— Уж месяц следим — ни одного случая ухудшения не зафиксировано.
— Запрет, как я понимаю, девицы не нарушали?
— А вот этого мы утверждать не можем.
— Отчего же такая неуверенность?
— Судите сами. Ни одна из девушек к ограде не подходила. Однако болящих было много. Дворник просит их от забора отойти, дескать — не велено, так они на другую сторону улицы переходят и там стоят. Потом вдруг петь возьмутся. Попоют-попоют — да по домам пойдут. Сотрудники несколько раз дождались, пока те просители исчезнут из поля видимости гимназисток, остановили и опросили всех. Трое, что согласились с нами разговаривать, показали, что у них самих и у детей на руках таинственным образом появились всё те же вязанные браслетики.
— Вот как. А что же остальные?
— Обругали наших иродами окаянными да ещё по-всякому, дескать, гонители на святую.
— Гонители, значит… М-гм. Что ж, продолжайте наблюдение. Теперь по футбольному матчу что?
— Тоже результаты малоутешительные. По горячим следам взято трое карманников. Четверо человек занимали места, зарезервированные на других людей, один из них попал в разработку, предположительно — осведомитель.
— Британцы?
— Британцы точно, так ещё, похоже, и немцам успевает сливать.
— В четыре руки денежки гребёт.
— Так точно.
— Какой молодец. Внешникам передали?
— С рук на руки.
— Ну, хоть такой результат. Но за те деньги, что на эту операцию ушли… это мы, считай, вместо пудового осетра задохлого подлещика поймали. Плохо, Иван Семёнович. С чем к начальству пойдём?..
ЕГИПЕТСКИЙ СЛЕД
И ещё одна встреча произошла совершенно для меня неожиданно. Горничная Тома (сколько она с нами эмоций переживает, мне даже неловко) примчалась со странным выражением лица, которое я никак не смогла прочитать:
— Барышня, там до вас это… депутация.
— Какая ещё депутация?
И что бы это значило вообще?
— Казаческая, — чётко ответила Тома.
— Какая? — не поняла я.
— Казаческая, — вроде как пояснила Маруся. Легче не стало.
— Это что за национальность такая?
— Так русские, — хором ответили Тома и Маруся.
— Я ничего не понимаю. А почему они казаки?
— Это служилое сословие, — объяснила Маруся. — В старину — свободные земледельцы-поселенцы.
— А-а-а! — я вспомнила историю за пятый класс. — И что им надо?
— Говорят — с благодарностью, — Тома развела руками. — Звать?
— Ну… зови.
В упор не помню, чтобы я что-то каким-то казакам такое сделала, чтоб меня благодарить.
— Может, из родственников кто-то излечился? — предположила Маруся.
Я пожала плечами.
И тут в гостиную потекли казаки. Натурально — депутация, чуть не два десятка. В несколько необычной военной форме, с кудрявыми чубами и подкрученными усами, в до блеска начищенных сапогах. С флагом полка! Первым шёл немолодой мужик, по повадкам видно — командир, или как уж он у них называется.
— Вот она, барышня Мария Мухина, — представила меня Тома.
Старший прищёлкнул каблуками и вытянулся во фрунт, остальные за его спиной так же подобрались:
— Уважаемая Мария! Заранский казачий отряд выражает вам особенную благодарность и сердечное почтение за облагодетельствование и избавление от околдовывания невесты нашего товарища, Пахома Кондратьева, и вручает вам почётный знак казачьего войска. С этим знаком, где бы вы ни были, если вдруг вы окажетесь в затруднительном положении, обратитесь к любому казаку, и вам помогут. Мы же от себя лично обещаем вам всяческую помощь и защиту, которая будет потребна.
Я всё ещё ничего не понимала. И тут строй казаков раздвинулся, и я увидела её.
— Лейла!
Нарядная пышная юбка и приталенная блузка с несколькими рядами ярких бус явно выигрывали у страшной больничной рубахи. Хотя, мне кажется, она бы гармоничнее смотрелась в чём-нибудь восточном, увешанная золотыми монистами. А на запястье мой вязаный цветок!
— Да, это она! — воскликнула Лейла и бросилась меня обнимать и благодарить. Она смеялась и плакала, и сбивалась на какой-то другой язык, и я растрогалась и плакала тоже. Шумная толпа казаков окружила нас и хором уверяла в своей признательности. Мне казалось, что сильнее всего им хочется дружески похлопать меня по плечу, но они сдерживались — вот уж спасибо, мужики все как на подбор были здоровые.
В конце концов все уселись на нескольких диванах, и мы с Марусей услышали дивную историю.
Несколько лет назад Императорское географическое общество (как они произносили, «обчество») затеяло масштабный исследовательский поход — от устья реки Конго в центральной Африке — на северо-восток, через весь континент, до египетского порта Александрия на побережье Средиземного моря. В путешествие намеревалось отправиться около шести десятков учёных, для сопровождения и обслуживания были наняты местные аборигены, а для охраны — две сотни казаков, в том числе и из Заранского казачьего полка. Брали только старослужащих, побывавших за свою жизнь в различных уголках Земли-матушки, поучаствовавших в военных конфликтах — ветеранов, одним словом. Удачно выживших.
Путешествие было долгим и трудным. Много всякого странного довелось повидать казакам — и диких племён, и диковинных животных, и природных необычностей. Случались и несчастья, навроде тех, когда злобная рыба крокодила сорвала с борта лодки и утянула в мутную реку Кондратия Подбережного…
Больше года шли они через чёрный континент. И в верховьях Нила встретились с самым для себя непонятным — племенем, которое управлялось колдунами. Колдуны эти умели превращать людей в беспрекословно подчиняющихся тварей, лишённых собственной памяти и разума. Для этого применялся многоступенчатый ритуал, в один из которых волей случая и вмешались Пахом со своим другом по кличке Черкес (которого так звали просто потому, что он реально был черкес, такая вот прямолинейность мышления). Черкес зарубил колдуна, а Пахом не дал разбиться потерявшей сознание девушке.
На мой взгляд, Пахом лучше сгодился бы Лейле в отцы, чем в мужья — лет сорок, виски седые, но она, отлепившись от меня, снова вцепилась в его руку. Да и смотрели они друг на друга… вовсе не как отец с дочерью.
— Она, вишь, от энтого колдуна забралась на фонтан, на с а му верхотуру. А тот колдун, аккурат перед самой смертью, успел в неё какой-то дрянью дунуть. Она сознание и потеряй! А в себя пришла — лихоманкой орёт! Увидела меня, вцепилась, трясётся. Батюшка смотрел, сказал — кто её спас, за того её душа и зачепилась, как за якорь, понимаешь. Вот три года мы маялись, искали врача ли, травника ли, по обителям возили — не было никакого ей спасения. Всё страсти да кошмары. А тут приезжаю в больничку — выходит весёленькая, щёчки розовые! А медсестричка говорит: с тех пор как картинка у ей появилась — пожалте, на поправку ваша Лейла пошла! Так мы покуда добились от неё, что за картинка да откель взялась… Не хотела ведь говорить, да и листок показывать не хотела, всё боялась, что отнимут. Так я ей серебряный ковчежец справил, чтобы та картинка завсегда с ей была…
Я слушала историю и внимательно приглядывалась к ментальному плану девушки. Непонятно, каким способом эти африканские колдуны искорёжили её внутренний план изначально, что это были за ритуалы… Это что же значит? Там развивается своя магическая школа, пока ещё довольно дикая и идущая некими кривыми путями, но она есть.