66999.fb2 Записки уцелевшего (Часть 1) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 50

Записки уцелевшего (Часть 1) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 50

Родные собрались его выручать. Брат моей матери дядя Алеша Лопухин усердно зарабатывал, вязал на чулочной машине чулки. Он взялся учить вязать и дядю Никса, но тот в технике не смыслил ничего, даже винты не мог открутить отверткой. Родственники поняли: из историка чулочник не получится. Выручила его великая нужда в квалифицированных переводчиках - его приняли на работу во французскую газету "Journal de Moscou", и верой и правдой он там служил благополучно в течение двадцати лет, пока не скончался в 1942 году.

И еще пример чистки. Бывший министр путей сообщения Временного правительства Некрасов Николай Виссарионович был специалистом высокого класса. С первых дней революции он пошел на службу Советской власти, Ленин его ценил. Он занимал крупный пост в ВСНХ и был вычищен по первой категории. В газетах публиковали о нем ругательные статьи, а художник успел запечатлеть, как он, оправдываясь, выступал на трибуне перед общим собранием,- независимое, благородное лицо, орлиный взгляд. Вскоре его посадили. После Беломорканала он попал на строительство канала Москва Волга, там сперва занял ответственную должность начальника работ, потом его понизили. Мне показали его рослую фигуру, как в окружении подчиненных он вышагивал по строительству. Когда канал был открыт, посадили многих, в том числе и Некрасова. Он исчез.

Вообще чистили в учреждениях далеко не всех, а выискивали отдельные жертвы. Так, попался на крючок совсем юный геолог Кирилл Урусов. О той чистке мне рассказывала одна его сослуживица.

Он вышел на трибуну - высокий, породистый юноша - блондин с бархатными ресницами на светлых глазах, и только сказал: да, мой отец - бывший князь. Он всю жизнь служил, никогда никакой собственности не имел, а я - его сын, и никакой другой вины за собой не знаю. В зале воцарилась тишина. Вдруг одна девушка вскрикнула, ей сделалось дурно, ее увели.

Кирилл прошел чистку благополучно. Несколько лет спустя он женился на некоей Волковой. А по тогдашним законам при регистрации брака муж имел право менять свою фамилию на фамилию жены. Так князь Урусов стал гражданином Волковым и под этой фамилией благополучно прожил свою жизнь.

4.

Ну, а мы? Наша многочисленная семья в том 1929 году, казалось бы, благополучно жила во втором этаже двухэтажного дома № 16, квартира 5, по Еропкинскому переулку.

Дедушка Владимир Михайлович продолжал ежемесячно получать десять долларов из США - от своего сына, а моего дяди Саши, прославленного в Лос-Анджелесе врача-хирурга. И еще он получал десять долларов из Италии, от богачки Моины Абамелек-Лазаревой. И еще дедушка ежедневно писал дневник, принимал гостей, а иногда вместе со своим внуком, а моим братом Владимиром, раскладывал дамский пасьянс.

Мой отец благополучно служил экономистом-плановиком в химическом отделе Госплана СССР, получал зарплату двести рублей, что считалось тогда солидно, правда, не на столь многочисленную семью. Химию он в Поливановской гимназии не проходил, чем занимался на работе - не знаю, но убежден, как и везде раньше, он был добросовестным и усердным работником. Ходил он на работу на Ильинку, ради моциона всегда пешком. Да в часы пик трамвай № 34, обвешанный гроздьями пассажиров, к нашей остановке - "Малый Левшинский" - уже никого не вмещал.

О брате Владимире как об успешном иллюстраторе книг и журналов я уже писал.

О заработке матери и как этот заработок рухнул, я расскажу отдельно.

Писал я и о себе - успешном чертежнике и усердном студенте ВГЛК, а по ночам я тайно строчил очерки для серии "По северным озерам", постоянно пребывал в эдаком восторженно-вдохновенном состоянии и был счастлив.

О себе пока тоже прерву рассказ.

Сестра Маша продолжала учиться вместе со мной на ВГЛК. Вырастала она нельзя сказать чтобы красавицей, но черты лица ее под кудрявыми светлыми локонами были тонки и благородны, кавалеры постоянно приглашали Машу в кино или театр.

Самая младшая сестра. Катя, училась в группе девочек у бывшей начальницы женской гимназии Веры Николаевны Величкиной в Серебряном переулке. Потом власти усмотрели в таком частном преподавании нечто предосудительное, группа распалась, и Катя вместе со своей подругой Олей Шереметевой (не графиней) поступила в обычную школу-семилетку.

Сестра Соня продолжала заниматься все той же санитарной статистикой, которой кормилось несколько семей из бывших, и в органах здравоохранения всегда знали о состоянии здоровья населения, и в случае чего врачи могли поднимать тревогу. Ныне эти цифры в нашей стране строго засекречены, и только совсем недавно мы узнали, что детская смертность у нас даже выше, чем в отсталых странах Африки...

У Сони наконец кончился разрывом длительный и безрезультатный роман с бывшим офицером князем Владимиром Николаевичем Долгоруковым. Был он человеком несомненно большого ума и культуры, но холодным эгоистом. Возможно, из-за контузии в германской войне он уцелел, никогда не сидел и впоследствии стал писателем. Жил он рядом с нами в Малом Левшинском переулке, постоянно к нам ходил, потом прекратил хождение.

Не очень я знаю о романе с ним Сони, она то и дело шепталась с матерью и, видимо, разрыв переживала тяжело. Ее характер круто переменился - она обратилась к религии, постоянно посещала церкви и разных святой жизни старцев. А лет ей исполнилось двадцать пять.

И тут в нашей квартире однажды появился немолодой ученый, специалист по рыбам Виктор Александрович Мейен. Появился он совсем случайно. До того постоянно ездил к Осоргиным на 17-ю версту, давал заказы Марии - художнице на цветные плакаты по рыбоводству и безрезультатно пытался за нею ухаживать.

Узнав, что Виктор Александрович живет недалеко от нас, в Большом Левшинском переулке, Осоргины дали ему к нам какое-то поручение. Он явился, увидел Соню и, как признавался позднее, с первого же взгляда влюбился в нее. Но действовать решил осторожно.

Семья наша всегда отличалась широким гостеприимством. Виктора Александровича усадили рядом с дедушкой, предложили чашку чая. Услышав разговоры, прервал свои занятия брат Владимир и подсел с другой стороны дедушки. Началась умная беседа.

И тут выяснилось, что гость нуждается в переводе с английского какой-то научной статьи, а для своих научных трудов ему требуется чертежник.

Так отец получил заказ на перевод статьи, а я стал чертить для Виктора Александровича разные схемы по рыбоводству.

Виктор Александрович пригласил Соню в театр - она отказалась, а в церковь, на какую-то особенную всенощную, с ним пошла и в другой раз с ним отправилась к некоему святой жизни старцу.

Он пригласил всех нас на воскресенье на грандиозную рыбную ловлю на Бисерово озеро, это около платформы Черная по Нижегородской (ныне Горьковской) железной дороге. Поехали Владимир с Еленой, Юша Самарин, сестра Маша, Саша Голицын, а Соня не поехала. Да ведь все это мероприятие Виктор Александрович организовал, чтобы лишний раз увидеть ее, а вовсе не для нашего удовольствия.

Когда-то озеро принадлежало Донскому монастырю, а в 20-х годах его арендовал у МОЗО частник из Белоруссии, с условием сдачи улова государству. Ловля рыбы белорусским способом оказалась очень любопытной. В два ряда по всему озеру были пробиты маленькие проруби; через них шестом с крючком протаскивалась сеть до большой проруби. Там сеть вынималась за два конца. Трижды рыбаки протаскивали и вынимали сеть, и каждый раз мотня оказывалась полной рыбы, крупной и мелкой. Мелочь бросали обратно в озеро, крупную складывали в корзины. Нас, московских гостей, пригласили в маленький, единственный стоявший на берегу домик, только что построенный тем белорусом, там ждало грандиозное пиршество с водкой. Домой мы отправились пошатываясь, а в сумках тащили язей и лещей.

Через полгода белоруса посадили, всю его семью выслали, а кооперация лишилась рыбной продукции.

Я потому так подробно все это рассказываю, что знаю, как очень надеялся Виктор Александрович на свои отношения с Соней за время этой поездки.

А я просил Соню:

- Пожалуйста, не будь с ним такой недоступной, а то он перестанет заказывать мне чертежи.

Так мы жили в начале 1929 года. Наверное, будущий читатель моих воспоминаний убедился, какая хорошая, трудолюбивая, благополучная была семья!

А потом началось...

5.

С той веселой встречи Нового года прошло месяца два. Однажды отец пришел с работы раньше времени, бледный, с остановившимися глазами. Мать сразу почувствовала неладное. Отец медленно снял пальто, медленно повесил его на вешалку и молча прошел в заднюю комнату - их спальню. Мать последовала за ним.

Не сразу отец смог рассказать, что случилось.

Его ближайшим начальником был инженер Камзолкин, весьма порядочный человек, о котором, кстати, мой отец упоминает в своих воспоминаниях. Камзолкин когда-то приезжал в Бучалки и в качестве эксперта давал советы, как поднять доходность имения...

А тут он сказал отцу, что в Госплане предстоит чистка аппарата, мой отец намечен первой жертвой и будет вычищен по первой категории.

- Может быть, мне пойти к Осадчему? - спросил отец Камзолкина.

Профессор Осадчий был первым заместителем председателя Госплана Кржижановского и еще с прежних времен знал отца.

- Осадчий сам за себя трясется,- возразил Камзолкин.- Немедленно пишите заявление об увольнении по собственному желанию. Уйдете с незапачканными документами и поступите в более скромное учреждение.

Отец знал, как его брата за глагол "дрессировать" поставили на всеобщее поругание, найдут и для него подобную причину. И он тут же, в кабинете Камзолкина, написал: "Прошу меня уволить и т. д. ..."

А через год весь руководящий состав Госплана начиная с Осадчего, в том числе и Камзолкин, был арестован. Их обвинили во вредительстве, в засорении кадров классовыми врагами, некоторых расстреляли, других отправили в концлагеря. Кржижановский был ближайшим другом Ленина, его отстранили, сделали академиком, а председателем Госплана был назначен Куйбышев.

На первых порах отец духом не пал, и мать старалась его поддерживать. Он зарегистрировался на бирже труда как безработный и стал ходить по московским учреждениям по направлениям биржи и по рекомендациям знакомых. А знакомых, еще "со времен деспотизма", у него везде было много и везде знали его как очень хорошего работника. С утра он уходил как на службу в одно, в другое, в третье место.

А тогда начался первый год первой пятилетки. Во всех учреждениях увеличивались штаты. Руководители на первых порах встречали отца радостно, знакомили с характером будущей работы, случалось, показывали стол, за которым ему предстоит сидеть. С благоприятными резолюциями на заявлениях отец заполнял анкеты.

Всю жизнь он был честным, даже чересчур честным, никогда ничего не скрывал. И отец писал: бывший князь, бывший дворянин, бывший предводитель дворянства, бывший член Московской управы, далее перечислял те советские учреждения, в которых работал с первого месяца Советской власти в течение одиннадцати лет.

- Зайдите через три дня, - смущенно, а то со страхом говорили ему руководители учреждений. А однажды некий кадровик брякнул:

- Да куда вы суетесь? Без вас построят социализм.

А газеты, повествуя о чистках, пылали ненавистью к бывшим людям, называли их классовыми врагами, брали на мушку какое-либо учреждение и перечисляли фамилии бывших помещиков, офицеров, чиновников или сыновей бывших, бывших, бывших...

А наверняка именно эти злополучные работяги старались особенно усердно и добросовестно, старались и за совесть, и за страх.

Я не знал, да и теперь не знаю более деятельного и усердного работника, чем мой отец. А тут он постепенно сник, у него опустились руки. Он привык всю жизнь сидеть за столом на службе и дома по вечерам редко выходил к гостям; чем-то занимался. Теперь потерянный ходил по квартире, останавливался в раздумье, опять начинал ходить. Однажды он подошел ко мне, когда я за своим столиком чертил очередную карту, и сказал: