и в губерниях, пока столь многие чиновники действуют независимо
от губернаторов, ответствующих государю за спокойствие
государства и, гораздо более, всех живущих в Петербурге
министров, членов Совета, сенаторов. Одна сия мысль не убеждает
ли в необходимости возвысить сан губернаторский всеобщим
уважением? Да будет губернатор, что были наместники при
Екатерине! Дайте им достоинство сенаторов, согласите оное со
отношениями их к министрам, которые в самом деле долженствуют
быть единственно секретарями государя по разным частям, и тогда
умейте только избирать людей!
Вот главное правило. Второе, не менее существенное, есть:
умейте обходиться с людьми! Мало ангелов на свете, не так много и
злодеев, гораздо более смеси, т.е. добрых и худых вместе. Мудрое 101
правление находит способ усиливать в чиновниках побуждение добра
или обуздывает стремление ко злу. Для первого есть награды,
отличия, для второго — боязнь наказаний. Кто знает человеческое
сердце, состав и движение гражданских обществ, тот не усомнится в
истине сказанного Макиавелли, что страх гораздо действительнее,
гораздо обыкновеннее всех иных побуждений для смертных. Если вы,
путешествуя, увидите землю, где все тихо и стройно, народ
доволен, слабый не утеснен, невинный безопасен, — то скажете
смело, что в ней преступления не остаются без наказания. Сколько
агнцев обратилось бы в тигров, если бы не было страха! Любить
добро для его собственных прелестей есть действие высшей
нравственности — явления, редкого в мире: иначе не посвящали бы
алтарей добродетели. Обыкновенные же люди соблюдают правила
честности, не столько в надежде приобрести тем особенные
некоторые выгоды, сколько опасаясь вреда, сопряженного с явным
нарушением сих правил. Одно из важнейших государственных зол
нашего времени есть бесстрашие. Везде грабят, и кто наказан? Ждут
доносов, улики, посылают сенаторов для исследования, и ничего не
выходит! Доносят плуты — честные терпят и молчат, ибо любят
покой. Не так легко уличить искусного вора-судью, особенно с
нашим законом, по коему взяткобратель и взяткодатель равно
наказываются. Указывают пальцем на грабителей — и дают им чины,
ленты, в ожидании, чтобы кто на них подал жалобу. А сии
недостойные чиновники, в надежде на своих, подобных им,
защитников в Петербурге, беззаконствуют, смело презирая стыд и
доброе имя, коего они условно лишились. В два или три года
наживают по нескольку сот тысяч и, не имев прежде ничего,
покупают деревни! Иногда видим, что государь, вопреки своей
кротости, бывает расположен и к строгим мерам: он выгнал из
службы двух или трех сенаторов и несколько других чиновников, 102
оглашенных мздоимцами; но сии малочисленные примеры ответствуют
ли бесчисленности нынешних мздоимцев? Негодяй так рассуждает:
«Брат мой N.N. наказан отставкою; но собратья мои, такие-то,
процветают в благоденствии: один многим не указ, а если меня и
выгонят из службы, то с богатым запасом на черный день, — еще
найду немало утешений в жизни!» Строгость, без сомнения,