- А что произошло, мама?
- Аллах всемогущий, сделай так, чтобы я подольше оставалась тебе мамой на этой земле!... Исмаил и Вели говорят, что в лавке ты совсем ничего не делаешь, ничем не интересуешься, попусту проводишь время. Ты на братьев не сердись, они из любви так говорят.
- Что делать, мама, мне совсем не нравится эта купля-продажа. Разве все непременно должны быть купцами? Как отец и дед? Вот мои старшие братья идут по торговому пути, а мне это не по душе. Неужто мне идти за ними только потому, что они так хотят?
Губы матери задрожали, она не нашлась что сказать своему любимцу, как быть? И старшие со своей стороны правы, и младший приводит свои доводы...
- Но ты, слава аллаху, совсем взрослый человек! - в душе подумала: "Совсем еще дитя!" - Тебе уже двадцать, жениться пора. А какая у тебя профессия? Как ты собираешься зарабатывать хлеб насущный? - голос Ханумсолтан задрожал.
- Ты права, мама, - Мухаммеду было жаль мать. - Что же делать? Видно, придется мне работать с братьями в лавке, хочу я того или не хочу. Другим делом я заниматься не умею: с детства приучен к лавке. А теперь скажи мне, что же ты еще слышала?
Ханумсолтан так обрадовалась, что устроилось желание братьев вернуть младшего в лавку, что она решила не продолжать разговор дальше.
- Да что я могла еще слышать?
Мухаммед поближе пересел к матери, обнял ее за худые плечи, совсем как в детстве потерся щекой о щеку матери:
- Нет, мамочка, я вижу, ты не все сказала, что хотела. Что тебя тревожит? Разве я соглашусь, чтобы ты горевала!
Мягко улыбнувшись, мать сказала:
- Так и быть, ладно, скажу... Еще говорят, что ты с кем-то связался, вы где-то собираетесь, что-то читаете... Да отсохнет мой язык, еще говорят, что вы вино пьете. Это так страшно! Потому-то моя душа рвется, когда тебя допоздна нет дома. Все думаю: "Где он? С кем? Избави аллах, не случилось ли с ним чего-нибудь?"
Речь непроизвольно зашла о том, о чем сам Мухаммед собирался поговорить с матерью:
- Мамочка, родная моя, не следует так волноваться. Один из тех, с кем я провожу свое время, - Сеид Азим Ага; я знаю, что тебе по душе это имя.
От уважаемого Аги-потомка пророка - женщина не ждала ничего дурного, напротив, то, что сын Сеида Мухаммеда покойного и Кичкине ханум, которую все величают Минасолтан, дружит с ее сыном, наполнило сердце матери гордостью.
- Ой, да буду я жертвой его предка, сынок, ты правду говоришь? Разве он тебе ровесник? Все в городе уважают и называют его "Ага", а кто ты для него, сынок?
- Мама, этот уважаемый потомок пророка еще и поэт, и учитель! Не только школьники, но и молодые люди постарше меня приходят, чтобы поучиться у него. Я тоже учусь у него...
- А того, что ты изучал с моллой, разве недостаточно? Писать и считать, слава аллаху, ты научился, чего тебе еще надо?
- Этого мало, мамочка. Ага пишет стихи и газели, и я тоже пишу стихи. Вот у Аги я и учусь законам стихосложения. Только это тайна для всех, мамочка, никто не должен знать о ней... Теперь у меня к тебе просьба...
- Да буду я твоей жертвой...
- Молодые поэты собираются вместе то в доме Аги, то в каком-нибудь другом... Учим правила, читаем стихи Физули, Хагани, Аги... Не воображай, что в них есть что-нибудь не дозволенное шариатом, мои религиозные стихи пришлись бы тебе по вкусу.
- Ты правду говоришь, сынок?
- Клянусь тобой, родная.
- Да продлит аллах твою жизнь, детка!
- Раз ты хочешь, чтобы по вечерам я не возвращался поздно, чтобы в дневное время не отлучался из лавки и помогал братьям, разреши, чтобы мы все собирались в нашем доме. Это и есть моя просьба... Скажи о ней сама Исмаилу, попроси у него согласия. Если только он пожелает, пусть тоже приходит послушать наши разговоры о поэзии, науке. Тогда и он, и ты убедитесь, что никто у нас не пьет вино...
- Хорошо, сынок, и сам Ага к нам придет?
- А как же!
- Все никак не могу представить, что столь уважаемый, солидный человек возится с какими-то мальчишками... А знаешь, что о нем говорят?
- Что же?
- Будто он говорит слова, задевающие видных людей города, молл, купцов, кази...
- Мамочка, о ком бы Ага ни писал, он говорит только правду. Действительно, он не оставляет в покое дурных людей, тех, кто грабит сирот, обманывает простых людей, прикрываясь религией. Вот они и болтают за его спиной всякое... Что бы о нем ни говорили, не верь! Это выдумки его недоброжелателей, а сам он замечательный человек! Услышишь его сама - и поймешь. Его наставления и тебе придутся по душе. "Изучайте науки, - говорит он, - будьте воспитанными и мужественными, жалейте и помогайте бедным, никого не обманывайте!.." Ну как, мама, ты согласна? Я сам буду ухаживать за гостями, а ты из-за двери на него посмотришь.
Ничего недозволенного в словах Аги Ханумсолтан не услышала, скорее наоборот, как она и предполагала. "Человек из гнезда сеидов, взращенный молоком такой достойной женщины, как Кичкине-ханум, не может причинить вред моему ребенку".
- Хорошо, сынок, я сегодня поговорю с Исмаилом, когда он придет на полуденную молитву.
- Э, нет, мамочка, дай слово, что не просто поговоришь, а добьешься согласия, - настаивал Мухаммед.
Женщина обняла сына, поцеловала его в лоб и улыбнулась:
- Хорошо, хорошо, уговорю. Но и ты сдержи свое слово: как следует помогай братьям в лавке, чтобы не было на тебя никаких нареканий. И намаз не пропускай, как сегодня! А теперь побыстрей беги в лавку, родной мой, замени Исмаила, пусть он придет домой на полуденный намаз...
Она еще раз обняла сына...
Если бы Ханумсолтан знала, что выйдет из сегодняшнего разговора, как обернется ее согласие, она бы дала разрезать себя на куски, выла бы голодным волком, но не поступила так опрометчиво. Если бы знала!..
К приходу гостей хозяйка готовилась загодя. Ей помогала племянница покойного мужа - Гамза, ровесница и нареченная ее любимца. Вдвоем они привели в порядок весь дом: вымыли полы, застелили паласами пол в гостиной, вдоль стен разложили тюфячки и мутаки.
Ханумсолтан очень любила девушку. Наблюдая, как она ловко справляется с домашними работами, Ханумсолтан мечтала о дне, когда она украсит свой дом для новобрачных - Мухаммеда и Гамзы. "Пусть наступит тот день, детка, когда я буду готовить дом для твоих брачных покоев, такова моя просьба к аллаху. Тебе и Мухаммеду выпало счастье, которое редко кому достается: двое любящих сосватаны со дня рождения... Мой черненький сынок любит тебя, я хорошо это знаю".
Когда Гамза ушла, хозяйка прошла на кухню. Приготовив обед, она переставила маленький сундучок, перегораживавший сквозную нишу в толстой стене, соединявшую две комнаты, с таким расчетом, чтобы видеть и слышать все, что будет происходить в большой комнате.
К вечернему намазу домой вернулись сыновья. А немного погодя начали собираться гости. Сеид Азим, Молла Бихуд, Гафар Рагиб, за ними все остальные...
Братья принимали из рук гостей верхнюю одежду - хорасанские шубы, шерстяные абы и длиннополые чухи относили в соседнее помещение. Сняв у дверей обувь, гости проходили в комнату и занимали указанные им места. Не успели гости сесть, как Мухаммед внес кипящий самовар и поставил на специально приготовленный продолговатый поднос. Вели принес стаканы и сахарницу. У самовара сел Мухаммед, чтобы собственноручно разливать чай. Братья сидели на коленях чуть в стороне от гостей, чтобы лучше видеть, кому что нужно подать. Как только выпили чай, Мухаммед выбежал из комнаты, чтобы тут же появиться с блюдом плова, которое он выхватил из материнских рук.
На самом почетном месте на ковре сидел Сеид Азим, остальные по правую и левую сторону от него. Картина, которую наблюдала из-за сундучка Ханумсолтан, напоминала обычное чаепитие. "Слава аллаху, - думала мать, - с какими людьми свели знакомство мои дети! Такие солидные мужчины, годные в отцы Мухаммеду, считаются с нами, приходят к нам в дом..."
После того как середина была освобождена от скатерти и посуды, Сеид Азим медленно проговорил:
- С разрешения господ, у меня есть два предложения...
- Слушаем, Ага...
- Пожалуйста, Ага...
Поэт переменил позу; пока продолжалась трапеза, он сидел по-турецки, теперь же выпрямился и опустился на колени, сложив на них ладони. Он помолчал немного и медленно начал: