- Должен признать, что это так, - сказал дон Мигель, сильно удивленный, - но тем не менее я предполагаю, что мы не очень далеко оттуда.
- Но все же, сколько миль?
- Ну что же, миль пятьдесят, не более.
- Мой бедный друг, - произнес Валентин, покачав головой, - как вы ошибаетесь. Отсюда более семисот миль до Пасо-дель-Норте, который находится на границе цивилизованной страны.
- Карай! - воскликнул дон Мигель. - Вот уж не думал, что мы так далеко забрались.
- Затем, - продолжал Валентин, - от этого города до вашей асиенды около пятидесяти миль, не так ли?
- Да, почти столько.
- Итак, вы видите, мой друг, что, к моему сожалению, я не могу принять вашего любезного предложения.
- Что же тогда делать? - сказал генерал Ибаньес.
- Да, это затруднительно, - сказал Валентин. - А между тем время не терпит.
- Однако ваша мать никоим образом не может оставаться здесь, - заметил дон Мигель, - это для нее совершенно невозможно.
Курумилла до тех пор, по обыкновению, следил за ходом разговора, не принимая в нем никакого участия. Видя, что охотники не могут прийти ни к какому решению, он неожиданно обратился к Валентину и произнес:
- Друг хочет говорить.
Все присутствующие присмотрели на него.
Охотники знали, что Курумилла заговаривал всегда только для того, чтобы дать какой-нибудь совет, которому обычно все следовали.
Валентин жестом выразил свое согласие.
- Наши уши открыты, вождь, - сказал он.
Курумилла встал.
- Кутонепи забывчив, - сказал он.
- Что же я забываю? - сказал охотник.
- Кутонепи брат Единорога, великого вождя команчей.
Француз радостно хлопнул себя по лбу.
- Это верно, - воскликнул он, - о чем же я думаю? Честное слово, вождь, вы - сама сообразительность, ничто от вас не ускользнет.
- Мой брат доволен? - с радостью спросил индейский вождь.
Валентин с жаром пожал ему руку.
- Вождь, вы самый превосходный человек из тех, кого я знаю, воскликнул он. - Благодарю вас от всего сердца! Впрочем, нам нечего больше и говорить об этом, мы друг друга понимаем, не правда ли?
Индеец с жаром ответил на рукопожатие своего друга и сел, прошептав всего лишь одно слово, выражавшее его чувства:
- Хорошо.
Остальные присутствующие ничего не могли понять. Несмотря на то, что они давно уже жили в прерии, они все еще не привыкли к индейской лаконичности. Поэтому они с нетерпением ожидали, чтобы Валентин объяснил им, о чем он говорил со своим другом.
- Вождь, - с живостью сказал Валентин, - сразу сообразил то, над чем мы тщетно ломали головы.
- Как так? Объясните, - сказал дон Мигель.
- Как, вы не понимаете?
- Честное слово, не понимаем.
- А между тем это очень просто: я давно уже усыновлен племенем команчей, а именно родом Единорога. Этот вождь не откажет, я убежден в этом, принять мою мать в их селении. Краснокожие меня любят, Единорог мне предан, а потому о моей матери будут хорошо заботиться. С другой стороны, мне будет легко навещать ее каждую свободную минуту.
- Canarios! - воскликнул генерал Ибаньес. - Это верно, честное слово, вождь, - добавил он, дружески похлопав индейца по плечу. - Должен сознаться, что мы ужасные простаки и что у вас в одном мизинце больше разума, чем в нас всех.
Совещание это длилось немало времени - солнце давно уже взошло, когда оно окончилось.
Мать Валентина, вполне отдохнувшая от волнений протекшей ночи, появилась в гроте и обняла своего сына.
После завтрака оседлали лошадей и собрались в путь.
- Куда же ты везешь меня, дитя мое? - спросила мадам Гилуа Валентина. - Ты знаешь, что я теперь всецело принадлежу тебе и что ты один должен обо мне заботиться.
- Будьте спокойны, матушка, - отвечал Валентин, - хотя мы и в прерии, но отыскали для вас такое убежище, где вы будете в полной безопасности, и в то же время я буду иметь возможность навещать вас каждую неделю.
Валентин, как и все люди с твердым и решительным характером, предпочитал, вместо того, чтобы обходить затруднение, действовать прямо, убежденный, что чем решительнее он поступит, тем быстрее и легче можно будет смягчить последствия удара.
Инстинктивным движением старая женщина, уже сидевшая на лошади, остановила ее и взглянула на сына глазами, полными слез.
- Что ты говоришь, Валентин? - произнесла она дрожащим голосом. - Ты собираешься меня покинуть?
- Вы не поняли меня, матушка, -возразил он, -после столь долгой разлуки я ни за что не соглашусь жить вдали от вас.
- Увы! - прошептала она.
- Но только, матушка, - продолжал он твердо, - вы должны согласиться с тем, что жизнь в прериях сильно отличается от жизни цивилизованной.
- Я уже знаю это! - со вздохом произнесла она.
- Тем лучше, - сказал он. - Эта жизнь предъявляет требования, которые было бы слишком долго объяснять, и заставляет постоянно передвигаться с места на место, проводя целые дни в седле.
- Хорошо, дитя мое, но не заставляй меня страдать так долго и скажи мне в двух словах, в чем дело и к чему ты ведешь этот разговор.