месте. В Петербурге, в Архангельске, в Москве сыпалось золото и
серебро, — в Симбирске, в Пензе, в Воронеже едва показывалось. В
бумагах времен императрицы Анны и Правительницы видим жалобы
умнейшего из российских министров на великий недостаток в легкой
монете: Остерман предполагал несколько раз закупить большое
количество серебра в Голландии, не имев мысли об ассигнациях, и
едва ли знав, что Россия в новом государственном порядке Европы
первая и столь долго употребляла оные. Наконец, Екатерина II
изданием ассигнаций сперва изумила, но скоро облегчила народ во
всех платежах и торговых сделках. Увидели удобность и пользу.
Дотоле заемные и купеческие обороты производились у нас векселями
— с сего времени ассигнации заступили место векселей и
распространили внутреннюю торговлю. Правительство обязывалось
выдавать металлические деньги за оные; но знало, что публика,
однажды навсегда удостоверенная в действительности бумажек,
станет требовать от Банка единственно малых сумм, нужных для
мелочных расходов. Так и было в царствование Екатерины к пользе
государственной и народной: казна приобрела знатный капитал и
могла в чрезвычайных случаях обходиться без умножения податей;
народ перестал нуждаться в деньгах, и серебро, уже менее
необходимое, долго держалось в одной цене с ассигнациями, после
возвысилось безделицею, потом более и, наконец, в 1,5 раза,
вместе с постепенным возвышением всех иных цен, — необходимое
следствие прибавки 200 м[иллионов] к денежной сумме, бывшей у нас
дотоле в обращении. Где мало денег, там вещи дешевы, — где много
первых, там последние дороги. Серебряная монета, замененная 80
ассигнациями, сделалась в отношении к ним дороже, не как монета,
предпочитаемая бумажкам, но как товар. Стали замечать общую
дороговизну, которая, однако ж, не выходила из меры и не была
решительным злом. Справедливо жаловались на правительство, когда
оно в последние годы Екатеринина царствования не могло
удовлетворять народному требованию в выдаче мелкой разменной
монеты. Время Павлово не произвело никакой важной перемены в
государственном хозяйстве, ибо казна не умножала ассигнаций. Но в
нынешнее царствование излились оные рекою, и вещи удвоились,
утроились в цене. Не осуждаем правительства за выпуск может быть
500 м[иллионов] бумажных рублей. Находились ли иные, лучшие спо-
собы для удовлетворения государственным потребностям? Не знаю,
даже сомневаюсь!.. Но когда сделалось неминуемое зло, то надобно
размыслить и взять меры в тишине, не ахать, не бить в набат, от
чего зло увеличивается. Пусть министры будут искренни пред лицом
одного монарха, а не пред народом! Сохрани Боже, если они будут
следовать иному правилу — обманывать государя и сказывать всякую
истину народу! Объявите, что отныне фабрика ассигнационная
останется без дела. Хорошо, но к чему толковать слова:
«Объявителю платит Государственный банк» и проч. Я позволил бы
сказать Вам, что ассигнации не деньги, если бы Вы могли отворить
банки и ящики, наполненные серебром, для вымена бумажек; позволил
бы сказать, что ассигнации не деньги, если бы у нас были другие.