Тогда эти недостатки не были очевидны, особенно потому, что летчики предпочитали мелкие бомбы для уничтожения целей на поверхности. Ударная волна более крупных бомб рассеивалась на зданиях, и потому казалось выгоднее использовать несколько мелких бомб, а не одну крупную. Даже более крупные бомбы должны были попасть прямо в цель, чтобы вызвать серьезные разрушения. А шансы на прямое попадание возрастали при использовании большего количества бомб.
Но, по мнению Уоллиса, во всем этом был крупный логический изъян. Заводы и транспорт можно рассредоточить, что немцы и сделали. Бомбардировки 1939 не сумели причинить серьезный вред заводам.
Он начал размышлять, ГДЕ и КАК бомбардировка может нанести наиболее серьезный ущерб Германии. Если нельзя уничтожить рассредоточенную военную промышленность, может быть, можно найти ключевые точки? Возможный источник усилий. После этого его мысли пошли в новом направлении.
Источником усилий Германии, в мирное и военное время, была энергия. Не политическая энергия (которая тоже была рассредоточена и пряталась в глубоких укрытиях при появлении самолетов). Физическая энергия! Самые крупные источники энергии были слишком громоздкими, чтобы их можно было спрятать — угольные шахты, нефтяные прииски и скважины, «белый уголь» — гидроэлектростанции с дамбами. Без них не будет ни производства, ни транспорта. Ни оружия. Ни войны.
Однако они были слишком массивны, чтобы опасаться существующих бомб. С таким же успехом можно было кидать в них резиновые мячики. Следующий шаг был легким — по крайней мере в теории. Большая бомба. Еще больше!
Но это означало более крупный самолет. Гораздо крупнее существующих. Все правильно — и большой самолет тоже.
Таким было начало. Это звучало просто, но это нарушало принципы всех авиационных теоретиков мира.
Уоллис начал вычисления и обнаружил, что взрыв более крупных бомб против крепких целей, таких, как угольные шахты, нефтяные скважины или дамбы, был просто бессилен. Особенно против дамб — железобетонных чудовищ, вросших в землю.
Возможно, требовался новый ТИП бомбы. Однако Уоллис не знал о бомбах достаточно много, и ему пришлось остановиться.
Война длилась уже несколько недель, а затравленный ученый копался в инженерных и научных библиотеках. В обеденное время, когда он мог на пару часов позабыть о проблеме хвостового оперения самолета «Уорвик», он посылал за сэндвичами, оставался возле своего кульмана и начинал изучать бомбы.
Его конструкторское бюро было эвакуировано в старый дом в Бэрхилле, возле Уэйбриджа, который был построен Веллингтоном. Там он изучал химию и поведение, бризантных взрывчаток, аэродинамику бомб, ковку, закалку и прокат металла, теорию полета легких и тяжелых бомб, механизмы взрывателей, бомбовые прицелы. По ночам дома он занимался тем же самым, забывая на время о семье. Если бы рядом разорвалась бомба, он вряд ли бы заметил это, поглощенный тонкостями химического состава взрывчатки, или типом корпуса, или соотношением вес/заряд. Когда настала трудная зима 1939, он сумел разобраться в проблеме источников энергии.
Угольные шахты! Невозможно обрушить штреки и туннели в сотнях футов под землей. Возможно, решил Уоллис, тяжелая бомба сможет обрушить ствол шахты, чтобы не работал подъемник. Нет подъемника — нет угля. Но его можно быстро отремонтировать.
Нефть! Румынские нефтяные прииски слишком далеко для существующих бомбардировщиков, но перспективные бомбардировщики смогут до них добраться. Германские заводы синтетического горючего прочны и хорошо защищены. Возможная цель для тяжелых бомб.
Дамбы. В Германии стоят 3 дамбы — Мён, Эдер и Зорпе. Все в Руре, они практически полностью обеспечивали водой этот чудовищный арсенал. Уоллис знал, что германской промышленности требуется 8 тонн воды для производства 1 тонны стали. Возможности были обещающими.
Дамба Мён запирала озеро Мён там, где река Хеве впадает в реку Рур, поддерживая уровень воды таким, что баржи с углем, сталью и танками могут свободно проходить к заводам. Озеро Мён содержит 134 миллиона тонн воды. Дамба Эдер перегораживает одноименную реку, образуя озеро Эдер с 212 миллионами тонн воды. Она контролирует уровень воды во втором по значению германском водном пути — Среднегерманском канале. Даже Кассель, находящийся в 40 милях от дамбы, получает воду из Эдера. Зорпе образует озеро на другом притоке Рура.
Мён имеет толщину 112 футов у основания, высоту 130 футов и толщину на гребне 25 футов, там же проходит шоссе. Дамба Эдер еще больше. Уоллис знал, что они колоссальны. 500–фн бомба едва поцарапает бетон. Не менее мощна и дамба Зорпе, хотя и сложена из грунта. Два огромных земляных кургана в центре соединены и укреплены бетонной перемычкой.
В технических библиотеках Уоллис нашел технические отчеты об их строительстве, составленные возгордившимися создателями. Он обнаружил, что с трудом может удержать возбуждение, представляя последствия прорыва таких дамб.
Это не только уничтожит гидроэлектростанции и лишит металлургические заводы воды, но и повлияет на другие военные заводы, которым тоже нужна вода. Разрушение их разом закупорит десятки бутылочных горлышек, сквозь которые протискивается производство танков, локомотивов, орудий, самолетов — да вообще, практически всего. Это также лишит воды население, что не вызывало радости в мягкой душе Уоллиса, но такова уж природа войны. Гуманизм не слишком запротестует против прямых последствий такой атаки. Им придется испытать и косвенные последствия. Еще один любопытный путь нанести удар по энергии противника, подумал Уоллис.
Но было еще одно. Прорыв дамбы посылал вниз по долинам огромные массы воды, которые сметут шоссе, мосты, железные дороги, разрушат заводы и дома. Поэтому некоторые из заводов не только лишатся воды, с ними случится еще кое—что.
Все это прекрасно, думал Уоллис… на уровне логики. Но есть один маленький нюанс. Дамбы настолько колоссальны, что и бомба в 20 раз крупнее существующей не сможет повредить их.
Его расчеты показывали, что при взрыве 1000–фунтовки заряд расширяется, как газовый пузырь, но этот пузырь имеет диаметр всего 20 футов. Большая часть разрушений вне этой сферы причиняется летящими осколками, пламенем или ударной волной. Уоллис запомнит педантичное описание ударной волны: «…Нет другого способа передачи возбуждения, кроме обычного колебания частиц вокруг равновесного положения, когда волна идет через среду». Разреженный воздух не оказывает сопротивления осколкам и огню, но ударная волна быстро рассеется.
Взрыв сотрясет конструкцию, но недостаточно. Чтобы оказаться решающим фактором, ударная волна должна идти через более плотную среду. Какая—то клеточка в мозгу Уоллиса беспокойно замерцала, вытаскивая на божий свет полузабытое знание. Он чувствовал, что знает нечто важное об ударных волнах, но не может вспомнить, что именно. Чем усерднее он пытался вспомнить, тем дальше прятались воспоминания. Память может так скверно подшутить. Он думал об этом весь день, раздраженно пытаясь сосредоточиться, но бесполезно. Память — она, как женщина: стоит только позабыть о ней, и она сама примчится напомнить о себе.
Это было нечто, что он читал. Нечто о бетоне. И тут он вспомнил. Мост Ватерлоо! Бетонные сваи, загнанные в ложе Темзы! Это было много лет назад. Бетонные сваи таинственным образом крошились, и было проведено расследование. Он начал рыться на книжных полках и через 15 минут нашел то, что искал. Статью в журнале Института гражданских инженеров за 1935. Огромные бабы заколачивали сваи в ложе реки, и вершины свай взрывались вверх.
Исследования открыли, что причиной были ударные волны. Резкие удары посылали волну вниз по свае. На дне она встречала упругое сопротивление глины и катилась назад по свае со скоростью 15000 фт/сек, достигая вершины, как только молот оторвался от нее. Остановить волну было нечему, и она вызывала на вершине сваи растяжение. Сначала сжатие, а потом почти немедленно растяжение. Этого было достаточно, чтобы расколоть сваю.
Бетон, проницательно завершала статья, хорошо противостоит сжатию, но плохо реагирует на растяжение. Уоллис постарался запомнить это, размышляя о дамбах.
Тебе нужна твердая среда, чтобы создать разрушительную ударную волну!
Конечно, если бы удалось закопать бомбу ПОГЛУБЖЕ… Но тебе не удастся воткнуть тяжелую бомбу в железобетон. Но ведь ее можно забить и в менее твердую почву перед взрывом. Там и родятся ударные волны. Эффект расширения газов тоже будет значительным. Им придется прорываться сквозь окружающие камни.
Он хорошо знал, что бомбы и снаряды до взрыва углубляются на 3–4 фута в почву, но этого было недостаточно. Взрыв легко прорывался наружу, создавая маленький кратер, и ударные волны безвредно рассеивались в воздухе. Это было даже менее эффективно, чем взрыв на поверхности, так как газы и ударная волна шли вверх, а не в стороны.
Но если ему удастся запереть взрыв ПОД землей, откуда он не сможет вырваться, то получится что—то вроде сейсмических волн… землетрясение! Бомба, вызывающая землетрясение!
Идея медленно формировалась у него в голове, пока он сидел в глубоком кресле у себя дома в Эффингеме. Обстановка была совершенно неподходящей для рождения столь потрясающего оружия.
Но как загнать бомбу глубоко в сопротивляющуюся почву? Ее нельзя воткнуть глубоко в бетонную дамбу. Но дамба стоит в воде!
Вода! Она не может передать ударную волну так же хорошо, как грунт, но все равно гораздо лучше, чем воздух. Водная среда создаст эффект забивки камуфлета и нанесет мощный удар. Уоллис начал чувствовать, что сможет придумать еще что—то.
А как утопить бомбу в грунте? Школьник знает 2 принципа. Более тяжелая бомба и более высокая скорость падения. Уоллис помнил классический школьный пример. Бросьте в колодец мышь, она уцелеет, выберется оттуда и удерет. Сбросьте туда лошадь, и она разобьется. Лошадь тяжелее, и удар будет СИЛЬНЕЕ. И чем ДАЛЬШЕ ей падать, тем БЫСТРЕЕ она полетит!
Решение было следующим: как можно более тяжелая бомба (и как можно более тонкая), сброшенная с максимально возможной высоты.
Уоллис просмотрел еще несколько книг, уделив внимание распространению волн в почве, эффектам глубинных взрывов, и даже нашел несколько страниц, посвященных проникающей способности снарядов и легких бомб. Нашлось описание взрыва чудовищной мины, заложенной в годы Первой Мировой войны под удерживаемый немцами Мессинский кряж (во Фландрии). Огромный заряд создал волны, раскатившиеся по земле. Холм был уничтожен, а сотрясение ощутили даже в Касселе — в 300 милях от места взрыва.
Уоллис взял блокнот, карандаш и проработал целую неделю, покрывая страницы вычислениями, эскизами, формулами — ускорение, сопротивление, кинетическая энергия, напряжения, трение, соотношение вес/заряд — и нашел принципиальный ответ. 10–тонная бомба с 7 тоннами взрывчатки, обтекаемой формы, сделанная из специальной стали и сброшенная с высоты 40000 футов достигает скорости 1440 фут/сек, или 982 мили/час. Это значительно больше скорости звука. В этом случае она уйдет в средний грунт на глубину 135 футов.
Заряд такой величины теоретически сработает как камуфлет (то есть не прорвется на поверхность) с глубины 130 футов. Он ДОЛЖЕН вызвать серьезные подвижки земных пластов, сработав наподобие землетрясения.
«Такие подвижки способны вызвать значительные разрушения на большом расстоянии», — сухо констатировала научная статья.
Было похоже, что Уоллис нашел ответ. Или часть его.
Уоллис рассчитывал на бумаге эффект такой бомбы, покрывая цифрами многие страницы. Наконец он решил, что 10–тонная бомба, взорвавшись в воде, проделает в дамбе дыру диаметром около 1000 футов.
Но уйдет ли бомба в грунт так глубоко, как предсказывают вычисления? Уоллис рассчитал эффект взрыва 10–тонной бомбы на глубине 40 футов. В теории она должна выбросить около 12000 тонн грунта, оставив кратер глубиной 70 футов и диаметром 250 футов. Он попытался рассчитать, сколько понадобится людей и техники, чтобы заровнять такую воронку. Оказалось, что при круглосуточной работе это займет не меньше 14 дней! И представьте себе, что такая бомба попадет на сортировочную станцию! Или на важную железнодорожную линию, канал или шоссе!
Однако Уоллис не слишком восторгался. Ни один бомбардировщик в мире не мог поднять бомбу весом 10 тонн. А бомбы по 5 тонн были слишком малы, чтобы уничтожать такие цели.
Он снова взялся за карандаш и бумагу. Ему были известны ограничения в конструкции самолетов 1940 года, и через пару недель Уоллис выяснил, что можно построить 50–тонный бомбардировщик, который будет нести бомбу в 10 тонн на расстояние 4000 миль со скоростью 320 миль/час на высоте 45000 футов. Он набросал примерную спецификацию и назвал его «Бомбардировщик Победы».
Его методический ум не пропускал ничего. А если на высоте 40000 футов будут облака, которые закроют цель? Погода должна быть достаточно ясной 1 день из 3. Этого хватит.
Сможет ли бомбардир различить маленькую цель с высоты 40000 футов? Уоллис нашел отчет, в котором говорилось, что объект диаметром в несколько футов виден с высоты 35000 футов.
Ветры? Стратосферные ветры достигают скорости 200 миль/час. Он снова обратился к методике наводки бомб и решил, что при существующем оборудовании ветер не помешает.
Однако прицеливание так и оставалось проблемой, ведь большая часть бомб шла мимо. Поэтому Уоллис решил, что следует создать новый бомбовый прицел. И тогда увеличение высоты будет не слишком серьезной помехой. Специальные тренировки помогут класть бомбы достаточно близко к цели, чтобы уничтожить ее.
Была некая красота в этой 10–тонной бомбе. Ей не обязательно было попадать прямо в цель! Ударная волна в грунте была настолько сильной, что даже близкий разрыв должен был уничтожить цель. И еще одно. Взрыв огромной бомбы на глубине 130 футов не приведет к образованию воронки. Возникнет огромная подземная каверна. Если положить такую бомбу рядом с мостом или виадуком, и если сотрясение почвы не разнесет его на куски, подземная каверна обрушит его опоры. Дверца открывается — хлоп! Мост рушится в яму.
Но была еще одна возможность. Кажется, самая серьезная. Несколько таких бомб, правильно нацеленных, могут подрезать корни военной экономики страны. Это означало конец кошмарным ковровым бомбежкам а 1а Герника, при которых приходилось буквально засевать целый район мелкими бомбами, которые не могли причинить серьезного вреда промышленности. Но при этом убивали массу людей!