» 200 народов в один «советский народ» с русским языком, смешанное с презрением к их судьбам. Я уже писал о том, что вместо отрывания от материнской юбки семилетних детей малых народов и направления их в интернат за много километров от дома, где кроме русского языка другого нет, я бы выучил взрослых и отправил бы их в чумы, чтобы дети были в родной среде обитания. Почему этого не делается? Потому, что хотят все то же, единый народ. Насильное переселение целых народов – это показатель того же принципа: испугать навечно незнакомой средой обитания и заставить выучить русский, а также «размазать» тонким слоем, заставить забыть кто они. Ибо «помогать немцам» им, переселенным и «размазанным» еще проще, получится еще скрытнее. Но сегодня, вернувшись на свои исконние места, они долго будут ненавидеть русских, отождествляя их из–за недостатка образования с их правителями. Я никогда не забуду молодую волжскую немку, разлученную с мужем и высланную в 1943 году в Черепаново Новосибирской области с одной котомкой и двумя детьми, один еще грудничок, в школу истопницей, где я учился в первом классе. Она говорила: «Я пошель школ жарить», а мы, дураки маленькие, смеялись. Через короткое время младшенькая ее умерла, а она, уже сумасшедшая, все «жарила» печки в школе. Неужели они это забыли, если, конечно, остались живы?
А гигантские стройки, предприятия, по двадцать–тридцать тысяч человек, когда утром на работу едет в одном направлении полгорода. Ничего кроме «соборности» это не дает. Экономически это нецелесообразно. Зачем в одном Новокузнецке собрали два крупнейших завода черной металлургии, алюминиевый, ферросплавный, агломерационный, коксохимический, химико–фармацевтический заводы? Все сырье привозное, продукция отправляется во все стороны, город в котловине, со всех сторон окружен горами. Другой причины, нежели, чтобы специально травить людей я не нахожу. Зато все в куче, одинаковые как скульптура сталевара на входе в их чахлый сад, умы у всех направлены в одну сторону, желание выпить – тоже. Легко, одним пальцем управляемые, как руль у иномарки с гидроприводом, который для отечественного автомобиля так и не могли изобрести. «Знаменитый советский поэт» Маяковский, написавший поэму «Ленин», в другой поэме говорил про этот город: «Здесь будет город–сад!» Сейчас там ничего не растет кроме тополя, хотя чернозем – полметра, как на Украине. Если бы не заграница, закрывшая свои металлургические заводы по экологическим причинам, куда продает черный металл этот город в виде арматуры для их строек, город бы вымер сегодня.
На крупном металлургическом заводе нельзя освоить производство многих марок стали. Я мог бы это доказать технически, но применю метод более понятный для широкого круга неспециалистов в этом деле. Я сравню кухню ресторана, где готовятся порционные блюда, с полевой кухней на колесах для роты солдат, в которой можно сварить только щи и кашу. Но если металлургический завод не может сварить все требующиеся в огромной стране марки стали, тогда зачем он такой большой? Все равно те машиностроительные заводы, которым нужны именно различные стали, которые не варит большой завод, вынуждены варить их сами у себя дома, так сказать, «переваривая» сталь большого завода на свои «вкусы», или создавать вообще их из «передельного» чугуна большого завода. Можно привести сотни других примеров экономической нецелесообразности слишком крупных производств. Например, знаменитый Уралмаш, который стоит ныне, как вкопанный только по одной причине, что не стали разворачивать сибирские реки. А больше ничего он не может производить, кроме кухонных ножей и сковородок.
Весь мир уже давно рассредоточил все свои крупные производства в как можно больше городков и деревень, чтобы население работало там, где оно живет, и не скучивалось в мегаполисах, где большинству людей жить плохо. Например, если надо изготовить какую–то очень качественную вещь, то они заказывают сталь в Швеции, льют ее в Германии, обтачивают в Италии, электронику для нее покупают в Америке и так далее. Есть небольшие заводики в деревнях, на одном из которых делают только болты с гайками, но такие, и из таких материалов, что их заказывает и покупает полмира. Или есть такой металлургический заводик размером с хороший супермаркет, на котором могут сварить для вас в малом количестве, например 10 тонн, любую из известных в мире марок стали.
Поэтому русский гигантизм – это психическая болезнь, которой заразились даже инженеры, но корни ее лежат в тысячелетней унификации и стандартизации, как личности, так и сообществ этих личностей, и всего общества империи в целом. Возьмем насильственное распределение молодых специалистов после окончания учебного заведения. Это же форменное насилие и унижение. Раз образование «бесплатное», хотя родители этого студента и не только его родители лет двадцать назад уже оплатили эту учебу насильно, то с молодым специалистом можно поступать как с новозеландскими овечками, которых по двадцать тысяч разом везут на переоборудованном танкере в нефтедобывающие страны на убой. Так что ли? Во всем цивилизованном мире специалистов завлекают деньгами в нехорошие места, а у нас – силой.
А чем оправдать насильственные командировки больших контингентов предприятием, особенно строителей, уборочные командировки, студенческие, профессорские командировки в колхоз и овощехранилища? Ведь оскорбленные люди все равно там не работают, а только время отбывают. Ну и черт с вами, не работайте, пусть для вас там время медленно тянется, зато мы сделали так, что вы, униженные и оскорбленные, все равно сделаете по–нашему. Вот же в чем смысл–то. А насильственная «политинформация», когда собирают «коллектив» и записной оратор, которого тоже насильно заставили, бубнит что–то, поглядывая в тетрадку, а его слушатели, кто в носу ковыряет, кто детектив читает. Так вас же не для того собрали, чтобы вдалбливать в ваши головы «моральный кодекс строителя коммунизма», на это безнадежное дело давно уже плюнули, а для того чтобы вы знали, когда нам нужно – соберем, и куда нужно – отправим, сколько бы вы не ковырялись в своем носу. На этом построены комсомол, партия, профсоюз, да и вообще вся жизнь империи. Иначе нельзя – империя начнет рассыпаться.
Я хотел бы спросить читателя: зачем нам многоэтажки? Но отвечать придется мне. Я в нескольких местах этой книги писал, что в Западной Европе очень не хватает земли. Там сплошь и рядом в метре от заводского корпуса вынуждены сеять пшеницу, не должно пропадать ни клочка земли. У нас же на сотни метров, километры от корпусов – свалки ржавого железа, ломаного железобетона и всякой прочей дряни. И действительно, зачем нам экономить землю, которой у нас одна шестая суши всей Земли всего на 150 млн. человек, тогда как на остальных 6 млрд. человек остается пять шестых, то есть у нас на одного человека приходится в 8 раз земли больше чем в среднем во всем остальном мире. Так мы к ней и относимся, разбрасывая свои отходы рядом с домом. И это можно понять, хотя и с натяжкой. Нельзя понять того, что подавляющее большинство россиян, процентов 95, живет в многоэтажках, от пяти этажей и выше. В то же время в развитых странах за рубежом, при их–то нехватке земли, подавляющее большинство населения живет в одно–двухэтажных домах, даже в городах не выше пятиэтажек, в которых первый этаж не считается жилым. Из этого я делаю вывод, впрочем он и без этого ясен, что человек не терпит скученности. Он хочет простора. И ему идут навстречу даже при острой нехватке земли. Я вывожу за рамки исключения Нью–Йорк, Токио и другие такие же города, вынужденно скученные сверх меры. И даже в этих случаях небоскребы занимают в основном офисы и фирмы, то есть место работы, а не жилья. Но это же именно исключение, а не правило. Правило, как раз, рассредоточение жилья.
А у нас? Вы посмотрите. С подачи Хрущева мы начали строить многоэтажки даже в деревнях, в колхозах. Правда, сегодня эти дома зияют разбитыми окнами, и никто там не живет. Пейзаж как после атомной войны. И это еще раз показывает, что так жить невозможно. Зачем же нам это при таких–то земных просторах? Если мне кто–нибудь скажет, что таким образом мы экономим стройматериалы и затраты на коммуникации, то я соглашусь, конечно. Действительно, и так на войну не хватает. И на хвастовство международное. И на КГБ для подсматривания за нами, так как ни один суд не осудил представленных ему «шпионов». И на милицию, которую весь народ боится больше чем бандитов и воров. Но главное я вижу не в этом. Главное в том, чтобы заставить народ жить в условиях коровника, свинарника, кошары или птицефабрики, когда от скорлупы, из которой она вылупилась, курица за всю свою оставшуюся жизнь не отойдет дальше 20 сантиметров. Поэтому тут надо принимать во внимание генетические факторы. Бройлерная курица, за всю свою жизнь не сделавшая и десятка шагов, только стоявшая, клевавшая, испражнявшаяся, безусловно, будет отличаться от курицы, бегающей по деревенской улице. Хотя бы кругозором, не говоря обо всем остальном.
А человек? Человек, который вынужден каждое утро стоять нос к носу в лифте с соседом, которого он терпеть не может. Он же не знает, что ему сделать: или плюнуть в столь отвратительное лицо или сказать «здравствуйте»? Одно это может вызвать ранний инфаркт. Я никак не могу отделаться от мысли, что это сделано специально, правда, не данным, текущим правителем, а генетически сформированным. И он генетически же формирует свой народ, совершенно как скотовод формирует стадо, чтоб давало больше молока или привеса. А для этого нужны одинаковые, притом стесненные, условия «внешней среды».
На особом месте стоит унификация методик преподавания. Мы только в дореволюционных книжках читали про «курс профессора такого–то». Так как наука и знания никогда не могут закончиться в принципе, они всегда будут незавершенными, возникают «мнения», которые одни поддерживают, другие – опровергают. Вот «курс» и определяет это мнение, кто поддерживает его, тот и учится по этому «курсу». Другой проходит курс другого профессора. Это называется плюрализм, слово, которое мы узнали только у Горбачева. Без плюрализма нет науки как таковой, ибо только в спорах рождается истина, но далеко не в «последней инстанции». А империи зачем истина? Ей нужны самообучающиеся до конца программы, но не далее, роботы, а не истина.
Понимаете, империя – очень плохо склеенная фанера, чуть дождик – она расслаивается. Такую фанеру надо держать во влажности и температуре от и до, не выше и не ниже. Поэтому как же я могу критиковать наших руководителей и царей? Они эту фанеру из двухсот слоев и держат в таком узком диапазоне, чтобы не расщеплялась на составные народы. У них просто нет выхода. Он же, очередной царь, как солдат на посту при оружейной «пирамиде»: 200 автоматов принял – двести и сдать должен следующему постовому. Тому, кто сдал меньше, чем принял: трибунал – не трибунал, но в истории болезни – укажут. Вспомните хотя бы Горбачева. У него же 14 даже не «автоматов», многоствольных пулеметов уперли. Наша же беда в чем? Россия хотя и «неделимая», но «состоит» же? Скажем, из одинаковых деталей, как монпансье в коробочке. Главное, чтобы коробочка была крепкая – металлическая, а не какой–то там бумажный кулек.
Я вернусь еще к этой теме под заголовком «Человеческое животноводство» или под несколько иным, более понятным.
Что такое идеология?
Идеология по Далю и по Советской энциклопедии. Идеология или право выше? Идеология и закон. «Соционика». Идеология «квадр».
Кажется, все мы понимаем, что такое идеология, но понимаем вроде «умной» собаки, которая «все понимает, но сказать не может». Но люди–то должны сказать, они же говорить умеют. Со «сказать» и возникают трудности. Например, Даль не позднее 1860 года так понимал это слово: «мыслесловие, часть метафизики или психологии, рассуждающая о мышлении и мысли, идеал – это мысленный образец совершенства чего–либо, образец–мечта, а идея – умственное изображение». То есть, кто–то «умственно изобразил» что–то, потом он создает мысленный образец, как ему кажется, хороший. Это, как он считает, идеал. Потом он рассуждает о своем идеале «со всех сторон» и рассказывает нам об этом, а еще лучше – пишет. Получается, что в принципе, сколько людей – столько же и идеологий. Вот как понимали эту штуку в 1860 году.
Берем Современный словарь иностранных слов и Большой энциклопедический словарь, кладем их рядом, раскрытыми и переписываем: «Система идей и взглядов: политических, правовых, философских, нравственных, религиозных, эстетических, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности, выражаются интересы социальных групп» (СИС). «Система политических, правовых, нравственных, религиозных, эстетических и философских взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности. Термин нередко употребляется также для обозначения ложного, иллюзорного, оторванного от действительности сознания» (БЭС).
Что мы видим? Во–первых, что как школьники переписали друг у друга, переставив для конспирации слова. Во–вторых, почему авторы, словно договорившись, ограничились только шестью указанными ими категориями «идей и взглядов»? И чем отличаются идеи от взглядов? И почему они должны быть в «системе», то есть попросту одной совокупной идеей и одновременно взглядом, так как «идея» от «взгляда» ничем не отличается? Единственное, чем я могу их различить, это тем, что моя «идея» – абсолютна, а мой «взгляд» на идею соседа – критический.