думаете ли, что бедная сумма оных могла бы удовольствовать
государство в торговых его оборотах? В древней России ходили куны
вместе с серебром и золотом, в новой — ходят ассигнации вместе с
металлами, тогда и ныне редкими. Кожаный лоскут не лучше 81
бумажного, но древние князья киевские, славянские, новгородские
не изъясняли народу, что куны — вексель, — и Россия 500 лет
довольствовалась оными, благословляя сие счастливое изобретение:
привычка сильнее мудрования! Несмотря на вексельную форму
ассигнаций, мы не считали государя должником своим, не ждали от
него платы за бумажки, не осведомлялись о состоянии казны, будучи
довольны тем, что мы имели за них все вещи по желанию. Пусть
ассигнации — вексель, но государственный, свойством отличный от
купеческого или гражданского. Правительство выпускает их в
обращение под видом векселей; но, вошедши в общее употребление,
они уже делаются монетою там, где нет иной в достаточном
количестве. Необходимость есть закон для правительства и народа.
Если бы купец сказал о своих заемных письмах то, что в Манифесте
сказано об ассигнациях; если бы объявил торжественно, что надавал
их непомерное множество и крайне заботится о следствиях, — едва
ли бы кто на другой день согласился продать ему свое имение на
вексель; а за наши ассигнации и теперь продают все. Они унизились
ценою в отношении к вещам не для того, чтобы лишились доверия или
кредита, но следуя общему закону соразмерности между вещами и
деньгами; одним словом, вопреки Манифесту, ассигнации и теперь
остаются у нас деньгами, ибо иных не имеем; но купцы иноземные,
купцы, гораздо ученнейшие россиян в языке и в признаке
государственного банкротства, усумнились иметь дела с нами, —
курс упадал более и более, уменьшая цену российских произведений
для иноземцев и возвышая оную для нас самих.
Что сказать о так называемом Разуме Манифеста, всюду
разосланном вместе с оным? Надобно, чтоб разум находился в самом
Манифесте, а не в особенном творении какого-нибудь
школьника-секретаря, который со смешною важностью толкует сам 82
слова, повторением их или перестановкой, гордо объявляя, что одни
слабоумные считают нужным перелив монеты сообразно с ее нынешнею
ценою и что пуд меди, стоющий во всех других вещах 40 р., в
деньгах должен ходить за 16 р.; ибо, если мы из медного рубля
сделаем два, то все цены удвоятся. Нет, г. изъяснитель, — медная
монета есть у нас только разменная, в коей мы теперь имеем
крайнюю нужду и которая уменьшается от тайного переплавливания в
вещи или от вывоза в чужие земли. Не надобно из рубля меди без
необходимости делать десяти, чтобы не было фальшивой монеты; но
не должно делать и 16 р. из 40, чтобы монету не переплавливали в
кубы и проч. Ни в каком государстве металлы не ходят в деньгах
ниже своей цены. Вопреки сему Разуму правительство уставило
переменить медную монету и сделать из 16 — 24 р.; для чего же не
40, не 50? Не так легко делание фальшивой монеты, если бы медь
чрез несколько времени и весьма унизилась в цене, чему
доказательством служит собственный наш пример, когда медные