«В прошлом году по рекомендации комиссии было помиловано 13 тысяч человек», продолжает автор, притом «неправильно», так как он сразу же из этих 13 тысяч находит для нас с вами самые отвратительные случаи помилования. Рекламировать их не буду, напомню только, что в предыдущей заметке сказано о многочисленных исправлениях Комиссией судебных ошибок. Прерывал я газетного краснобая на самом «жареном» для того, чтобы сделать маленький расчет, воспользовавшись 0,6 процента, приведенными выше Магомедовым. 13 тысяч человек, помилованных за год, даже если Приставкин помиловал исключительно всех к нему обратившихся заключенных, дает нам общую численность заключенных российских тюрем: 13 000 х 100 / 0,6 = 2 166 667 человек. Но Приставкин же не всех милует, как будет показано ниже. Если он милует только половину, то наши тюрьмы ломятся от 4, 34 миллиона зеков, а если — всего четверть, то тюремных сидельцев в нашей стране зашкалит далеко за 8 миллионов, ближе к 9. И что тогда за цифра эта, в 13 тысяч будет? Мелочевка. Зато, какое важное ей значение хотят дать те, перед кем холуйствует Хинштейн, высказывая «собственное» журналистское мнение по «этому», опять же с неба свалившемуся к нему «вопросу».
«Выдергиваю» еще цитату из Хинштейна: «Вот, кстати, один из последних протоколов ее заседания («комиссии Приставкина» — мое) от 10 апреля уже этого года. Заключительный пункт гласит: «Комиссия согласилась с предложением Управления по вопросам помилования, что не имеется основания для рассмотрения на заседании ходатайств 393 осужденных»». Этой репликой Хинштейн, во–первых, зачеркивает свое мнение о том, что Комиссия слишком «много» милует. Во–вторых, старается убедить нас, что «в конце концов, есть же Управление по помилованию (не путать с Комиссией, так как это другая, чиновничья структура — мое). Есть ГУИН Минюста (ранее ГУлаг — мое). Именно там готовятся документы, которые выносятся потом на Комиссию». Но «намек» этот Хинштейну кажется очень тонким, нам дуракам непонятный, поэтому он совершенно подло продолжает: «Именно там (в Управлении и ГУине — мое) – я не утверждаю этого, но предполагаю (выделение мое) – и можно решить все вопросы. Кого вносить, кого – нет». Можно и мне «не утвердить, а предположить», что Хинштейн является подлым человеком? Может прилипнуть к нему это мое «предположение»? Или нет? Говорят же люди, надсмехаясь: то ли у него украли, то ли он украл? И знаете ли? Прилипает. Как же иначе нам понимать этот идиотский «намек» Хинштейна с его «не утверждаю, но предполагаю»?
Вернусь к «393 осужденным». Хинштейн вопрошает: «Кто эти 393 человека? Почему «голосуются» они (в Комиссии — мое) списком, а не персонально? Занималась ли Комиссия делом каждого из них?» Вопрос провокационный и явно направлен на то, чтобы запачкать Комиссию. Дескать, придут, сядут на полчаса и готовенькое от ГУлага, простите, от ГУИНа, что в общем–то одно и то же, проголосуют. Вот и вся работа. Разогнать лентяев! В ту же точку бьет и фразочка: «Конечно, никто не собирается обвинять членов Комиссии в мздоимстве». Опять: или ты украл, или у тебя украли?
Но не в этом дело. Хинштейн так тщательно конфигурировал свои фразы, чтобы «кое–кому» понравиться и не прослыть для всех остальных дубаком, что допустил необдуманность, которую можно и дуростью назвать. Так сколько же у нас заключенных? 2,17 миллиона, 4, 3 миллиона или 8,6 миллиона? Главное, что их миллионы. Сколько надо правоохранителей всех сортов, чтобы их поймать, доказать, посадить, охранить? Тоже ведь миллионы. Но опять же не в этом дело. Дело в том, что все эти правоохранители написали миллионы килограммов бумаг, по килограмму на каждого. Сидеть опять–таки тоже никому не охота, поэтому судя по американцам 30 процентов из них пишет письма в Комиссию, и хотя до Комиссии доходит всего менее процента, остальные задерживаются на подступах к ней, это очень много, так как нет криминального очерка или простой заметки, в которой бы не значилось: в деле 20, 40, 150 томов. А Хинштейн по глупости пересчитал членов комиссии, правда весьма своеобразно: «шесть писателей (включая председателя Анатолия Приставкина), литературовед, журналист, священник, адвокат, и театральный режиссер», стало быть 11. Ну и подумал бы Хинштейн, что тут не 11 человек надо, а впору министерство под Приставкина создавать. А он вместо этого заставляет 11 бедняг рассматривать все эти горы бумаг строго индивидуально. Но это же невозможно. Миллионы пишут, а прочесть все надо 11 страдальцам? Если бы Хинштейн догадался сопоставить горы бумаг и несколько человек из команды Приставкина, то он бы, конечно другой вывод сделал. Ах, невозможно, так зачем такая комиссия, в которой невозможно перечитать все дела? Разогнать. Но он же «писатель», не аналитик, притом бестолковый.
Все–таки мне любопытно, откуда в Хинштейне родилась охота обоср… Комиссию? А, вон оно что, надо читать всю его статью, а не выборочно, зажать нос и читать: «Год назад президент поручил зам. главы своей администрации Виктору Иванову проанализировать работу Комиссии. Иванов проанализировал. А затем направил Путину письмо, в котором указал, что комиссия освобождает слишком широко и неразборчиво (примените эти хинштейновы слова, например, к гуманитарке, высылаемой нашему голодному народу со всего мира — мое). Он предложил сократить число «милуемых» (опять примените это к гуманитарке — мое) и укрепить комиссию профессиональными правоведами» (из ГУлага — мое). Понятно откуда у Хинштейна родилась охота обоср… Комиссию? У него же «недержание» того, что надо бы держать.
Теперь объясню, почему эта охота обоср… родилась внутри Хинштейна. Я думаю, из–за общей дрожи. Помните года два назад Хинштейн сильно «мочил» нынешнего секретаря Совбеза? А последний от этой хинштейновой «мочиловки» только креп, здорово повысившись в ранге. Не знаю, присылали ли Хинштейну спецпосыльного или он сам догадался реабилитироваться? Вполне может быть, что и посылали. Дескать, эй ты, писака. Напиши–ка нам приятно, но так, чтобы сам при этом был весь в говне. Через некоторое время: пиши, пиши, когда хватит, мы скажем. Вот он и пошел писать, и остановиться не может.
Но начал он давно, почти сразу же, когда ему прижали хвост милиционеры. Вот образчик: Александр Хинштейн. ««Бабочки» на рельсах. Энтомологи из МПС сумели прокрутить сотни миллионов рублей» («МК» от 24.08.99): «Николай Аксененко, человек с внешностью театрального злодея, — притча во языцех российской политики. По числу брошенных ему обвинений Аксененко не сравнится ни с одним сановником. Чего только не писали про бывшего железнодорожного министра! Но все как о стенку горох. Аксененко был, есть и будет (есть). Отныне он вновь — первый вице. Между тем в распоряжении редакции оказались новые, ранее неизвестные факты о крупных злоупотреблениях Аксененко и его соратников по МПС. Речь идет об аферах с векселями Пенсионного фонда, которые, по самым скромным подсчетам, принесли их организаторам сотни миллионов деноминированных рублей. Конечно, если бы в деле не присутствовал Аксененко, я никогда не поверил бы, что такое в принципе возможно. Даже приватизаторам, игравшим на акциях ГКО, не под силу было добиться подобных результатов: семнадцать тысяч процентов прибыли, восемь тысяч шестьсот… Однако прежде чем я перейду к рассказу о проделках МПС, следует, видимо, объяснить, что представляют собой векселя Пенсионного фонда.
Впервые эти бумажки появились в конце прошлого года. По замыслу создателей, они должны были принести в Пенсиониный фонд деньги, которых, как водится, катастрофически не хватало. Иными словами, делалось все во благо пенсионеров. Суть в следующем: фонд выпускает векселя и облигации и продает их всем желающим за «живые рубли». А потом держатели бумаг, вместо того чтобы отдавать пенсионные налоги, расплачиваются ими с Пенсионным фондом. Или не с фондом — с кем угодно: векселя принимаются фондом от любых организаций. Вся загвоздка в дисконте — то есть в прибыли (вообще–то дисконт – скидка, – мое). Фонд продает векселя дешевле номинала, а принимает именно по номиналу. Доходность — тридцать процентов годовых. К примеру, полугодовой вексель в тысячу рублей фонд отдает за восемьсот пятьдесят. Но в январе. В июне засчитывает (принимает –примеч. мое) уже как полноценную тысячу. Трехмесячный соответственно уйдет за девятьсот двадцать пять рублей. На бумаге все вроде бы чинно–благородно. Тридцать процентов годовых — ставка высокая. Государство в прибыли. Но это только на бумаге. В действительности же векселя Пенсионного фонда стали лакомой добычей для финансовых махинаторов. Выпускать векселя фонд начал 18 декабря 1998 года. Общая сумма — два миллиарда миллион рублей, предоставленный дисконт — 390 миллионов.
Однако погашаться они стали задолго до объявленного срока (действовали они до 15 октября 99–го года). Причем основная часть векселей была принята фондом от предприятий МПС. Всего на сумму миллиард 685 тысяч рублей. Фактический срок погашения этих векселей составлял от… одного до шести дней. Говоря по–простому, элементарная оборотка. Торговля воздухом со сверхзвуковой быстротой. Что ж, как и все железнодорожники, Николай Аксененко не равнодушен к большим скоростям. Какие там тридцать процентов годовых, объявленных фондовиками (так именуется автором Пенсионный фонд – мое)! Скажем, вексель № 16 номиналом в 472,8 миллиона был продан 24 декабря фирме «Желдоринвест». А уже через шесть дней, 30 декабря, «Желдоринвест» предъявила его к оплате. Чистая прибыль — 92,8 миллиона. (Или, переводя на финансовый диалект, 1465% годовых. Не вздумайте только сравнивать эту цифру с обычными, арифметическими процентами. Вся соль в том, что наши «герои» получали зараз прибыль, которую следует ждать целый год.) На векселях № 51–53 «Желдоринвест» заработала и вовсе невообразимую сумму — 17219 (!) процентов. Расплатились ими сразу же в день покупки, 30 декабря. Правда, покупали за 251,9 миллиона, а продавали уже за 312,1 миллиона. Шестьдесят миллионов за пять минут и безо всяких фокусов. Не менее яркие сделки были совершены и при участии подставных фирм (финансисты называют их «бабочки» по причине короткого жизненного цикла). Видимо, самому МПС светиться в махинациях не всегда хотелось, посему через посреднические структуры оно уступало векселя этим «бабочкам», которые потом благополучно исчезали. (На месте налоговых органов я бы поинтересовался: а были ли уплачены подати с этих сделок). 000 «Боярский двор» в один день, 29 декабря, купило и тут же погасило вексель № 30 номиналом в сто миллионов. Навар — 19,3 миллиона (17219% годовых). Или ИФК «Домедко–Хаксли» 24 декабря приобрела вексель № 17 (номинал полмиллиарда), а 25–го продала. Эта же фирма 29 декабря стала собственником еще пятнадцати векселей (№ 35–49) на сумму в 300 миллионов рублей и уже 30–го с ними рассталась. Общая прибыль от двух сделок — 156,2 миллиона (8660% годовых). Можно привести массу подобных примеров. Чего только стоит история с финансовой группой «Сокол», которая от имени МПС в активном порядке сдавала векселя. Ладно бы торговля шла только воздухом. Руководители железнодорожного ведомства сумели извлечь из этих сделок двойную прибыль! Подписанный МПС и «Соколом» договор о взаимосотрудничестве предусматривает конвертирование векселей в доллары. «Сокол» расплачивается рублями (но потом), а засчитывают ему все в валюте (но сейчас). По курсу Центрального банка на день подписания. Нетрудно посчитать, что при бешеной инфляции выгода от такого взаимосотрудничества составит не сто и не двести тысяч рублей. Гораздо больше.
Немаловажно отметить, кто именно подписал эти документы. Рекомендую: заместитель министра путей сообщения г–н Иванков. Один из ближайших сподвижников Аксененко. Не остался в стороне и сам министр (теперь уже первый вице–премьер); он, в свою очередь, завизировал генсоглашение между ФГ «Сокол» и МПС. Вообще–то к железной дороге зам. министра Иванков отношение имеет самое отдаленное. Еще совсем недавно он был бизнесменом, работал управляющим филиала «Конверсбанка». Оттуда попал в МПС. Менее года покрутился в финансовом департаменте. И, пожалуйста, уже зам. министра. По линии МПС г–н Иванков курирует самые щекотливые вопросы. В том числе надзирает за «карманной» копилкой МПС — Транскредитбанком. Именно через этот банк, по слухам, «семья» собирается финансировать ближайшую избирательную кампанию Неопознанного Наследника. Но не «Соколом» единым живы энтомологи с большой железной дороги. Аналогичные соглашения по конвертированию рублевых векселей Пенсионного фонда зам. министра Иванков подписал и со многими другими структурами. С ЗАО «Евразтранс», например. Или с ЗАО «Северстальтранс». Чем объясняется столь заботливое отношение именно к этим фирмам — непонятно, Впрочем, душу железнодорожника аршином общим не измерить.
Широко известны факты, когда МПС предоставляло огромные скидки по перевозкам особо избранным коммерческим структурам. Организовывали, как сказано в акте Счетной палаты, «режим наибольшего благоприятствования». В числе этих фирм «Евросиб», возглавляет которую племянник Аксененко; «Фосфорит», чьим представителем в России служит сын первого вице–премьера; «Рейл Терминал», где верховодит сын бывшего уже зам. начальника Октябрьской железной дороги Холодова. И многие, многие другие. Нет, не милые проводницы и чай в блестящих подстаканниках — визитная карточка МПС, в чем пытается убедить нас настырная телереклама. Протекционизм и аферы. Узаконенные преступления. Конечно, с точки зрения логики термин этот — «узаконенные преступления» — не выдерживает никакой критики. Любое преступление изначально незаконно. Любое, только не то, что организовано высокопоставленными чиновниками. Существует целый ряд схем по уводу денег из государственного кармана в карманы форменных мундиров, которые не подпадают под юрисдикцию УК. Аферы с векселями Пенсионного фонда — из этой категории. Привлечь их организаторов к ответственности практически невозможно.
И то, что Пенсионный фонд отнюдь не собирается бить тревогу, приводит к мысли, что его руководители в этой афере тоже заинтересованы. Особенно если учесть, что возглавляет его небезызвестный Михаил Зурабов. Личный друг Березовского, Волошина и Аксененко. Проводник проводника видит издалека. Тем более сегодня под суд железнодорожников больше не отправляют. Ни за опоздание поездов, ни за какие другие прегрешения.
— Не буду садиться, чтобы не засиживаться, — сказал на прощальном заседании правительства Степашин. И посмотрел на Аксененко: — Да, Николай Емельянович? Николай Емельянович промолчал. Как, кого и за что сажают, он старается не думать… Зря.
Р.S. В ближайшее время мы продолжим рассказ о внутренней «кухне» МПС и лично о Николае Емельяновиче Аксененко». Конец цитаты. Выделение текста мое, чтобы удобнее обращать ваше внимание при анализе текста.
Итак, начну, никоим образом не обеляя Аксененко вообще, а только – в этом, частном случае. Во–первых, зачем Хинштейн с деланной злобой с первых строк заставляет нас также возненавидеть объект своей критики? Он что, не знает о принципе «отстраненности», которому обязаны следовать журналисты? В одном этом проглядывает подлость, заранее оплаченная кем–то, ибо просто так и чирей не вскочет. Во–вторых, «факты крупных злоупотреблений Аксененко» автор пасквиля совершенно высосал из своего грязного пальца. И сейчас я это покажу. В третьих, «аферы с векселями Пенсионного фонда» делал не Аксененко, а сам Пенсионный фонд, в чем вы убедитесь чуть ниже. В четвертых, «эти бумажки» действительно «должны были принести в Пенсионный фонд деньги», которых там почему–то не оказалось, несмотря на гигантский пенсионный налог, но Хинштейн выдает этот факт не за то, что существует в действительности: сейчас увидите. В пятых, «тридцать процентов годовых» как раз ставка невысокая, так как инфляция в ту пору была выше. В шестых, «государство» не может быть «в прибыли» как утверждает Хинштейн. В седьмых, «фактический срок погашения» зависит не от Аксененко, а от Зурабова, о котором Хинштейн упоминает вскользь, явно и преднамеренно умаляя его ответственность. И «торговля воздухом» и «неравнодушие Аксененко к большим скоростям» здесь не при чем. В восьмых, «шестьдесят миллионов за пять минут» — это преступление Зурабова, а вовсе не Аксененко, хотя и его я не считаю святым. В девятых, подробный перечень фирм, денег и процентов нужен Хинштейну вовсе не для доказательства чего бы–то ни было, а для «нагнетания обстановки», ибо это перечень абсолютно однородных факторов, совершенно аналогичных, как, если бы, начали поименно перечислять миллион вкладчиков банка, доказывая этим, что он большой. В десятых, «привлечь их организаторов к ответственности» не только «практически невозможно», как уверяет Хинштейн, но и абсолютно необходимо сделать, так как уголовных оснований достаточно. Только надо судить Зурабова, а не Аксененко. В одиннадцатых, как может Зурабов «бить тревогу», когда все это именно он организовал?
Приступаю к анализу ситуации, которую Хинштейн вывернул наизнанку. Первый номер пропускаю, так как, то, что под ним значится, объяснений не требует, а требует сожаления, что есть еще продажные писаки.
Второе. Зурабов просит по миру денег для того, чтобы выплатить пенсии. Почему нет у него денег, когда все платят заведомо высокий пенсионный налог – дело отдельного рассмотрения. Но просить деньги в цивилизованном обществе просто так нельзя, надо давать расписку в получении, в которой указывается срок возврата кредита. Это и есть вексель, попросту заемная записка или расписка, которую дают граждане своим заимодавцам. По прошествии времени, указанного в векселе, деньги должник обязан вернуть взамен на свой вексель. Это можно сделать и раньше срока, тогда пропорционально времени снижается плата за заем. Но так как заемщиков у Зурабова может быть очень много, тысячи, то он просто выпускает векселя и продает их всем желающим его субсидировать за сумму меньшую (с дисконтом) той, которую они получат у него при погашении векселя. Разница – эти самые тридцать процентов годовых, если вексель погашается по прошествии года. Если он погашается менее чем за год (например за шесть месяцев), то и маржа всего – пятнадцать процентов. Три месяца – 7,5 процентов. В этом и есть скрытый удар и только по Аксененко, хотя он столько же виноват, сколько и остальные держатели векселей, то есть заимодавцы Зурабова.
Третье. Продав векселя, и выплатив заемные деньги пенсионерам, Зурабов фактически без спроса пенсионеров обязался оплатить 30 процентов за заем деньгами, принадлежащими пенсионерам. И пенсионеры потеряли треть своих денег, находящихся под охраной Зурабова. За одно это Зурабова надо судить как растратчика не принадлежащих ему денег. Если бы у Зурабова были деньги, то эту трату удалось бы избежать, и пенсионерам было бы выгоднее. Но у Зурабова почему–то денег не оказалось, куда он их дел – второй вопрос к криминалистам, и он вынужден занимать у всех, в том числе и у Аксененко. Но Зурабов знает, что отдавать деньги своим заемщикам он должен через определенный срок, тот, который оговорен в векселе. Зачем же он отдает деньги раньше срока? И не только раньше срока, но прямо на следующий же день? И платит процент за заем не за один день, а за целый год? Он что, дурак? Если бы он не отдал денег заимодавцам (векселедержателям) даже в оговоренный срок, то и здесь бы ничего страшного не случилось. Просто заимодавцы опротестовали бы векселя через суд и ждали бы свои деньги через судебного исполнителя. Вместо этого, Зурабов, как мне представляется, звонит Аксененко и говорит: приноси векселя – заплачу, притом полную сумму, без учета времени держания тобой векселей. А Аксененко, что дурак что–ли, чтобы отказываться получить свои деньги не через полгода, а прямо сейчас и с «наваром»? Хотя может быть и не так. Сам Аксененко принес Зурабову векселя и просит вернуть деньги раньше срока. Ну, наглый попался заимодавец, как его представил нам «хитрый» Хинштейн. Тогда, по–хорошему, дураком должен оказаться Зурабов, отдавая ему деньги раньше срока и без учета времени ими пользования. Как рассказал Хинштейн, Зурабов в действительности – дурак, деньги отдал, даже не спросив себе скидки за кредит в один день вместо 180 дней. Какие же здесь, господин продажный писатель, «факты крупных злоупотреблений со стороны Аксененко»? Факт злоупотреблений как раз имеются со стороны Зурабова. Он деньгами пенсионеров раскидывается как мусором. Вот где преступник, господин продажный писатель. Он же должен был сказать Аксененко, мол, приходи через 180 дней, а не сегодня, все получишь. И это третье обвинение Зурабову, на которое, как и на первые два, есть статьи в Уголовном кодексе.
Четвертое. Хинштейн специально, чтобы запутать дело и свалить вину с больной головы на здоровую, употребляет фразу «эти бумажки должны были принести Песионному фонду деньги». Хитрая фраза. Все, кто читает ее, но не сильно разбирается в финансах, думает, что это именно Зурабов положил деньги пенсионеров в коммерческий банк и получит за них проценты, тем самым, увеличив Пенсионный фонд, и пенсионерам будет приятно. Как же еще можно понимать эту фразу «хитрого» до подлости Хинштейна? Это ведь не простой малограмотный человек, не находящий иногда нужного слова в своей голове. Это ведь газетчик, даже «обозреватель». В трех словарных «соснах» не должен блудить. И надо–то было сказать всего–навсего: у Зурабова нет денег, и он попросил взаймы, чтобы выплатить пенсии. Поэтому следующие пенсии будут меньше, надо платить за кредит. Вместо этого, «эти бумажки должны принести деньги» как аист – ребенка в пеленках.
Пятое. Не в «ставке годовых» дело, а в том, что занята гигантская сумма и тут же отдана сумма на тридцать процентов больше. Соображаете? Другими словами, тридцать процентов украдено у пенсионеров за один прием. Значит, деньги у Пенсионного фонда были, иначе бы из чего он отдал через день на треть больше, чем взял? Просто надо было украсть эти деньги у пенсионеров. А Аксененко – только исполнитель, с которого кто–то потребовал их вернуть, не без собственной маржи, естественно. Потому–то и образовалось вокруг этого воровства столько «юридических лиц». Может быть даже, что Аксененко пустил остаток средств на вверенный его попечению МПС, кто знает? Ну и родственники, и друзья «погрелись», но основная–то сумма исчезла, а куда кроме «выборов» и заграничных банков? И во всем прямо виноват Зурабов, и статья на это есть в Уголовном кодексе: мошенничество в особо крупных размерах.
Шестое. Да, государство, действительно, осталось в «прибыли» со знаком минус и многими нулями. Ведь Пенсионный фонд – это государство, а не частная лавочка. С частной лавочки попробуй укради такую сумму, судов и арбитражей не оберешься.
Седьмое. И почему это Хинштейн сквозь зубы упоминает о Зурабове, не сообразили? Надо же: «не собирается бить тревогу»? А чего ему бить? Не отдавал бы раньше срока, да и только, и не надо никакой тревоги бить. Хинштейн и не вспомнил бы Зурабова, если бы ему не потребовалась фраза: «личный друг Березовского, Волошина и Аксененко». Дескать, это Аксененко подбил Зурабова на совершенно идиотский поступок.
Восьмое. Но на этом уже не буду останавливаться. «Шестьдесят миллионов за пять минут» – оно уже не требует расшифровки. Расшифровал уже.
Девятое. Об огромном количестве «юридических фирм», участвовавших в этой афере, я уже сказал, заговорившись, в предыдущих пунктах.
Десятое. Заострю внимание: гражданин подделал кассовый чек в магазине и получил товар по нему, а его через день поймали. Диагноз: мошенничество и подделка документов. Срок несколько лет, это если добыл таким способом сковородку «тефаль» за сотню рублей. А если, например, цигейковую шубу за полторы тысячи, то – крупный размер, и лет восемь. А разве Зурабов мог обойтись без подделки документов, если сегодня взял взаймы на полгода, а завтра отдал на тридцать процентов больше? А разве не мошенничество – отдавать чужие деньги неизвестно кому, но очень близкому и любимому?
И, наконец, одиннадцатое. Зачем вору кричать держите вора, вы знаете. А вот прокуратуре – надо работать, или и она в доле?
Совсем забыл, есть и двенадцатое, которое можно разделить, так что и на тринадцатое хватит. Ну как же «невозможно привлечь», бумагомарака? Как бумагомарака представляет себе «приватизаторов, играющих на ГКО»? Приватизаторы — то не могли как раз играть на ГКО, они все свои деньги отдали чиновникам и «семье» за приватизацию и теперь у них есть не деньги, а железо. На ГКО как раз и играли чиновники и «семья». Вот Хинштейн и хочет отвести от них наши подозрения своей фразой. И нет никаких «узаконенных преступлений», на лицо как раз обычные преступления, вполне подпадающие под Уголовный кодекс. Чего темнить–то, Хинштейн?
Остается добавить, что таких примеров можно приводить сотни, да я их, кстати, и приводил в предыдущих разделах. Можно подумать, что я с ««Нового» курса – курса 16 века» сбился, представив вам Хинштейна. Но хинштейны, в частности, тоже представляют этот «новый» курс, ибо нас хинштейнами воспитывают и обучают. Добавлю также, что Аксененко смели из министров путей сообщения, но могут еще и посадить в тюрьму. Ох, и тонкий же «нюх» у Хинштейна! Только раз ошибся, но вы уже об этом знаете.
Наши правители во всех средствах массовой информации проливают крокодильи слезы по поводу отсутствия иностранных инвестиций в нашу экономику. Не верьте им, ведь слезы–то крокодильи. Наши правители очень не хотят, чтобы эти инвестиции были. Вернее, инвестиции–то нужны, но такие, чтобы инвесторы не контролировали состояние дел наших правителей, а напоминали бы известную бесплатную гуманитарку: дал и катись на все четыре стороны, мы сами бесплатное продадим и положим денежки в свой карман. Но таких же идиотских «инвестиций» не бывает в мире, инвестор хочет контролировать работу своих денег и получать к ним довесок, притом не такой, какой им соизволят дать наши правители, а такой, каков он в действительности есть под их менеджментом. Это называлось, когда я учил экономику социализма, компрадорской буржуазией, и наши преподаватели очень о ней плохо отзывались, имея в виду Латинскую Америку и Африку. Сейчас сами туда плывем.
(Замечание из конца 2003 года: кажется, Аксененко все–таки посадят как следует, в тюрьму. Но, пока он сидит просто под домашним арестом, или под подпиской о невыезде. Вот это и подтверждает мою объявленную в последнем абзаце предыдущей главы мысль, что новая президентская дворня побеждает).
М.Хартман. «Тюменские «джунгли» для канадцев» («Веч. Москва» от 12.07.01): «29 июня 2001 года вооруженные сотрудники службы безопасности нижневартовского филиала Тюменской нефтяной компании (ТНК) ворвались в офис канадской нефтедобывающей компании «Корпорация «Югранефть» в Тюмени и установили там свою власть. Незаконность насильственных действий со стороны ТНК была настолько очевидной, что даже Нижневартовский арбитражный суд, который всегда очень лояльно относился к любым действиям ТНК (в Тюмени эта компания царь и бог), вынужден был потребовать от охранников удалиться из здания. (…) Совсем недавно ТНК «выкинул» из Тюмени советско–канадское СП «Тура Петролеум», которое до сих пор пытается возместить ущерб в 100 млн. долларов через Международный арбитражный суд в Стокгольме. (…) Буквально через неделю после захвата «Югранефти» почти аналогичный случай произошел в Свердловской области, где сотрудники спецслужб заняли производственные помещения завода немецкого концерна Alstom, вывезли людей охранявших предприятие в лес и избили. Немецкий гендиректор Alstom Sems Петер Йериш был заблокирован в собственной квартире – неизвестные заварили стальную входную дверь. (…) На следующей неделе в Москву должен приехать премьер–министр Канады Жан Кретьен». (…) Теперь перед Владимиром Путиным стоит сложная задача – объяснить Жану Кретьену, а через него и всему деловому мировому сообществу, что это всего лишь «досадные недоразумения», которые не портят в целом благоприятного климата для иностранных инвестиций в России. У Жана Кретьена не менее сложная задача – этому поверить».
Еще маленький такой примерчик, но много говорящий о наших правителях. В «АИФ» поступил «глупый» вопрос: «Правда ли, что реклама жвачки, которую беспрестанно крутят по TV, оплачивается за счет нас, потребителей? Л. Соркин, Санкт–Петербург. («АИФ» № 32, 2001).
«АИФ» отвечает (в сокращении): «Датская и американская компании – вместе выпускают около 20 тыс. тонн жвачки, или 1,5 млрд. пачек в год. По данным экспертов «Monitoring. ru» и «RPRG» обе эти компании тратят ежегодно на «двигатель торговли» 168 млн. 395 тыс. долларов, показывая свои ролики 50321 раз (примерно 137 трансляций в день). Если разделить эти миллионы на количество пачек, получится, что реклама одной пачки обходится производителям примерно в три рубля. В розницу жвачка стоит 8–10 руб. Правда, на заводе нас уверяли, что отпускная цена пачки около 5 руб., остальное накручивают продавцы. Таким образом, себестоимость одной пачки чуть выше двух рублей» (выделение — мое).
Выходит совершенно по анекдоту про одесского еврея, который покупает сырые яйца, варит их, а потом продает по той же самой цене из любви к искусству. Ибо, если себестоимость или производственные затраты 2 рубля, то заводы работают без прибыли, тратя при этом в полтора раза больше себестоимости на рекламу. Однако, надо признать, что подсчетам специалистов затрат на рекламу надо верить, они объективны, несомненны, ибо это элементарно проверяется любым, кто этого пожелает. В чем же дело? Скорее всего, себестоимость жвачки мизерна, как раз столько, сколько составляет упомянутое «чуть выше» 2 рублей. Тогда чистая фактическая прибыль и составит эти самые два рубля. Полная же прибыль будет 5 рублей, из которых 3 идет на рекламу, так как каждая из фирм стремится «утопить» другую фирму, обходясь пока минимумом прибыли. Причем этот минимум – гигантская величина по отношению к себестоимости.
Как только одна из фирм победит другую, обанкротит или поглотит, то она снизит затраты на рекламу, оставляя большую часть прибыли себе. Покупать жвачку другой фирмы мы не будем, так как самой этой фирмы не будет. Восторжествует монополия. А если еще в каждую пачку жвачки добавлять какую–нибудь гадость, вызывающую наркотическое привыкание, то мы будем покупать жвачку по любой цене, без всякой рекламы.
Вот какой вывод я сделал из этой микроскопической заметки в «АИФ».
Теперь самое время разбираться дальше. Первое. Бедному сверх всякой меры народу нужны крайне дешевые развлечения. Это и на водке видно. При дешевой водке разрешили гнать самогон, но его особенно–то и не гнал никто. Рекламщики все зубы обломали, внедряя в наше сознание под лозунгом «дешевые спиртозаводики от оборонного завода – в каждый дом». Как только цену на водку правители подняли до небес, и бутылка ее стала вполне сопоставима со средней зарплатой, то вновь пришлось запрещать самогоноварение, что и было незамедлительно сделано нашими правителями. А теперь заметьте, что пачка жвачки намного дороже буханки черного хлеба, основного продукта россиян, но ее себе может позволить почти каждый, особенно любимые нами дети. Поэтому в России нет товара с более широким потреблением, «платежеспособным спросом». Не черную же икру по 400 рублей за 50 граммов относить в эту закавыченную мной рубрику? Дурак был бы тот «иностранный капитал», который бы не стал «инвестировать» такие «инвестиции» в до идиотизма «непредсказуемую» Россию. Вся «инвестиция» – фасовочный станок, а прибыль и сбыт как у «Сони». И тут все методы как в иезуитстве хороши. Я их уже рассматривал.
Второе. Куда же смотрит наш президент, гарант всех наших прав? Я недаром к нему обращаюсь. Ведь больше никто из государственных чиновников в целой России никаких дел по своей инициативе не решает. Все без исключения чиновники ждут или доброжелательных «указаний» или простого «окрика» сверху, и только после этого начинают шевелиться. Взять хоть подъем «Курска», хоть обеспечение жильем народа снесенного паводком города Ленска. Соответствующие чиновники должны сопоставлять производственные затраты и доходы фирм, чтобы облагать их налогом. И если бы я, например, «устранив» конкурентов с помощью пистолета «ТТ», начал изготавливать и продавать спички по сто рублей за коробок, включив в свои «затраты» рублей так 99 на «рекламу», то кто–то из чиновников должен бы был по этому поводу хотя бы почесаться. И не только по поводу «ТТ», но и по поводу бухгалтерии.
В третьих, где это видано, чтобы самый ходовой товар по физическому объему в штуках был полностью отдан на откуп иностранцам? Американцы даже автомобильные заводы свои защищают от японцев, притом самым бессовестным способом, не говоря уже о хлебе насущном. Недаром они платят своим фермерам такие сумасшедшие дотации на производство своей национальной жратвы. И почему это так разгулялись в России производители всяческого пойла в пластмассовых бутылках, а мы подтягиваем наш искони копеечный квас до их цен, а не заставляем их приблизиться по цене к нашему квасу? Ведь заставили же вы, правители, покупать наш народ наше автомобильное говно по тем же ценам, что и иномарки.
Напрашивается главный вывод: вам, правители наши, наплевать на свой народ, лишь бы свои карманы были битком набиты. «Жвачные» фабрики хорошо вам платят «черным налом»?
Выше я написал про нанятого журналюгу, ибо по своей воле такого не выдумаешь. Он решает «мелкие» задачи. Но иногда перед властями встают глобальные проблемы, такие как необходимость прилюдно оправдать преднамеренное, злостное нарушение Конституции. Тут простым журналюгой не обойдешься. Кто же поверит ему, «некомпетентному», «без специального образования», без «соответствующей должности»? Поэтому у властей всегда есть наготове «нашаливший» собрат, с которого компромат брандспойтом не смоешь. Но компромат, естественно, лежит, где надо. Вызывают такого и говорят: напиши–ка нам приятно на очень неприятную тему. Он: как можно, это же несуразица, я же буду весь в говне? Ему: Ну, как хочешь. Только, видишь эту папку, какая она толстая, лет на 20 хватит. И кладут обратно в сейф.
Я ничем иным не могу объяснить себе и вам следующий экскурс в правоведение не просто прокурора, а высокого по должности прокурора, первого заместителя прокурора Москвы Юрия Синельщикова («МК», август, 2001). По поводу приведения УПК РФ в соответствие с Конституцией (санкцию на арест выдает не прокуратура, а суд, заадержание под стражей не более 48 часов, а не 72 часа как теперь) он говорит: «Я категорически не согласен с подобными изменениями и считаю, что нынешний порядок заключения под стражу более демократичен, чем предписанный Конституцией» (выделение здесь и ниже – мое).
Если бы я, юридически безграмотный, так считал, это было бы полбеды, но когда дипломированный юрист, прокурор высокого ранга, так считает, это фактически призыв к изменению Конституции, причем в худшую сторону тоталитарного прошлого, притом под маркой ее «демократизации». Заметьте, что Конституция и была изменена в целях демократизации, а закон, вернее «нынешний порядок», вот уже около 10 лет никак не могут привести в соответствие с новой Конституцией. Выходит, что Синельщиков призывает не выполнять Конституцию? Ай, да новый Вышинский. Это первое.
Во–вторых, чем же «прокурор» объясняет свою экстравагантную позицию? А тем, что прокурор «при решении вопроса об аресте самолично допрашивает обвиняемого», как будто суд это не в состоянии сделать. А также тем, что прокуроры иногда (в 20–30 процентах случаев) не дают санкции на арест, которые им для подписания представляют милицейские следователи. Как будто это что–то меняет. Ведь можно и в оставшихся 70–80 процентах подписывать безответственную липу, ведь государственная прокуратура – это столь любимая нынешним нашим любимцем народа вертикаль власти. Главное ведь в том, что по Конституции не государство в лице прокурора арестовывает, а третья власть, судебная, равноценная и независимая от первой и второй властей, то есть независимая от самого государства.
В третьих, имея антиконституционное «мнение», такой человек не может не только представлять государство, но и защищать закон. Он же его, закон, основной закон страны, не уважает, поэтому и должен немедленно подать в отставку. Чем он отличается, этот «прокурор», от знаменитого афоризмоплета, который говорит: закон — это я. Но у него, этого прокурора, есть и еще один, совершенно идиотский «аргумент», чтобы продолжать выдавать санкции от имени государства на арест: «решение прокурора не является окончательным, так как либо арестованный, либо его защитник могут его обжаловать в суде. Не позднее чем через трое суток судья выносит вердикт. В случае если санкцию будет давать суд, обжаловать ее можно только в вышестоящем суде. Россия — это не Бельгия, которую за несколько часов можно проехать на машине. Добраться из удаленного уголка в областной центр — проблема. Весь процесс в этом случае займет не меньше месяца, а человек будет томиться в тюрьме».
Надо ли мне объяснять, что эта мысль не может принадлежит не идиоту? По–видимому, надо, это ведь сказал не спившийся бомж, забывший не «букву закона», а сами буквы. Видите ли, «решение прокурора не окончательное». А у суда что, окончательное что ли? Окончательное решение только у Бога. Далее: как прокуророво решение, так и судебное решение можно с одинаковым успехом обжаловать. Поэтому тут нет никакого преимущества прокуратуры над судом, которого вопреки логике добивается конкретный прокурор. Особенно умиляет, что «не позднее чем через трое суток судья выносит вердикт». Так это же очень хорошо, суд очень оперативен. Какое же здесь преимущество санкции прокурора над санкцией суда? Последуем дальше: «если санкцию дает суд, то обжаловать ее можно только в вышестоящем суде, — говорит наш прокурор с большими лычками. А если санкцию дает прокурор, что, и обжаловать ее нельзя, что ли? Можно, конечно, и тоже в вышестоящей инстанции. Поэтому и здесь разницы нет между судебной и прокурорской санкциями. И зря он потратил столько «фантазии» на сравнительное описание бельгийского и нашего «удаленного уголка». Как в том, так и в другом случае до «областного центра» будет одинаковое расстояние, и «человек будет томиться» тоже «не меньше месяца». У нас же одна проблема: дураки и дороги.
Разве не идиот может представить такие «доказательства»? Но не может же быть первый заместитель прокурора столицы таким идиотом? А если он не идиот то, что его подвигло специально им становиться на глазах всего мира? Да, тут дело не может идти о простом «одолжении» кому–то. Это доказательство сверхпреданной лояльности памяти Вышинского. Но какой же дурак будет лоялен какой–то памяти, которая не хрустит в руках или не ведет «наверх», дескать, возьмите меня, я хороший, я буду делать все, что прикажете, хоть на все 145 миллионов разом санкцию выпишу? А как иначе я могу воспринимать эту галиматью?
Теперь проанализирую, как же этот фрукт в генеральском прокурорском мундире защищает антиконституционный закон о «задержании» на 72 часа (юридическая разновидность ареста — мое) вместо 48 часов по Конституции? Но прежде напомню прокурорскому, что как только была принята Конституция — Основной закон прямого действия, так через пять минут после ее вступления в действие должно быть прекращено «задержание» на 72 часа. Разве этого не знает прокурор? А он что? Вместо того, чтобы объявить нам, что закон про 72 часа неконституционен, и он тысячи и тысячи раз нарушается походя все теми же прокурорами, Синельщиков защищает эти самые неконституционные 72 часа. А ведь прокуратура призвана защищать закон. А ведь прокуратура должна знать, что Конституция первична. А ведь прокуратура знает, что все действующие законы, вошедшие в противоречие с Конституцией, должны немедленно не исполняться. И не ее, прокуратуры дело, что законодатели мешкают с исправлением неконституционных законов. А прокуроры между тем дают санкцию на арест тысяч наших детей, потребовавших альтернативную армейской службу. А вот суды бы не все, во всяком случае, дали бы санкцию на такие аресты.
Однако возвращаюсь к синельщиковым «доказательствам». Он пишет: «Сокращение срока до 48 часов, я уверен, приведет к злоупотреблениям…» Это как надо понимать? Что выполнение Конституции приведет к злоупотреблениям, что ли? А невыполнение Конституции, наоборот, уменьшит злоупотребления? Притом, злоупотребления–то ужасные: «Подозреваемый бесправен. Ему не только пищи не дают, его приковывают наручниками где–нибудь в подвале или в коридоре к трубе или он сидит в «обезьяннике»». А зачем же нужны эти ужасные злоупотребления? А вот зачем: «Даже сейчас, когда срок больше (72 часа вместо конституционных 48 — мое), следователь не успевает провести все необходимые мероприятия. Например, в случае убийства нужно потратить несколько суток на осмотр места преступления, собрать вещественные доказательства, произвести судмедэкспертизу трупа, оформить задержанного, вызвать защитника и т.д.» (выделение — мое). Что, прокурор не знает, что если следователь «не успевает», то должен выпустить задержанного, да и только? Успевай, для этого и Конституция существует.