66984.fb2
характера и власти самодержавной. Ничто не казалось ему страшным.
Церковь российская искони имела главу сперва в митрополите,
наконец в патриархе. Петр объявил себя главою церкви, уничтожив 36
патриаршество, как опасное для самодержавия неограниченного. Но
заметим, что наше духовенство никогда не противоборствовало
мирской власти, ни княжеской, ни царской: служило ей полезным
оружием в делах государственных и совестью в ее случайных
уклонениях от добродетели. Первосвятители имели у нас одно право
— вещать истину государям, не действовать, не мятежничать, —
право благословенное не только для народа, но и для монарха,
коего счастье состоит в справедливости. Со времен Петровых упало
духовенство в России. Первосвятители наши уже только были
угодниками царей и на кафедрах языком библейским произносили им
слова похвальные. Для похвал мы имеем стихотворцев и придворных —
главная обязанность духовенства есть учить народ добродетели, а
чтобы сии наставления были тем действительнее, надобно уважать
оное. Если государь председательствует там, где заседают главные
сановники церкви, если он судит их или награждает мирскими
почестями и выгодами, то церковь подчиняется мирской власти и
теряет свой характер священный; усердие к ней слабеет, а с ним и
вера, а с ослаблением веры государь лишается способа владеть
сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно все забыть, все
оставить для отечества, и где Пастырь душ может обещать в награду
один венец мученический. Власть духовная должна иметь особенный
круг действия вне гражданской власти, но действовать в тесном
союзе с нею. Говорю о законе, о праве. Умный монарх в делах
государственной пользы всегда найдет способ согласить волю
митрополита, или патриарха, с волею верховною; но лучше, если сие
согласие имеет вид свободы и внутреннего убеждения, а не
всеподданической покорности. Явная, совершенная зависимость
духовной власти от гражданской предполагает мнение, что первая
бесполезна, или, по крайней мере, не есть необходима для
государственной твердости, — пример древней России и нынешней 37
Испании доказывает совсем иное.
Утаим ли от себя еще одну блестящую ошибку Петра Великого?
Разумею основание новой столицы на северном крае государства,
среди зыбей болотных, в местах, осужденных породою на бесплодие и
недостаток. Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на
берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но
мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет
вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов
употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно
сказать, что Петербург основан на слезах и трупах. Иноземный
путешественник, въезжая в государство, ищет столицы, обыкновенно,
среди мест плодоноснейших, благоприятнейших для жизни и здравия;
в России он видит прекрасные равнины, обогащенные всеми дарами
природы, осененные липовыми, дубовыми рощами, пресекаемые реками
судоходными, коих берега живописны для зрения, и где в климате
умеренном благорастворенный воздух способствует долголетию, —