"Будь совершенно спокойна. Путь в Шемаху никакого особого труда мне не доставит, потому что он и лежит в Шемаху!"
"О, как мне благодарить тебя?"
"Запомни! С этих пор ты мне сестра до гроба. Раз ты назвала имя Аги, человека, которому я поклоняюсь, имущество мое и жизнь принадлежат тебе".
И мы снова вышли в путь. И сегодня утром вошли в город. Я довел мать и дочь до ворот ваших. И здесь "сестра" стала упрашивать меня уйти; мол, они сами постучат в дверь. Может быть, опасалась, что обнаружится ее обман? Если она так уверенно просила отвезти к вам домой, значит, знала, что от ваших ворот, как говорит Мина-солтан, никто не уходит без надежды. Но все-таки я не ушел и издали смотрел, как эта несчастная женщина ждет у ваших ворот. Ворота отворили, их впустили, и только тогда я ушел искать тебя... Что ни говори, а твои газели действительно помогли им найти дорогу в твой дом. Во имя их я, как уже сказал, до гроба буду считать ее своей сестрой.
Сеид Азим не скрывал слез. Когда Кербалаи Вели закончил свой рассказ, поэт вынул платок из кармана архалука, вытер глаза и тихо сказал:
- Я всегда знал, что ты мне брат! Твоя забота об этой женщине неоценима! Она хоть и не родная сестра мне, но человек, который ближе, роднее сестры. С помощью аллаха я отплачу тебе...
- Я счастлив, если мог тебе услужить, Ага! Если хочешь доставить мне удовольствие, перепиши для меня своей рукой те две газели, что хранила она как амулет. Это сокровище осталось у нас.
Мешади Гулам слушал рассказ Кербалаи Вели, боясь пропустить хоть слово, но потом встал и со словами: "Ну и ну..." - пошел к двери, чтобы снова заказать чай...
Говорят, что история не повторяется. Но тогда что это? Взгляни, мой друг! Тот же квартал. Те же ворота. И в такой же ранний час в ворота стучится женщина... Разве это не Сона?.. И снова, как тогда, из ворот своего дома выходит Мешади Ганбар - никогда не пропускающий религиозного омовения перед утренней молитвой, постаревший на пятнадцать лет, но по-прежнему свежий и бодрый, с бородой, выкрашенной хной. Как и тогда, он спешит в Галабазарскую баню, но успевает придержать шаг перед домом Сеида Азима Ширвани и задуматься над тем, кто это в такое неурочное время стучится в ворота поэта. "Ну и ну! Эти попрошайки, сукины дети, совсем обнаглели! О аллах! Как ты можешь спокойно взирать на это? Проклятые дервиши совсем заполонили город! Как может население одного города прокормить столько нищенствующих наследников пророка!" Он говорит громко, чтобы эти двое слышали... Но они не обращают на него внимания... Он с интересом рассматривает девочку. Будь он моложе, он бы не прочь взять ее в дом. Она была бы сыта... Жаль!... Старик давно уже забыл имя своей первой жены, а при виде молоденьких у него слюнки текут. Не волнуйся, дорогой читатель, ведь он на пути в Галабазарскую баню, где ритуальным омовением очистится от всех грешных мыслей.
На стук к воротам подошла Минасолтан, как и тогда... В первое мгновение она не могла сообразить, кто перед ней. Кто эта женщина в изношенном деревенском платье с растрепанными, выбивающимися из-под старенького бумажного платка волосами? У нее огрубевшие, со вздувшимися венами, почерневшие, жилистые руки. Она еле стоит на отяжелевших, распухших ногах. И тут Минасолтан узнала ее:
- Ой, какая радость, детка! - "О аллах! Что с ней стало!" - Входи, входи, откуда ты? А кто это с тобой?
Джейран раздувала угли в очаге, когда свекровь открыла ворота стучавшим. Она с любопытством посмотрела на вошедших, услышав слова Минасолтан. Джейран знала всех родственников мужа, но эту женщину видела впервые... Кто бы это мог быть?
- Проходи, Сона, проходи, детка!
И тут Джейран вспомнила! Однажды свекровь рассказала ей историю чанги, похожую на сказку... Это было так давно, и вот снова... Невозможно вообразить, что эта немолодая женщина когда-то пленяла сердца, что эти распухшие ноги несли ее в танце, что ее потухшие глаза мерцали и зажигались огнем... Свекровь заклинала никогда не говорить, что Ага спас ее, что она пряталась в их доме, когда ее искали разбойники... А тот парень, Ага Самед, который пощадил ее и не поднял руку на нее, с тех пор сгинул; говорили, что он уехал в Ашхабад и Мешхед... Потом им стало известно, что бежавшая чанги даже вышла замуж... Ну что ж, да наградит аллах ее счастьем! Да, судя по всему, это и есть Сона...
А Сона смотрела на Джейран. Она не могла на нее не смотреть. Говорила с Минасолтан, поцеловала руки, которые в тот, первый раз ухаживали за ней, и думала: "Конечно, это жена Аги... Какая красивая! Такой и должна быть жена поэта... Тихая и нежная... Ты самая счастливая на свете, о женщина! У тебя нет слуг, которые обхаживают тебя, как Шахбике-ханум покойную. У тебя нет поваров, ты сама варишь обед Are. Ты сама разжигаешь очаг, моешь полы, стираешь белье. И все же ты счастливее жены самого богатого бека. Быть не только женой, даже служанкой такого человека, как Ага, великое счастье! Тебе он читает свои газели, с тобой делит хлеб и постель... Ты - счастливая женщина".
- Это твоя дочка, Сона? Да сохранит ее аллах!
- Да будет вашей жертвой, Минасолтан...
- Жертвой пусть баран будет! Неужели аллаху будет угодно взять в жертву живого человека, если на лугах пасутся жертвенные ягнята? Не приведи аллах! - Она погладила девочку по голове и поцеловала ее в лоб. - Словно это ты, Сона...
- Да будет твой дом полным, Минасолтан, а жизнь сладкой... - Сона с трудом переводила дыхание.
Минасолтан подвела Сону и Гаратель к веранде, где стояла Джейран.
- А это моя невестка...
Джейран наклонилась и поцеловала девочку в лоб:
- А как ее зовут?
- Гаратель... Из-за нее нам пришлось убежать из дома, из-за того, что она похожа на меня... Теперь, как и тогда, я пришла просить у вас прибежища, Минасолтан, больше никого у меня нет на всей земле. - Сона упала перед Минасолтан на колени.
Минасолтан и Джейран подхватили ее под руки и с трудом подняли на веранду. Сона на глазах теряла силы, едва разжимая сохнущие губы, она полушепотом говорила Минасолтан:
- Как мне мечталось, чтобы жизнь моей девочки была непохожа на мою... Но нет... Моя несчастная мать привела меня в Шемаху, как я свою девочку, перед самой смертью. Сегодня, Минасолтан, мой смертный день, мое сердце говорит мне, что я скоро умру.
- Не говори так, Сона, аллах милостив!
- Я прошу милости у вас, Минасолтан! Не отдавайте Гаратель в чужие руки, чтоб ее миновала моя судьба... Я умираю с надеждой.
Женщины уложили больную Сону в постель, Гаратель не отходила от нее. Когда пришел Сеид Азии, он сразу же захотел увидеться с Соной. В комнате был полумрак. На подушке разметались в беспорядке длинные волосы, потускневшие, поредевшие. Восковое лицо с темными кругами вокруг глаз, впалые щеки... Его глаза наполнились слезами. К нему в дом вернулась его фея вдохновения, чтобы снова уйти, на этот раз в мир иной... "Будь проклято время, не сжалившееся над царицей фей! И что со мной сделало время, чтобы сжалиться над моей феей?"
- Не плачь, Сона, пожалей дочку...
- Я плачу от счастья, что успела дойти...
- Я рад, что ты вспомнила о нас...
- Из этого дома никто не уходит без надежды, Ага, я всегда помнила об этих словах Минасолтан...
- И хорошо сделала! Вот сейчас Ага пойдет к доктору Мирзамаммеду за лекарством... Он знающий человек и поможет тебе... Ты, наверное, простудилась... Попьешь лекарство, станет тебе лучше. - С этими словами Минасолтан подошла к двери: - Джейран, детка, если печь разожглась, согрей молока для Соны! - Потом обернулась к сыну: - Как удачно, нам привезли с кочевья молоко, сливки и творог! Сегодня у детей праздник!
"Как много добрых людей! Хорошо, что сегодня дома есть еда..."
Сона тихо заговорила, будто сама с собой:
- О аллах! Зачем я появилась на свет? Зачем?... Не увидев ничего хорошего в жизни, я уже ухожу из нее. О великий создатель, почему твоя кара настигла меня? За что? Одному ты даришь радости, а другому только страдания и мучения. В чем моя вина, что ты не дал мне вкусить ни одного из созданных тобою благ? Не узнав, зачем пришла, я ухожу. Ты создал меня, ты меня забираешь... Справедливо ли это? Смею ли я спрашивать тебя об этом? Я, обойденная тобою во всех моих мечтах... Нет бога, кроме аллаха... Ты всемогущ и справедлив, но не ко мне...
- Не плачь, Сона, во всем виновато время, в которое нам выпало жить...
Но она ничего не слышала, устремив глаза в потолок, она молила:
- О аллах! Во имя справедливости и правды исполни только одну мою просьбу! Только одну! И если ты выполнишь ее, я прощу людям все обиды и оскорбления, забуду обо всех невзгодах и лишениях, которыми меня оделила короткая жизнь на земле! О аллах! Прошу у тебя пощады для моего ребенка! В последние минуты своей жизни прошу тебя: защити мое дитя, я не говорю от земных и небесных бед, это в твоей власти тоже, но не это страшит меня больше всего, защити ее от бед, творимых созданными тобой людьми! Не дай ей мою судьбу! Не карай ее за несовершенные грехи! Не попрекай куском хлеба, пусть она заработает его своим праведным трудом!
О аллах! Я умираю с надеждой и прощаю тебе мучения, которым меня подвергали созданные тобой люди!
... Сона вернулась в дом Минасолтан, чтобы уйти из него в последний путь. В последние минуты ее окружали самые близкие для нее люди на земле: дочь, Ага, Минасолтан. Если бы только было возможно, я бы склонилась над ее постелью и прошептала бы ей на ухо: "Не бойся, Сона, не страшись за дочь, сестра! Твой род не погибнет. Твое дитя не пропадет. Первое время после твоей смерти она будет жить и учиться у Сеида Азима, а потом по настоятельной просьбе Тарлана он пошлет Гаратель к человеку, который мог быть ее отцом, в Ашхабад. Она получит образование в Тифлисской женской школе для детей мусульман и станет одной из первых учительниц в своем крае". Это знаю я, а несчастной Соне не довелось об этом услышать...
Ей казалось, что кто-то присел на край ее постели и взял ее руки в свои, поцеловал в закрытые глаза и шепнул: "Дорогая сестра, спи спокойно! Твоя жизнь кончает свой бег! Не грусти о ней. Не волнуйся за дочь! Спи спокойно..."
Мы вернулись в прошлое, чтобы увидеть прекрасного, не ко времени залетевшего в те края лебедя, царицу фей, чей талант и вдохновенное искусство рождали прекрасные стихи и газели нашего поэта, чья жизнь и неземная красота зажгли неутоленную жажду любви у одного из друзей поэта... Мы видели ее, но успокоить, утешить уходящую из жизни не смогли...
"Свет очей моих, ага Тарлан!
Все живое умирает...
Прочитав эту фразу, не подумай, что этой известной формой выражения соболезнования я хочу известить тебя о том, что смерть посетила дом твоих родных. Нет, это не так, брат мой! Покинула мир твоя несчастная Сона, да упокоит аллах ее душу! Закончились безмерные страдания, которые великий создатель послал самому красивому, самому нежному цветку из его сада. Время было несправедливо к ней!
От Соны на память в нашем доме осталась ее дочь, тринадцатилетняя девочка по имени Гаратель, точное воспроизведение Соны.
Как я тебе писал, Сона была служанкой в доме друга Махмуда-аги Алияр-бека. По совету Алияр-бека и с собственного согласия Соны ее выдали замуж. Казалось бы, жизнь ее наладилась. Но несчастья не оставили ее в покое. Полтора года назад умер отец девочки, а спустя год хозяева Соны, один за другим, покинули этот мир. Полновластным хозяином дома стал злой, неправедный человек, и Сона вместе с девочкой были вынуждены в страхе покинуть дом. Случайная встреча Кербалаи Вели в дороге отсрочила ее смерть на несколько дней. Он доставил ее в наш дом, когда доктор Мирзамаммед уже ничем не мог ей помочь. Доктор сказал нам, что болезнь уже долгое время подтачивала ее силы, а сильная простуда и наступление весны ускорили течение болезни.