- Здесь так и называют его алтарем, - прошептал Монти, расслышав замечание Александра.
Невольно и он и остальные говорили приглушенными голосами, будто и впрямь попали в храм, и все вздрогнули, когда Пучеглаз, выбравшийся из "кишки", спросил очень громко:
- Ну, где же ваш капитан-левша? Нашли его?
Вместо ответа Монти и Лука указали на то, что лежало на камне, под свечой.
И сразу исчезло всякое сходство с алтарем.
На камне лежали отнюдь не молитвенные книги, кресты и дарохранительницы, а были как попало разбросаны военные карты, какие-то чертежи, списки, брошенные, видно, впопыхах. Кроме того, здесь же стояли две оплетенные соломой фляжки и котелок с недоеденным мясом.
- Ого, да тут сразу и канцелярия и траттория! - сказал Пучеглаз, кинув взгляд на все, что находилось на алтаре. - Ну-ка, синьоры, вы ведь у нас ученые. Посмотрите-ка, что здесь такое, в этих бумажках, а главное кто здесь хозяйничал и для кого вел это хозяйство. - Он зажег вторую свечу. - Эге, да здесь, видно, побывало немало всякого люда! - прибавил он, поднося к огню несколько грубых глиняных чашек и мисок.
- И я кое-что нашел, - подал голос Монти.
Он притащил из дальнего угла пещеры целый узел какого-то тряпья. В узле, когда его развязали, оказалась сутана священника, полный мундир полковника королевской армии и красная рубаха гарибальдийца. Увидев священническое одеяние, знакомое ему еще по бегству из тюрьмы, Монти пришел в неописуемое волнение.
- Но кто же, кто же здесь был?! - повторял он, разглядывая вещи.
- Кажется, брат Марко, мессу в твоей часовне служили шпионы, объявил Лоренцо.
Мечников и Александр переглянулись. Впервые Пучеглаз громко произнес слово "шпион", которое ни один из них не решался еще сказать даже про себя. Уж слишком невероятным казалось им обоим: доверенный офицер Гарибальди, близкий знакомый профессора Претори, поклонник Лючии - и вдруг шпион! Нет, нет, это невозможно!
Между тем Пучеглаз не без удовольствия понюхал, а затем и попробовал то, что находилось во флягах и предложил вина Марко Монти. Тот не отказался. Зато Лука, которому Лоренцо пододвинул котелок с мясом, даже не поглядел на еду, хотя был очень голоден: все внимание его было устремлено на обоих офицеров.
Мальчик старался по выражению лица Александра и Льва угадать, о чем они думают и что именно говорят на незнакомом ему языке русских. Нагнувшись к свече (вторую Пучеглаз из экономии погасил), оба друга перебирали то, что находилось на "алтаре". Здесь было три карты: одна географическая карта всего острова, вторая, рисованная от руки, по-видимому, представляла собой карту военных укреплений королевских войск в Сицилии, на третьей был нанесен район Палермо и прилегающих к нему селений и городов, в том числе Калатафими. Рядом с картами лежали чертежи каких-то укреплений с условными обозначениями. Лев и Александр долго рассматривали эти чертежи, но, так и не разобравшись в них, положили в сумку Льва, чтобы передать после Сиртори или самому генералу.
- А вот здесь, кажется, кое-что интересное, - сказал Мечников, приближая к свечке четвертушку бумаги. - Адресовано Манискалько, прибавил он, наклоняясь над своей находкой.
- Читайте вслух, - попросил Пучеглаз. - Нам ведь тоже важно знать, что за компания была здесь, в этой пещере.
Лука с благодарностью взглянул на него.
- "Бумаги, которые вам посланы, - начал негромко Мечников, - содержат списки тех сицилийцев, которые связаны родственными или иными узами с бунтовщиками, вошедшими в банды Гарибальди. Вам предоставляется возможность по этим спискам арестовать всех родных и близких мятежников и, если таково будет ваше желание, подвергнуть их казни. Возможно, это заставит многих мятежников задуматься и даже уйти из преступной шайки гарибальдийцев. Во всяком случае, мера эта весьма своевременна, потому что вооруженные крестьяне со всех сторон стекаются к Гарибальди. В настоящее время у него, как мне стало известно, уже около восьми тысяч человек вместе с бунтовщиками. Правда, боеспособны из них не больше половины, однако..." Записка не дописана. Видно, что-то помешало тому, кто ее писал. - Лев поднял глаза.
- О, негодяи! Значит, они теперь уже арестовали всю нашу родню в Сицилии! - простонал Марко Монти. - У меня здесь брат живет. Значит, они и его схватили?!
Он был вне себя. Бормотал что-то, беспокойно двигался по "часовне". Между тем Александр изучал у огня какую-то смятую бумажонку.
- А у вас что? - спросил его Мечников.
- Прелюбопытный черновик, - отвечал Есипов. - И кажется, можно будет сделать кое-какие заключения о самом авторе.
- Да читайте же, читайте, синьор Алессандро! - не выдержал Лукашка. Эх, был бы я грамотный! - жалобно вздохнул он.
- "Милостивый государь, - читал Александр, - еще в Риме я имел честь передать вам мнение его святейшества об известном вам пирате и его действиях в Италии. В настоящее время необходимо более чем всегда помнить о тактике Г. Он дьявольски хитер и часто в своей борьбе использует притворные отступления. Эти отступления - излюбленный его маневр. Теперь, когда его пиратские отряды продвигаются к Палермо..." Тут что-то перечеркнуто и вымарано, - заметил Александр. - А вот многозначительное обещание: "Разумеется, вы, как и раньше, можете рассчитывать на мои сообщения, хотя П. Ф. находится уже на территории, занятой Г.".
- "П. Ф." - это, конечно, пещера Францисканца, - вставил Мечников. Ну-ну, что же дальше?
- Дальше какая-то закорючка стоит вместо подписи.
Пучеглаз подошел поближе к свету, ему хотелось тоже взглянуть на "закорючку".
- Почерк один и тот же и на вашей и на моей записке. - Мечников сличил обе бумаги. - Жаль, что мы не видели почерка Датто.
- Как левша, он и пишет, конечно, левой рукой, - заметил Александр.
- В вашей записке, Александр, по-моему, содержатся два важных указания, - сказал Мечников, - во-первых, автор ее был в Риме, а во-вторых, выполнял поручения самого папы.
- А коли так, это человек не простой, - подхватил Пучеглаз. - Это важная птица! Что ж, мы-то знаем: Датто был в Риме, и мы видели его в монашеском обличье в компании с чернохвостым.
- Как будто все сходится, - кивнул Мечников. - Неясно только одно: что помешало Датто (если только это и вправду он!) дописать и отослать свои донесения. И куда он и его спутник девались, если Лука стерег их у единственного выхода.
Лука тихонько ахнул, однако никто не обратил на него внимания.
- И мясо не доели, а к вину и вовсе не притронулись, - прибавил Пучеглаз. - Видно, услышали что-то, что их вспугнуло, решили удрать поскорее, покуда их не сцапали.
- Но здесь же ничего не слышно, тихо, как в могиле, - с беспокойством сказал Монти. - Они могли услышать и испугаться только одного: выстрелов. Но мы уже давно не стреляем, ведь так?
Лука подскочил к Марко:
- Что? Вы говорите, дядя Марко, их могли вспугнуть только выстрелы?
Он был так взволнован, что сам не замечал, как вцепился в рукав Монти.
- Ну да, - отвечал тот, тихонько освобождая свой рукав. - Помню, однажды мы здесь застряли надолго, и родители хотели нас вызвать. Кричали, звали - мы не слышали. Тогда попросили одного охотника выстрелить из ружья, и только по выстрелу мы поняли, что нас ищут, и вылезли наружу.
- Святой Джованни! Значит, это я, я своими руками все натворил! Это я спугнул этих шпионов, синьоры! Накажите меня, я вас прошу! Накажите сильнее, я опять упустил их! Я всему, всему виной! - запричитал, завопил несчастный Лукашка.
Сквозь этот поток причитаний, слез, самообвинений четверо взрослых с трудом разобрали, что Лукашка подобрал где-то бурбонский пистолет и присоединил его к своей сабле. Пока он преследовал Датто и неприятельского офицера, ему некогда было подумать о своем трофее, но, когда оба беглеца исчезли и Лука рыскал вокруг, осматривая все выемки горы, он не устоял перед соблазном попробовать свою добычу и несколько раз выстрелил в воздух и в пролетающую птицу.
- Я попал в нее, синьоры, клянусь святым Джованни, я попал прямо в нее, и она упала в обрыв, - бессмысленно повторял Лука, как будто то, что он попал в птицу, могло как-то возместить его промах в другом деле.
- Одну маленькую птичку подстрелил, а многих больших упустил, безжалостно подвел итог Пучеглаз.
- Да, парень, здорово ты промахнулся, - кивнул и Монти.
Мечников и Александр ничего не сказали, но маленький денщик видел их красноречивые взгляды.
Лукашка не выдержал и заревел. В первый раз с тех пор, как стал гарибальдийцем. Но уж слишком жгучей была его обида на самого себя.
Так под его рыдания четверо взрослых забрали узел, бумаги и все, что нашли на "алтаре". Пучеглаз снова зажег свою запасную свечу, подтолкнул к "кишке" Луку, и все благополучно выбрались из пещеры Францисканца в темь и теплоту сицилийской ночи.
34. НОЧЬ ПОЛКОВОДЦА
Молодой генуэзец-часовой вполголоса, но сердито перекорялся с кем-то в темноте спящего лагеря.