- Нет, нет, не могу, не могу! - и начал валиться набок.
Управдом и я подхватили его, я дал ему воды, А те двое стояли и посмеивались. Выбежавшая из внутренних комнат мать одновременно успокаивала дедушку и заверяла незваных пришельцев, что через три дня квартира будет освобождена. Они удалились.
По нескольким знакомым семьям распределяли ту громоздкую мебель, которую в свое время нам отдала семья покойного двоюродного брата моей матери - известного философа князя, Е. Н. Трубецкого, когда его жену, сына и дочь высылали из нашей страны, о чем я раньше упоминал.
Развезли на тележках, благо недалеко, мебелей, а также часть книг. Старые письма, в том числе прадеда Михаила Федоровича Голицына и его жены Луизы Трофимовны, снесли во двор и там сожгли. Тогда же были уничтожены приходно-расходные книги, которые с семнадцатого года день за днем вела наша верная тетя Саша. Сейчас за те книги ухватились бы историки, и экономисты, диссертации на их основе защитили бы.
В воскресенье с утра прибыло четыре или пять подвод ломовых извозчиков и явились все наши знакомые молодые люди. Мебель, сундуки, ящики, узлы, чемоданы, книги, портреты выносили, грузили, накрывали рогожами, увязывали. Брат Владимир особо следил за упаковкой портретов. А из окон домов напротив и с балконов глазели на изгнание нашей семьи любопытные; жалели ли они нас или злорадствовали - не знаю.
Лошади тронулись. Сопровождали подводы мой брат Владимир и я.
Всего мы прожили в Еропкинском переулке семь лет. За эти годы в нашей квартире было четыре свадьбы, пять арестов, родилось трое детей, праздновалось множество дней рождений, именин и разных других торжеств. Это были годы молодости моих сестер и моей, годы усердного труда, годы радостей учения. А горе, слезы и несчастья тогда быстро забывались, хотя пишу я сейчас больше о плохом. Смертей вообще не было. Ведь наша бабушка умерла в Сергиевом посаде. И жили мы все в большой дружбе между собой...
Ломовые подводы ехали через всю Москву. Возы так нагрузили, что возчики, Владимир и я мерили версты пешком. Когда добрались до Бутырской тюрьмы, и Владимир, и я не сговариваясь оглянули ее высокие кирпичные стены, у обоих нас выплыли недобрые воспоминания. Выехали из Москвы на Дмитровское шоссе. Первым по пути лежало старинное село Лихоборы. Там, как и на всех дорогах, идущих к Москве, с древних времен находился трактир, в котором останавливались крестьянские обозы со всяким товаром и снедью для Москвы. Завернули к длинному и низкому зданию, у коновязей оставили коней. Возчики, Владимир и я прошли в просторную горницу, сели вокруг стола, заказали какие-то блюда; Владимир от себя добавил водку. Выпили, похлебали щей, разговорились. Возчики оказались тульскими, значит, были земляками, да еще ближе - епифанскими из села Муравлянки, совсем недалеко от наших Бучалок.
Возчики обратились к нам с тем же советом, с каким обращался ко мне тот, кто вез меня от Бутырской тюрьмы. Из дома пишут, чтобы не приезжали, загоняют в колхозы, иных родных раскулачили, выслали, малых детей не пожалели. А в Москве чем коней кормить? Последний овес на исходе, а купить негде. Как им быть?
Как раз за несколько дней до того в газетах появилось грозное постановление об извозчиках. Лошадей хлебом кормят, а трудящимся не хватает. И потому правительство вынуждено ввести карточную систему на хлеб и на другие продукты. Таково было очередное сваливание вины наших неумелых руководителей на кого-то еще. Конечно, виноваты вредители и кулаки, теперь к ним добавились и ненасытные лошади. Вот и пришлось ввести карточки...
Владимир посоветовал возчикам лошадей, телеги и сбрую продавать, а самим вербоваться на стройки. В течение двух недель исчезли в Москве все извозчики - ломовые, легковые и лихачи. Трамваи с перевозками не справлялись, о такси тогда и слуху не было. Люди стали ходить пешком и близко, и далеко. Бедные лошадки пошли под нож. Во всех магазинах продавали конину, а также колбасу, которую называли "семипалатинской". Тогда появился анекдот: "Почему москвичи ходят не по тротуару, а по мостовой? Потому что они заменили съеденных ими лошадей..."
Выехали из Лихобор, зашагали по грязи, пошатываясь. Пошел дождь, осенний, мелкий, ветер хлестал, холодный, пронизывающий. Мы шли рядом с подводами по лужам. Владимир все беспокоился о портретах, положенных сверху, старался их укрыть дополнительными дерюгами. Приехали в Котово уже в сумерки. В только что протопленном доме нас ждали сестра Маша со своими кавалерами - Игорем Даксергофом и Валерием Перцовым. Выгрузили скарб, расплатились с возчиками, сердечно с ними распрощались. Владимир бросился распаковывать портреты. Верхний портрет - нашей прапрабабушки Варвары Ивановны Голицыной, урожденной Шиповой, - оказался сильно попорченным от дождя, все остальные уцелели.
Началась наша жизнь в Котове с октября 1929 года.
Тогда многих лишенцев выселяли из Москвы. Среди них оказались старушки, в том числе из бывшей артели "Расшитая подушка". Одной из них была княжна Христина Голицына, в чьем сундуке уже после ее смерти Ираклий Андроников на станции Перхушково обнаружил портрет девицы Н. Ф. И., в которую был влюблен Лермонтов.
Выселяли священников, выселяли нэпманов - тех, которые, несмотря на жуткие двойные, даже тройные налоги, изо всех сил держались за свое производство или торговлю. Знакомая семья Никуличевых до последнего дня цеплялась за свою просторную квартиру в Мертвом переулке, они надеялись на чью-то защиту. Явились их выселять, стали вышвыривать из шкафов книги. Была у них роскошная хрустальная люстра. Выдернули ее из потолка с корнем, разбились многие части. Никуличевы переехали в собственную дачу в Ильинское, а их сын отправился в Сандуновские бани, снял там отдельный номер, вскрыл себе вены и истек кровью в ванне.
Я уже упоминал Александра Александровича - дядю Шурика Раевского, женатого на родной тетке нашей Елены баронессе Надежде Богдановне Мейендорф - иначе тете Наде. Получив десять лет, дядя Шурик сидел в "рабочем коридоре" Бутырок, Неожиданно арестовали тетю Надю и отправили в Карелию. Остались три дочери - девочки, младшая совсем малышка, со своей верной няней. Жили они в начале Арбата в отдельной квартире. Их тоже выселили. Я был в числе тех, кто помогал им переселяться, сопровождал подводы до Лосиноостровской, где они вместе со своей также выселенной родственницей Уваровой сняли зимнюю дачу.
Тетя Надя провела в лагерях недолго. Ее вызволила оттуда все та же благодетельница Пешкова. С ее помощью тетя Надя с дочерьми и верной няней получила две комнаты в общей квартире на Староконюшенном переулке.
Дядя Шурик, просидев в Бутырках десять лет, был сослан в город Миасс на Урале, оттуда вернулся в Москву перед самой войной. Его вновь арестовали, и он исчез навсегда. Лет через двадцать скончалась тетя Надя. На ее отпевание в церкви Ильи Обыденного собрались все те бывшие, которые уцелели, несмотря на ужасы тридцатых и сороковых годов. Встретившись, мы не сразу узнавали друг друга. По дороге на кладбище не могли наговориться, все вспоминали нашу молодость.
Окончание следует.
_______________
{1}* Эта страница была написана в 1975 году (С. Г.)
{2}* Только в 1988 году "Доктор Живаго" Б. Пастернака был наконец у нас издан.
{3}* Владимир Викторович Гольцев с 1955 года был первым редактором журнала "Дружба народов".
{4}* Этот расстрел происходил у задней кирпичной стены тамошнего Михайлоархангельского монастыря. Директор музея Ф. Н. Полуянов в 60-х годах мне показывал место.
{5}* Он служил до нас гувернером у внука Л. Н. Толстого Сергея Сергеевича и выпустил книгу воспоминаний о великом писателе на французском языке.
{6}* Так напечатано. Видимо опечатка. Далее этот петух именуется Жоржем.- Ю. Ш.
{7}* Этот сборник рассказов и очерков, хороших и плохих, был выпущен Калужским издательством в 1967 году. Публика отдельные страницы, вроде рассказа Б. Окуджавы "Будь здоров, школяр!", встретила восторженно, однако власти усмотрели многое идеологически не выдержанным. Последовал разгром в печати, сняли с работы ряд служащих издательства и главнюков обкома партии. В библиотеках сборник много лет не выдавали.
{8}* Нынешний композитор Родион Щедрин является потомком одного из братьев.
{9}* Далее в книге именуются как Хрептович-Бутеневы.- Ю. Ш.
{10}* Полвека спустя был придуман такой анекдот: армянское радио спросили: "Доживет ли копченый лещ до коммунизма?" И получили ответ: "Вряд ли - вобла не дожила".
{11}* Вишневского потомство отблагодарит. Свою коллекцию портретов и картин он завещал государству, на ее богатствах ныне основан Музей имени Тропинина.
{12}* Из тюремной камеры Александра Самсоновна какими-то путями сумела переправить письмо своим ученицам, которое было прочитано вслух. Привожу его по памяти одной из ннх - И. Ф. Шаляпиной: "Дорогие девочки! Участь моя решена. Последняя просьба к вам: учитесь без меня так же хорошо, как при мне, ваши знания нужны будут Родине, помните постоянно об этом. Желаю вам добра, честной и интересиой жизни. А. Алферова, август 1919 г.". Это выписка из воспоминаний покойной Надежды Васильевны Вахромеевой, одноклассницы моей сестры Лины. А мне ее передала дочь Вахромеевой Реформатская Мария Александровна. (С. Г.)
{13}* Все нынешние москвичи уверены, что в храме Большое Вознесенье венчался Пушкин. К сожалению, это мнение ошибочно, храм был построен архитектором Бове в 1840 году, а Пушкин венчался на девять лет раньше в церкви XVII века Старое Вознесенье, стоявшей на этом месте и за ветхостью разобранной.
{14}* Эти венцы были старинные, перенесенные из церкви Старого Вознесенья; очевидно, их держали над головами Пушкина и его невесты.
{15}* Сейчас на том дубе прикреплена дощечка с надписью, что он был посажен в XVIII веке братом моего прадеда князем Иваном Федоровичем Голицыным. К сожалению, это неверно, на фотографии в книге М. М. Голицына "Петровское" (1912 г.) дуб выглядит тонким.
{16}* Когда Ежов заменил Ягоду на посту наркома внутренних дел, он разогнал Политический Красный Крест и посадил всех его сотрудников, кроме Екатерины Павловны. До самом войны она занималась разборкой грандиозного архива Красного Креста, который до сих пор считается секретным, участвовала в разборке архива своего мужа. Во время войны в Ташкенте она занималась беженцами, о чем пишет в своих воспоминаниях вдова писателя Всеволода Иванова Тамара Владимировна.
{17}* Этот гипсовый памятник за короткий срок до того облез, что был втихую снесен.
{18}* О том, как я неожиданно попал в 1926 году на охоту вместе с Пришвиным и моим дядей Трубецким, см. мой очерк "Берендей и Берендеевна".
{19}* На старости лет и я порой по вечерам раскладываю этот труднейший пасьянс.
{20}* Подробнее "дело о словарях" передает М. Чудакова в своем исследовании о М. Булгакове (см. журнал "Москва" № 12 за 1988 год).
{21}* Мой дед рассказывал про Николая Ивановича такую историю: после убийства великого князя должность московского генерал-губернатора никто не занимал, а чиновник особых поручений при пустом месте оставался до самой революции. Николай Иванович аккуратно получал хорошее жалованье, в его распоряжение выделялась какая-то крупная сумма, которую он раздавал чиновничьим вдовам.
{22}* Антиминс - небольшой шелковый четырехугольный платок с вышитой на ней евангельской сценой: "Положение Христа во гроб", над изображением вшита малая частица мощей. Антиминс - самый священный предмет в храме, он кладется в алтаре на престол под Евангелие, на нем совершается освящение Святых Даров. Если антиминса нет, литургию служить невозможно.
{23}* Так напечатано. Должно быть Е. Гинзбург.- Ю. Ш.
{24}* До 1934 года, когда ОГПУ было преобразовано в НКВД, санкции прокурора на арест требовались далеко не всегда.
{25}* В главе, посвященной истории ВГЛК, я рассказываю, как бедного Бобочку посадили, обвинив в шпионаже в пользу немцев.
{26}* Теперь этот старинный двухэтажный особняк с двумя флигелями выглядит очень красивым, он серо-голубой, с гипсовыми вычурными украшениями, в нем, если судить по вывеске, помещается приемная Московского городского и областного КГБ.
{27}* О том, что отец находился под тайным надзором полиции, ему уже после революции сказал дядя Миша Осоргин, который в 1905 году был тульским губернатором.
{28}* Вадим Мейен консерватории не кончил. Вместе с несколькими другими студентами он был арестован, его сослали в Ташкент; там он успешно подвизался при театре как композитор, но сравнительно рано умер.
{29}* Чичибабин потерял единственную дочь, погибшую в лаборатории при взрыве, выхлопотал себе командировку за границу и не вернулся; он был объявлен изменником Родины, а Зильберминц, несмотря на хлопоты Вернадского, погиб в лагерях.