порядка, там кротость не у места. Как живописцы изображают
монарха? Воином и с мечом в руке — не пастушком и не с цветами!..
В России не будет правосудия, если государь, поручив оное
судилищам, не будет смотреть за судьями. У нас не Англия; мы
столько веков видели судью в монархе и добрую волю его признавали
вышним уставом. Сирены могут петь в круге трона: «Александр,
воцари закон в России... и проч.»... Я возьмусь быть толкователем
сего хора: «Александр! Дай нам, именем закона, господствовать над
Россией, а сам покойся на троне, изливай единственно милости,
давай нам чины, ленты, деньги!»... В России государь есть живой
закон: добрых милует, злых казнит, и любовь первых приобретается
страхом последних. Не боятся государя — не боятся и закона! В
монархе российском соединяются все власти: наше правление есть
отеческое, патриархальное. Отец семейства судит и наказывает без
протокола, — так и монарх в иных случаях должен необходимо
действовать по единой совести. Чего Александр не сведает, если
захочет ведать? И да накажет преступника! Да накажет и тех,
которые возводят его на степень знаменитую! Да ответствует
министр, по крайней мере, за избрание главных чиновников!
Спасительный страх должен иметь ветви; где десять за одного
боятся, там десять смотрят за одним... Начинайте всегда с головы: 103
если худы капитан-исправники — виновны губернаторы, виновны
министры!.. Не сему правилу следовали те, которые дали государю
совет обесчестить снятием мундира всех комиссариатских и
провиантских чиновников, кроме начальников. Равные не могут
ответствовать друг за друга; если они все причиною бедствий
армии, то мало лишить их мундира; если еще не доказаны виноватые,
то надобно подождать, а казнь виновного вместе с правым отнимает
стыд у казни. Малейшее наказание, но бесполезное, ближе к
тиранству, нежели самое жестокое, коего основанием есть
справедливость, а целью — общее добро. Ненавидят тирана, но
мягкосердие тогда есть добродетель в венценосце, когда он умеет
превозмогать оное долгом благоразумной строгости. Единственно в
своих личных, тайных оскорблениях государь может прощать
достохвально, а не в общественных; когда же вредно часто прощать,
то еще вреднее терпеть, — в первом случае винят слабость, во
втором — беспечность или непроницание. Мы упомянули о личных
оскорблениях для монарха. Они редко бывают без связи со вредом
государственным. Так, например, не должно позволять, чтоб кто-
нибудь в России смел торжественно представлять лицо недовольного
или не уважать монарха, коего священная особа есть образ
отечества. Дайте волю людям — они засыплют Вас пылью! Скажите
им слово на ухо — они лежат у ног Ваших!
Говорив о необходимости страха для удержания нас от зла,
скажем нечто о наградах: они благодетельны своею умеренностью, —
в противном же случае делаются или бесполезны, или вредны. Я вижу
всех генералов, осыпанных звездами, и спрашиваю: «Сколько побед
мы одержали? Сколько царств завоевали?..» Ныне дают голубую ленту
— завтра лишают начальства!.. Сей, некогда лестный, крест