Дерьмовая у меня работенка.
Обматерят без причины или сунут фальшивые деньги, а то и вовсе примутся тыкать стволом в лицо и требовать выручку. Мало приятного, но я привык.
Есть и плюсы: никто не обращает внимания на парня в неприметной униформе, и курьер-невидимка без труда проникнет в те двери, куда нет хода обычным людям.
Именно этим я сейчас и занимался — лез туда, где мне быть не следовало.
Сегодняшний «заказ» был необычным. Не каждый день ко мне обращаются знакомые из УБЭП МВД. Да еще и с просьбой заскочить на объекте в одну маааленькую каморку по соседству с кабинетом главбуха и оставить там небольшой предмет. В подробности меня не посвящали, но очевидно, что это был «жук» — все инструкции на то указывали.
— Нажмешь на кнопку, затем аккуратно снимешь вот эту пленочку и прикрепишь устройство липкой поверхностью к стене, — рассказывал бывший одноклассник Витька, вертя в руках маленький… передатчик? — Старайся повесить поближе к правому углу. Ну и, само собой, чтобы не так сильно бросалось в глаза.
— А точно добьет? — усомнился я. — Здание старое, стены…
— Это не твоя забота, Хруст, — резко перебил меня Витёк. — Просто прикрепи эту хреновину куда я сказал и сразу уходи. Остальное за нами. Мы давно пасем ту бабу из вашего филиала. Осталось понять, в доле она или нет… Дерзай, Сань. Родина не забудет.
Ну и как тут отказать? Особенно если в качестве благодарности обещают решить твои проблемы. Моей матери еще не исполнилось и шестидесяти, но деменция выбрала в жертвы именно ее. Больно видеть, как с каждым днем единственный важный для тебя человек угасает, а затем и вовсе перестает тебя узнавать.
Альцгеймера не вылечить, но можно обеспечить больному комфортную жизнь. Я нашел пансионат за городом, где за ней будут ухаживать гораздо лучше, чем я. Там врачи, медсестры, постоянное наблюдение и режим. С таким уходом она протянет дольше.
Но все стоит денег, а кредит мне в упор не давали без объяснения причин. Витёк обещал по своим каналам выяснить, чем я не угодил банкам, и помочь с документами.
Ну и мне хотелось прижать наше охреневшее руководство. С каждым годом условия труда становились все хуже, штрафы росли — в отличие от зарплаты. Это при том, что компания выросла в настоящего гиганта и захватила треть рынка. Я-то все равно собирался увольняться, но хоть попытаюсь облегчить жизнь тем, кто придет работать после меня…
— Опаздываешь, Саш, — окликнул меня охранник, когда я прошмыгнул в нужный корпус. — Или опять двойную смену взял?
Тааак… Палыч в кои-то веки оторвался от кроссворда, еще и в самый неподходящий момент. Что ж, на этот случай у меня было приготовлено железобетонное оправдание.
— Так я к девчонкам, — улыбнулся я и помахал в воздухе пачкой накладных. — Надо сдать в бухгалтерию.
— Время видел, Хрусталев? — дедок поправил очки на переносице. — Разошлись уже девки. Они ж по вечерам не задерживаются.
Я отмахнулся.
— Ничего, просто положу в папку для Васильевой. Утром увидит и все проведет.
Это убедило Палыча, и он жестом меня поторопил.
— Ну лети, орел! Только Михалне на глаза не попадайся. Она только что помыла второй этаж. Заметит, что наследил — ор поднимет.
— Понял. Бывай, Палыч!
Я решил подняться по лестнице — так меньше шансов кого-нибудь встретить. Устройство слегка оттягивало карман, бумаги шелестели на легком сквозняке. Во дворе урчали двигатели грузовичков — новая смена подтягивалась, чтобы забрать со склада очередную партию посылок.
Почему-то мне стало не по себе. Вроде и задача плевая, а по спине все равно пробежал холодок. Может это остатки совести пытались так ко мне воззвать? Дескать, эта рука тебя кормила столько лет, а ты вот так… Хотя что плохого я делал? Витя со своими парнями не вцепился бы в эту контору просто так. Значит, рыльце у начальства в пушку. А я что? Я просто удачно подвернулся под руку.
Пол действительно только что помыли — кафель был скользким, и я пошел к нужному кабинету вдоль стены, стараясь уважать труд Михалны. Бумаги мне и правда следовало занести — я постучался в кабинет, где сидели девчонки-бухгалтерши. Никто не отозвался, но дверь была открыта.
Я вошел в большой опенспейс и заметил, что возле одного из столов горела лампа. Место Катерины. Значит, опять заработалась. В последнее время она что-то слишком часто задерживалась, хотя о причинах помалкивала. Может что-то личное.
— Кать? — позвал я, но никто не ответил.
Сперва я подумал, что она ушла и просто забыла выключить свет, но ее сумочка была на месте. Наверняка вышла на кухню за кофе.
Застать ее не входило в мои планы. Каморка-склад, где мне следовало оставить устройство, располагалась как раз между кабинетами девчонок и главбуха. Если я стану там шуршать, Катя наверняка услышит. Значит, нужно либо попытаться успеть сделать все сейчас, пока бухгалтерша хлопотала на кухне, либо подождать, пока она уйдет.
Но ждать не хотелось. Почему-то на душе стало еще тревожнее. И хотя внешность Катюши неизменно радовала глаз, сейчас мне не хотелось с ней пересекаться. Да и вообще хотелось свалить отсюда поскорее. Что-то было не так, но я никак не мог понять, что именно.
Ладно, черт с ним. Пойду сразу. Возле двери на гвоздике должен был висеть ключ от той самой каморки. Девчонки ревностно охраняли свои запасы ручек, бумаги и картриджей, поэтому хранили расходники под замком. Хреновым, надо сказать — такой мой отец открывал за минуту.
Да вот только ключа на крючке не было.
Блин! Если Катерина пошла туда, то что-то долго она возилась. Я заглянул в ее компьютер — даже не заблокировала экран, дурочка.
— Опаньки…
И это она зря. Судя по тому, что я увидел, в программе, Катя ковырялась в старых счетах и отмечала нестыковки. Точнее, явно пыталась понять, куда уходила часть денег. Какие-то незнакомые фирмы, а вот суммы весьма внушительные.
Эх, Катя, хреновое ты себе выбрала хобби. Оставила бы эту работу Вите и его ребятам — они все равно сели главбуху на хвост. Надо бы намекнуть ей, что зря она пыхтит здесь по вечерам.
И в этот момент я услышал скрип двери в коридоре. Совсем рядом, соседняя. Но не было привычного стука каблуков, которые здесь носили все девицы. И никто не вошел в кабинет.
У меня засосало под ложечкой. Что-то конкретно не так, Хруст!
Внутренний голос убеждал бросить все и сваливать отсюда, но я ведь уже почти все сделал. Осталось самое последнее и самое важное… Жаль, не было времени скопировать находку Кати на флешку и передать Вите. Да и плохо я шарил в этих бухгалтерских программах.
Я вышел в коридор и увидел, что дверь каморки осталась приоткрыта. Оттуда не доносилось ни звука. Странно. Обычно гремят ящиками, шуршат, ворчат, пока ищут. А тут тишина.
Я осторожно потянул дверь на себя. Тусклый свет коридорных ламп пролился в маленькое помещение, и я вздрогнул. Катя — это точно была она — лежала ниц. Стройные ножки в лаковых туфлях на шпильках торчали из-за передвижной тумбы.
— Катя! — шепотом позвал я. — Кать, ты в порядке?
Она не отвечала. Я медленно двинулся к ней, толком не чувствуя ног. Страшно, вмиг стало очень страшно. Неужели…
Я перегнулся через тележку с коробками и тихо охнул.
— Ешкин кот!
Большая рана на голове, много крови — весь ковролин пропитался. Нет, не могла она сама так упасть. Рядом валялся здоровенный дырокол со следами крови.
Спустя миг я заметил нечеткое движение откуда-то сбоку. Попытался обернуться, хотел вскинуть руки, но не успел. Что-то тяжелое ударило меня в висок. Сильно. Больно — словно звезда взорвалась у меня в голове.
«Во что же я влип?» — только и успел подумать я прежде, чем надо мной сомкнулась непроглядная темнота.
— Даже если ничего не выйдет, примите мою благодарность…
— За такое не благодарят, девочка моя. Никогда.
Голоса звучали совсем рядом и принадлежали женщинам. Один — дрожащий, словно дама едва сдерживала рыдания. Второй — старушечий, властный. Но оба были мне незнакомы.
Не похоже на галлюцинацию — все казалось слишком реальным, особенно боль во всем теле. Видимо, я начал приходить в сознание. Здорово же меня огрели. Не знаю, сколько я был в отключке, но явно прилично. Неужели люди Витька все же нашли меня и отправили в больницу?
— Витя… — не открывая глаз, шепнул я и поразился собственному голосу. У меня всегда был чуть хрипловатый баритон, но сейчас он звучал выше. — Где Виктор?
Женщины умолкли. Перед сомкнутыми веками пробежали тени — видимо, дамы подошли ко мне ближе. Открывать глаза совсем не хотелось. По телу разлилась адская боль. Ноги, руки, голова, даже поясница и ребра. Дышать тоже было тяжело.
Прохладная ладонь легла мне на лоб.
— Он заговорил… Заговорил! Володя, душа моя, ты меня слышишь?
Володя?
Какой к черту Володя?
Я осторожно приоткрыл один глаз и тут же снова зажмурился от непривычно яркого света. Вторая попытка была успешнее: я медленно разлепил веки и уставился на незнакомое женское лицо.
Дама улыбнулась. А хорошенькая… Лет сорока, но это были очень ухоженные и сочные сорок лет. Стройная, миловидная, в элегантной одежде. Светлые волосы обрамляли симпатичное лицо красивыми волнами, а покрасневшие от слез голубые глаза казались очень яркими.
Она снова улыбнулась.
— Володя, сынок…
Я закашлялся.
— Простите, — я с трудом выдавливал из себя слова. — Кажется, вы ошиблись. Я не Володя.
Дама обернулась куда-то в сторону.
— Ну конечно. Лекари же сказали, что с такими травмами возможно помутнение сознания… Ничего.
— Да кто вы вообще такая?! — не выдержав, рявкнул я и попытался привстать на локтях.
О, это я зря! Боль пронзила позвоночник так, что меня вмиг прошиб ледяной пот. Я заорал и тут же рухнул обратно на кровать.
— Лежи, лежи, Володенька, — женщина, что считала себя моей матерью, склонилась надо мной и поправила одеяло. — Позволь дару делать свою работу. Чем меньше двигаешься, тем быстрее все срастется.
Я продолжал непонимающе на нее таращиться, а заодно оглядел и помещение, в котором оказался.
Совсем не похоже на больничную палату. Скорее комната в дореволюционном доме. Немаленькая — метров семь на пять, разделенная деревянными перегородками на зоны. Я лежал на большой двуспальной кровати под балдахином. Из-за ширмы виднелся край письменного стола, ряды забитых книгами шкафов. Странная планировка. Да и потолки здесь были не меньше четырех метров. Здание должно было быть старым, но здесь даже побелка на потолке сияла новизной, а хрусталь на люстре искрился, словно его только что отмыли.
— Простите, уважаемая, — я снова приподнялся на локтях, стиснул зубы от боли и уставился на женщину. — Боюсь, произошла какая-то ошибка. Меня зовут Александр Дмитриевич Хрусталев. Двадцать семь лет, работаю курьером в…
За моей спиной каркающе рассмеялась старуха.
— А я предупреждала тебя, Настасья! — ее тон стал серьезным. — Нельзя заигрывать с Темными силами, а коль решила играть, так будь готова ко всему.
Старуха наконец-то показалась. Она медленно проплыла мимо моей кровати и встала так, чтобы я мог ее видеть. Женщина выглядела, мягко говоря, странно. Лет семидесяти, но молодилась. Одета она была во все черное — длинное закрытое платье, плащ до пят и странный головной убор, похожий на тюрбан. На шее висело несколько длинных цепочек с какими-то затейливыми подвесками, похожими на амулеты.
Издалека эта пожилая дама могла бы сойти за монахиню, но точно ею не являлась.
— Я Темная мать Друзилла, — представилась она со снисходительной ухмылкой. — Не узнаешь?
Я нервно проглотил слюну.
— Впервые вас вижу. Из чего делаю вывод, либо я сошел с ума, либо ловлю глюки на почве удара по голове. Как бы то ни было, картинка занимательная, но я бы все же предпочел проснуться.
— Ты и так проснулся, мальчик мой, — улыбка старухи скривилась еще сильнее. — Только если я верно понимаю, проснулся ты не там, где рассчитывал.
Я тряхнул головой, пытаясь заставить мозг соображать.
— Поясните. Пожалуйста.
Темная мать — или как она там себя называла — снова рассмеялась.
— Он попросил вежливо. Нет, Настасья, это теперь точно не совсем Володька!
Игнорируя предостережения «мамы», я сел на кровати и уставился на обеих женщин.
— Я знаю много вежливых слов, но чем дальше, тем сильнее мне хочется кричать матом, милые дамы. Вы меня очень обяжете, если нормально объясните, что здесь происходит.
Старуха откинула полу черного плаща и уселась прямо на краю моей кровати.
— Настасья Павловна, принеси зеркало, — велела она заплаканной женщине.
— Что… Зачем?
— Неси зеркало, говорю!
«Мама» вздрогнула от резкого окрика и вышла за ширму.
Тем временем старуха протянула ко мне костлявую руку с накрашенными черным длинными ногтями. Я инстинктивно отстранился.
— Не бойся, — шепнула она. — Хочу кое-что проверить, пирожочек. Не будешь мне мешать — расскажу, что случилось.
— Хорошо, — хрипло отозвался я, но на всякий случай сжал кулаки под одеялом. Женщин бить негоже, но эта бабка была похожа на настоящую ведьму — ту самую, каких в сказках изображали. Черт знает, что она еще выкинет.
Ее прикосновение обожгло мой лоб. Я дернулся, но не отстранился, хотя боль была невыносимая. Старуха что-то прошептала, прикрыла сморщенные веки и что-то начертила пальцами у меня на лбу.
— Это что сейчас было? — спросил я, когда она убрала руку.
— Проверяла свою работу. И кое в чем убедилась.
Из-за ширмы вышла элегантная Анастасия Павловна, которую хотелось называть по имени и отчеству. Подойдя к кровати, она остановилась, держа в руках небольшое овальное зеркало на длинной ручке.
— Дай ему, — распорядилась Темная мать. — Давай-давай, не мнись.
Я взял зеркало, готовясь увидеть свою рассеченную рожу. Но замер и едва не разжал пальцы, когда увидел свое отражение.
— Это что за чертовщина?
На меня пялился напуганный юнец лет семнадцати-восемнадцати. Морда побитая, но вполне симпатичная — и сейчас я заметил сходство с «мамой». Из-под головной повязки пробивались коротко стриженные русые волосы. Глаза зеленые, безумные.
— Владимир Андреевич Оболенский, — сказала старуха. — Так тебя зовут. Внук князя Николая Валериановича Оболенского, выходец из одного из древнейших родов Империи.
Я зажмурился, снова открыл глаза — нет, отражение никуда не делось. Помнится, наш охранник Палыч любил почитывать книжки про попаданцев в другие миры. Правда, в его любимых опусах фигурировали всякие эльфы да гномы, но суть не менялась. Может зря я ни разу не прочитал такую книжку? Было бы проще уложить происходящее в голове. Хотя бы для самоуспокоения.
Значит, Оболенский. Княжий внук. Ну что ж, глюки могли быть и похуже.
Я отложил зеркало и поднял глаза на старуху.
— Допустим. И что случилось?
Анастасия Павловна, казалось, выдохнула с облегчением. Может ее утешило то, что я перестал отнекиваться и сопротивляться.
— Ты попал в аварию, Володенька. Взял автомобиль Лешеньки, поехал в клуб. Там… Не так важно, что там было, но на пути обратно ты не справился с управлением. Машина всмятку, тебя достали едва живого. Обычный человек погиб бы на месте, а тебе помог родовой дар — врачи успели. Но…
— Но ты уже умирал, — вмешалась старуха. — И должен был умереть. Да только матушка твоя с таким исходом мириться не пожелала и вызвала меня. Я провела ритуал, чтобы вытащить тебя с того света. Но ритуал Темный, а Тьма всегда решает все по-своему. Вот и итог, — Темная мать Друзилла покосилась на Анастасию Павловну. — Я предупреждала, что последствия могут быть любыми. Вот получай. Сына ты вытащила, теперь живи с тем, что получилось.
«Мама» разрыдалась. Настолько горько, отчаянно, что мне стало ее жаль. Если все было так, как сказала старуха — опустим бред про какие-то темные ритуалы — то все равно положение у Анастасии Павловны было печальное. Она ведь просто хотела вернуть сына.
Я откинул одеяло и потянулся к ней, чтобы взять ее за руку. Ну хоть как-то утешу. А потом будем разбираться.
— Пожалуйста, успокойтесь. Я ведь…
Но едва она подняла на меня глаза, ее взгляд скользнул ниже, на мой живот. «Мама» вмиг побледнела. Ее мокрые от слез глаза округлились, и она в ужасе шарахнулась назад.
— Боже! — охнула она. — Друзилла… Что это?