Таким образом, археологи считают Аху-Тахаи «самым ранним из датированных на сегодняшний день сооружений». С другой стороны, его моаи, которые нельзя напрямую датировать по радиоуглероду, поставлены, как считают, намного позже. Дело в том, что моаи, считающаяся «самой ранней классической статуей» на острове Пасхи, расположена отдельно чуть севернее Тахаи. «Контекстуальное» свидетельство и радиоуглеродный анализ найденной здесь же органики побудили археологов отнести эту 20-тонную, 5-метровую моаи к XII веку н. э. Причем, как ни парадоксально, они признают, что «к этому моменту классическая форма статуй уже вполне сложилась».
Впоследствии «классические» моаи продолжали ваяться в больших количествах на протяжении примерно тысячелетия, последняя из них, высотой 4 метра, была поставлена в Ханга-Киоэ около 1650 г. Через 75 лет, после нескольких губительных войн между двумя основными этническими группами островитян (так называемыми «длинноухими» и «короткоухими»), произошла первая, судьбоносная встреча сильно сократившегося населения с парусными судами европейцев. Как и можно было ожидать, последовали беспорядочные убийства, похищения, систематические захваты в рабство, а затем и эпидемии оспы и туберкулеза такой интенсивности, что к 1870-м годам на острове Пасхи осталось в живых всего 111 человек. В этой маленькой группе уцелевших не было ни одного из потомственной касты учителей и посвященных, Ма’ори-Ко-Хау-Ронгоронго, которых в полном составе захватили и увезли в 1862 г. жестокие перуанские работорговцы.
То немногое, что известно о Ма’ори-Ко-Хау-Ронгоронго, является частью многолетней тайны острова Пасхи, поскольку слово Ма’ори в этом контексте означает «ученый», «владеющий особым знанием».
Говорят, что первые из этих Ма’ори (не путать с народностью маори в Новой Зеландии) прибыли на остров Пасхи вместе с самим Хоту Матуа. Это были писцы, грамотные люди. Их задачей было держать в памяти священные тексты, записанные на 67 деревянных дощечках, которые Хоту Матуа привез из Хивы, а когда оригиналы портились, записи воспроизводили на новых дощечках.
Это не миф: 24 так называемых Ронгоронго уцелели до настоящего времени. Их старое и полное название — Ко Хау Мо Ронгоронго, что в дословном переводе означает «строчки, написанные для рассказывания». Это — плоские деревянные дощечки, несколько скругленные по краям, блестящие от пользования и возраста. На этих дощечках убористыми строчками высотой около сантиметра нарисованы сотни различных символов — животные, птицы, рыбы и абстрактные значки. Лингвисты отмечают, что этих символов слишком много, чтобы «видеть в них что-то вроде фонетического или слогового алфавита», и утверждают, что это полностью сформировавшееся иероглифическое письмо наподобие того, которым пользовались цивилизации в Древнем Египте или в Долине Инда. Последовательность письма на дощечках Ронгоронго заслуживает особого внимания, поскольку это «довольно редкий и любопытный способ, называемый «перевернутый бустрофедон»; при этом способе письма каждая строчка, когда доходит до края дощечки, переходит в следующую, переворачиваясь вверх ногами. Это означает, что для того, чтобы прочитать текст, приходится в конце каждой строчки переворачивать дощечку. Нет сомнения, что эти тексты писали специалисты своего дела, и это не просто рукопись, а своего рода произведение искусства».
Из устных преданий, собранных на острове Пасхи, можно понять, что умение читать и писать Ронгоронго передавалось от поколения к поколению, причем ему обучали в специальной круглой школе в Анакене — до 1862 г., когда работорговцы увезли последних Ма’ори-Ко-Хау-Ронгоронго. До того момента, когда была безжалостно оборвана золотая нить традиции, которая связывала остров Пасхи с прошлым, Анакена была также сценой, где проходил важный ежегодный фестиваль, на который «люди собирались, чтобы послушать, как читают все дощечки».
Сокращенную декларацию демонстрировали в XIX веке ряду исследователей из Европы и Америки, не расшифровывая письменность. С тех пор некоторые ученые объявляли, что им удалось расшифровать код — последний раз в 1997 г., — но ни за одним из этих заявлений не стояло ничего реального. Сегодня мы можем только догадываться о содержании этих священных дощечек и ломать голову, почему в течение такого долгого времени жители острова Пасхи придавали им такое большое значение. Трудно ответить и на еще более фундаментальный вопрос — как и почему вообще эта письменность и дощечки возникли в таком неподходящем месте? Отец Себастьян Энглерт, баварский монах-капуцин, археолог, проживший на острове Пасхи свыше 30 лет, формулировал эту проблему очень четко:
«Письменные языки, там, где они существуют, почти всегда являются продуктом большого сообщества людей и сложной культуры, когда имеется большой объем информации, требующей записи. Они возникают в результате необходимости и потому, конечно, нетипичны как продукт малых и изолированных групп. Совершенно невероятно, что письменность могла потребоваться и была изобретена в рамках крошечного сообщества острова Пасхи. Тем не менее какого-либо источника за пределами острова, из которого письменность могла бы быть почерпнута, пока не обнаружено».
Таким образом, тайна острова Пасхи сводится как минимум к четырем основным проблемам:
тайна Хивы, легендарной родины богов, предположительно уничтоженной наводнением;
тайна искусных мореплавателей, которые привели флот беженцев из Хивы к далеким берегам Те-Пито-О-Те-Хенуа;
тайна искусных архитекторов, первых авторов великих аху и моаи;
тайна искусных писцов, которые понимали надписи Ронгоронго.
Подобная высокая квалификация людей является признаком развитой цивилизации. Тот факт, что все они собрались вместе, сразу, на далеком острове в Тихом океане, очень трудно объяснить, исходя из нормальных «эволюционных» процессов, которые обычно приписывают человеческим обществам. Поэтому многие ученые склоняются в пользу того, что жители острова Пасхи вовсе не развили в себе все эти знания и умения в изоляции, а получили их в виде влияния — или наследства — откуда-то еще.
Мы не хотим развивать здесь старую и надоевшую дискуссию, был ли остров Пасхи заселен пришельцами с запада, то есть из Полинезии (и оттуда же получал культурное влияние), или с востока, то есть из Южной Америки. Поскольку очевидно, что первые поселенцы острова Пасхи были искусными штурманами и мореходами, столь же очевидно, что такие люди в пору расцвета их цивилизации могли совершать далекие путешествия, причем не только до островов Полинезии, но и к Южной Америке, а то и дальше. Мы считаем, что именно по этим причинам на острове Пасхи встречаются следы доисторических контактов как с южноамериканским континентом, так и с Полинезией; например, куры и бананы могли попасть лишь из Полинезии, а сладкий картофель, бутылочная тыква и сахарный тростник — только из Южной Америки.
По крайней мере, на ранней фазе заселения острова Пасхи, когда люди еще помнили, как водить океанские корабли, такие товары могли свободно перемещаться в обоих направлениях — вместе с другими ценностями, включая ремесла, знания и художественные и религиозные идеи. Так что мы не удивляемся тому, что монолитные статуи, сверхъестественно похожие на моаи (хотя и в намного меньшем количестве), были найдены в развалинах Тиауанако в южноамериканских Андах на высоте более 4000 метров над уровнем моря, на Маркизских островах в Полинезии и в ряде других мест. Подобным образом нас не удивляет, что аху острова Пасхи сравнивают с полинезийскими платформами мараэ, а каменная кладка Аху-Тахира напоминает лучшие работы каменщиков — инков.
Мы абсолютно уверены, что, по крайней мере, под частью этих параллелей имеется рациональная почва, и когда-нибудь будет доказан факт взаимного влияния — не обязательно очень частого — между доисторическими культурами острова Пасхи, Южной Америки и Полинезии. Это предложение не является каким-то из ряда вон выходящим, его с готовностью поддержало бы большинство ортодоксальных археологов. Где гораздо меньше определенности, так это в вопросе о месте острова Пасхи в общей структуре связей и контактов; вполне возможно, что он играл гораздо большую роль, чем просто «реципиент» внешнего влияния.
Его квалифицированные, грамотные кадры архитекторов, чьи предшественники отыскали «Пуп Земли» благодаря высочайшему уровню астронавигации, явно были людьми высочайшей целеустремленности и широты ума. До того момента, когда, незадолго до первого контакта с европейцами, зло проникло в их общество, они сотни лет беззаветно посвящали себя созданию невероятных, внушающих трепет произведений религиозного искусства.
Мы не первые высказывали предположение о том, что ими руководила при этом цель, которая, если удалось бы ее осознать, дала бы ключ ко всей таинственной путанице. Как выразилась госпожа Скорсби Рутледж, отважная британская путешественница и исследователь, которая жила на острове Пасхи с 1914 по 1915 г.:
«Тени ушедших строителей все еще владеют этой землей. Добровольно или нет, каждому появившемуся здесь приходится общаться с этими работниками из прошлого; весь воздух здесь насыщен огромной целеустремленностью и энергией, которые здесь были и которых здесь больше нет. Что это было? Что это было?»
Нам представляется вполне возможным, что цель посвященных обитателей острова Пасхи была каким-то образом связана с древним духовным знанием, присутствие которого мы почувствовали в Ангкоре I тысячелетия н. э. и в Гизе III тысячелетия до н. э. и которое, по-видимому, возникло вне этих двух регионов и за пределами документированной истории. И, конечно, очень интересно узнать: в какой степени эти черты реального сходства, которые связывают остров Пасхи, Тиауанако в Южной Америке и многие аномальные мегалитические сооружения в Тихом океане, определяются древним и косвенным влиянием некой третьей партии, затрагивающей все эти культуры, а в какой — прямыми контактами, которые, несомненно, также случались между ними?
Самое древнее, правда, туманное, свидетельство «влияния», происходившего за кулисами истории, относится к Египту. Там оно было связано с преданиями о загадочной группе «полубожественных» существ, называвшихся Шемсу-Гор — Последователи Гора и поселившихся в долине Нила в далекую эпоху, тысячи лет назад, известную под названием «ранний первобытный век». Как мы видели в части второй, о влиянии этих переселенцев и их ключевой роли в формировании и руководстве исторической цивилизацией фараонов говорится во многих египетских текстах, посвященных погребениям и воскрешениям, в особенности в замечательных «Текстах Строителей», высеченных на стенах храма Гора в Эдфу, в Верхнем Египте.
Обрывочные легенды о заселении острова Пасхи семью мудрецами и династией богоцаря Хоту-Матуа содержат элементы, напоминающие «Тексты Строителей» Эдфу. В обоих случаях мы сталкиваемся с первоначальным местом проживания богов — островом Хива у островитян Пасхи и «Родиной Первобытных» у древних египтян. В обоих случаях родной остров был уничтожен неистовой бурей и наводнением, причиной которых был «рычаг Уоке» у жителей острова Пасхи и «великая змея» в богатой символике Эдфу: «Нападение было столь яростным, что оно уничтожило священную землю, в результате чего погибли ее божественные обитатели». В обоих случаях говорится, что боги прежней родины «утонули в водах». В обоих случаях кое-кто выжил. В обоих случаях они спаслись на лодках и в конце концов приплыли в страну, где и поселились. В обоих случаях их вели богоцари. В обоих случаях в их число входили писцы, архитекторы и астрономы. И в обоих случаях те, кто выжили, особое внимание уделяли постройке священных курганов.
В Египте, как сообщается, эти холмы должны были служить основанием и определять ориентацию храмов, которые предстояло построить в дальнейшем; их сооружали в соответствии с планом, который должен был каким-то образом «напоминать небо», целью же всего мероприятия было «воскрешение былого мира богов». В результате проведения в жизнь таких идей великие храмы в долине Нила всегда возводились на основании более ранних священных сооружений. Случайно ли все аху острова Пасхи стоят, оказывается, на более ранних аху? А, может быть, это тоже вытекает из великого и таинственного плана, который претворяли в жизнь в течение тысяч лет по всему земному шару, надеясь осуществить «возрождение прежнего мира»?
Прогуливаясь не спеша вокруг Аху-Нау-Нау в бухте Анакена, легко заметить, что огромная платформа является детищем не одной эпохи, а многих, и что ее неоднократно наращивали. Значительная часть кладки Аху выглядит довольно грубой, причем некоторые крупные глыбы, покрытые иероглифами, явно принадлежали более древним монументам. Один из блоков при ближайшем рассмотрении оказался древний моаи с отбитой головой, сильно выветренной и изношенной. Под несколькими метрами грунта со стороны моря в 1987 г., как мы узнали, Тур Хейердал откопал стену из камней-мегалитов. Она была сложена из больших, прекрасно отесанных блоков и, по его мнению, относилась к намного более древним слоям, чем сооружение этого аху.
Кроме того, при раскопках было обнаружено огромное, выложенное камнями углубление, расположенное рядом с Аху-Нау-Нау со стороны моря. На острове неподалеку от различных аху было обнаружено немало таких сооружений, из которых особенно хорошо сохранились те, что расположены рядом с Аху-Вайюри и Аху-Тепеу. Археологи предполагают, что все они некогда служили фундаментами имеющих форму лодок домов, в которых жили первые поселенцы. Однако предания называют их «лодками костей» и связывают их с богом-строителем по имени Нуку Кеху, который, как предполагают, прибыл на остров Пасхи в первобытные времена вместе с Хоту Матуа. Еще семь платформ в виде лодок, известных под названием Аху-Поэпоэ, использовались в качестве мест погребения. Наилучший их образец, длиной 21 метр и высотой 4 метра, с носом, поднятым примерно на метр по отношению к корме, находится западнее Анакены рядом с океаном, «как будто готовится, — по выражению отца Себастьяна Энглерта, — подвезти своих усопших пассажиров к какому-то далекому берегу». Этот Аху-Поэпоэ и фундаменты так называемых «домов-лодок» очень напоминают «лодочные могилы», которые обычно ассоциируются с пирамидами и захоронениями в Древнем Египте. В некоторых обследованных нами местах — например, в Абидосе в Верхнем Египте — обнаружены каменные или кирпичные макеты лодок. В других — это выполненные в натуральную величину полноценные суда, наиболее известным из которых является 43-метровая «солнечная лодка», найденная в погребенном состоянии в одной из «лодочных могил» рядом с Великой пирамидой в Египте (см. главу 3). Древнеегипетские тексты о погребении и возрождении повествуют символическим языком о том, как души умерших царей путешествуют между землей и небом в таких лодках. Поэтому нам было любопытно услышать легенду острова Пасхи, которая так рассказывает о богоцаре Хоту Матуа: «Он прибыл с неба на землю… Прибыл он на корабле… прибыл на землю с неба».
В древнеегипетском языке слово «ах» или «ахи» может означать «состоящий из света», «житель горизонта», «сияющий» или «преображенный дух»1. На острове Пасхи «аху» означает «сверхъестественный дух». Вернувшись в Египет, мы обнаружили, что то же самое слово входило в титул Шемсу-Гор, Последователей Гора — Аху-Шемсу-Гор; именно так звучал полный Титул божественных царей, которые, как верили, правили в долине Нила за тысячи лет до того, как первый фараон из первой исторической династии взошел на трон2. Мы также встречаем довольно странный отрывок в древнеегипетской «Книге о том, что находится в Дуате» в котором посвященному говорится, что он должен «встать с богами, которые стоят, ахау». Эти сверхъестественные существа были якобы ростом 9 локтей (примерно 6 метров).
Дождливым днем мы стояли на берегу Анакена у основания самого высокого из семи моаи Аху-Нау-Нау. Высота его 6 метров. Этот 18-тонный монолит высечен из характерного красно-серого вулканического туфа, добываемого на острове Пасхи в каменоломне Рано Рараку; материал этот использовался для изготовления всех моаи. Венчала его голову то ли коническая корона, то ли стилизованный пучок волос из другого камня (красного вулканического шлака из каменоломни Пуна Пуа) дополнительным весом еще в 6 тонн.
Такие шевелюры можно встретить лишь у сравнительно малого числа моаи. Их называют пукао. Самую большую из них 1,8 метра высотой, 2,1 метра в диаметре и весом примерно 11 тонн, можно увидеть в Аху-Те-Пито-Кура, в 2 километрах к востоку от Анакены, где она сначала находилась на макушке самого крупного из моаи, успешно поставленного на платформу. Эта фигура, ныне упавшая, весит, по расчетам, чуть меньше 81 тонны, и была доставлена из каменоломни Рано Рараку, расположенной примерно в 6,5 километра. Другой моаи, настоящее чудовище, так и оставшееся в каменоломне, весит около 90 тонн; если бы его поставили, он имел бы высоту около 23 метров.
Транспортировка десятков этих гигантских статуй к аху по всему острову, их установка и, наконец, потрясающее «увенчивание» избранных из них громоздкими «прическами» по несколько тонн каждая справедливо оценивают как «внушительное техническое достижение». Ученые ломают голову над вопросом: каким образом это стало возможным на отдаленном острове, чье население никогда, даже в эпоху расцвета, не превышало 4000 человек? Поскольку относительно острова Пасхи в академических кругах сформировалась стойкая боязнь сумасшедших идей, «закидонов», каждый археолог теперь намерен доказать свою полную вменяемость, рационализм и «научность». Нет сомнения, что именно по этой причине ни один ортодоксальный ученый не пытался хотя бы на минуту серьезно отнестись к многочисленным старинным преданиям острова Пасхи, в которых сообщается, что перемещение и подъем моаи осуществлялись силой маны (дословно — колдовства) — харизмы, мысли, которую древние египтяне называли гекау.
В преданиях острова Пасхи сохранились путаные воспоминания об эпизоде из прошлого, когда «великие волшебники» знали, как передвигать статуи «словами ртов своих». Волшебники якобы пользовались круглым камнем, именуемым Те Пито Кура, «чтобы сконцентрировать свою энергию мана и тем самым приказать статуям идти». Утверждали, что и вожди также обладали иногда достаточной маной, чтобы повелеть статуям идти или плыть по воздуху: «Людям приходилось тяжело трудиться, чтобы высечь моаи из камня, но, когда они бывали окончены, король передвигал их при помощи маны».
Снова просматривается аналогия с Египтом, где предания связывают самые внушительные сооружения с использованием волшебства. Так, в одном из типичных папирусов мы читаем, что эфиопский волшебник Гор «сделал так, что над головами фараона и его принцев повисла огромная каменная глыба длиной 20 локтей и шириной 50 локтей, угрожая упасть и убить их всех; когда царь и его приближенные увидели ее, то стали пронзительно кричать. Гор, однако, произнес заклинание, которое вызвало появление огромной лодки — призрака, и сделал так, что она увезла эту каменную глыбу».
Очень похожие предания о чудесной технике строительства были записаны в Южной Америке первыми испанцами, посетившими в Андах таинственный город Тиауанако (см. часть V), с его статуями — мегалитами, циклопическими стенами и пирамидами. Согласно преданиям, огромные блоки спускались из горных каменоломен «сами по себе, либо по звуку трубы» и занимали «правильное положение на строительстве». Намного севернее, в городе майя Уксмаль в Центральной Америке, рассказывают почти идентичные истории о так называемой пирамиде Волшебника. Рассказывают, что ее чудесным образом сложил «всего за одну ночь» некий карлик, наделенный колдовской силой; стоило ему «свистнуть, и тяжелые скалы двигались на место». Известны предания и о циклопическом городе Нан Мадол на острове Понпеи в Микронезии, который был возведен колдовством его богоцарей основателей, Олосопы и Олосипы: «В результате их волшебных заклинаний огромные каменные массы, одна за другой, летели по воздуху подобно птицам, садясь на предназначенное место».
Может быть, ошибочно считать подобные легенды бессмыслицей. Может быть, историкам и археологам стоило бы чуть поменьше тратить сил на банальные и прозаические объяснения тайн прошлого человечества и уделять чуть больше внимания тому удивительному, что в нем также встречалось. Идет ли речь о египетских пирамидах, храмах Ангкора, каменных городах Центральной и Южной Америки, призрачных базальтовых стенах Нан Мадола или аху и моаи острова Пасхи, мы, в сущности, почти ничего не знаем о нашей собственной предыстории. Возможно, это был период длительной, медленной, непримечательной эволюции, как хотелось бы верить большинству ученых. Но, вполне может быть, он был совсем иным — более тонким и сложным, насыщенным жизнью и воображением, надеждой и отчаянием. Может быть, одна, а то и несколько ушедших высокоразвитых цивилизаций таятся где-то в темных ущельях нашего коллективного прошлого, стертые с лица земли безымянными катаклизмами минувших эпох. Может быть, они пользовались развитой техникой, в корне отличающейся от сегодняшней. Может быть, они даже научились совершенствовать свои технические решения и манипулировать физическим миром, концентрируя энергию своей мысли и решая таким образом задачи вроде подъема и перемещения огромных каменных глыб.
Мы убеждены и говорили об этом в своих предыдущих книгах, что в истории человечества имеется по крайней мере один забытый эпизод — пропавшая цивилизация, которую уничтожили гигантские катаклизмы в конце ледникового периода. Эту цивилизацию многие обстоятельства связывают с эпохой 10 500 г. до н. э. Мы, однако, рассматриваем возможность еще более удивительного развития событий: система знаний, которыми владела эта цивилизация, была спасена теми, кто выжил и затем изобрел способ распространить эти знания по миру и передать их в будущее, грядущим поколениям, вплоть до нынешнего. Это могло бы объяснить, почему одна и та же хорошо продуманная система духовной инициации, пользующаяся в поисках бессмертия души дуализмом неба и земли, система неизвестного происхождения, оказалась способной проявлять себя в Древнем Египте эпохи Пирамид, в герметических текстах раннехристианской эпохи, в Камбодже и Центральной Америке конца I тысячелетия н. э., может быть, даже в Микронезии, а, возможно, и на острове Пасхи, с его странными местными названиями: Те-Пито-О-Те-Хенуа, «Пуп Земли», и Мата-Ки-Те-Рани, «Глаза, смотрящие в небо».
Во второй половине дня июньского солнцестояния, ближе к закату, мы добрались до Аху-Акиви, что находится километрах в трех от западной береговой линии, в глубине острова Пасхи. Как в Аху-Нау-Нау, что в Анакене, здесь тоже имеется семь моаи, но только у них нет шевелюр и все они стоят лицом к западу, то есть к морю, которое хорошо видно с возвышенности, где они находятся.
Странное предание связано с этими седыми, не от мира сего изваяниями, торжественными и могучими, чей пустой и надменный взор направлен в сторону безграничного океана. Согласно местному поверью, эти моаи, как и большинство остальных их собратьев, умерли давным-давно, в то время, когда мана (колдовство) вдруг покинула остров, чтобы никогда уже не вернуться. Но у этих моаи (и еще нескольких статуй) сохранилась способность дважды в год превращаться в аринга ора — дословно «живые лица». Идея эта удивительно схожа с египетскими представлениями, согласно которым статуи становятся «живыми образами» (шешеп анх), претерпев церемонию «открывания рта и глаз». Подобным же образом статуи в Ангкоре считались безжизненными, пока глаза у них символически не «откроют».
Великие каменные моаи острова Пасхи некогда были снабжены вставленными в глазницы глазами из белого коралла и красного вулканического шлака. В ряде случаев (но не в Аху-Акиви) удалось собрать достаточно обломков, чтобы произвести реставрацию;.оказалось, что первоначально взор статуй был направлен в небо. Поэтому легко предположить, почему остров некогда назывался Мата-Ки-Те-Рани, «Глаза, смотрящие в небо». В лунную ночь сотни «живых» статуй, разглядывающих звезды своими светящимися глазами из кораллов, казались, наверное, мифическими астрономами, чей взор устремлен в космос. А в жаркий день эти же глаза прослеживали путь солнца, который древние египтяне называли «дорогой Гора», или «дорогой Ра». Это был тот же самый «путь», которым следовали Шемсу-Гор, Последователи Гора, для которых возглас «АнхТор» — «бог Гор живет» — был привычным и повседневным.
Великий храм Ангкор-Ват в Камбодже ориентирован по двум астрономическим направлениям — на солнечный восход в дни декабрьского солнцестояния и мартовского равноденствия, которые в Северном полушарии приходятся соответственно на середину зимы и начало весны. Два момента в году, когда, согласно преданиям острова Пасхи, моаи Аху-Акиви оживают и становятся «особенно осмысленными», приходятся на июньское солнцестояние и сентябрьское равноденствие, соответственно на середину зимы и начало весны в этих южных широтах.
Археоастрономические исследования Уильяма Маллоя, Уильяма Лиллера, Эдмундо Эдвардса, Малькольма Кларка и других подтвердили, что восточный фасад Аху-Акиви действительно имеет четкую ориентацию, связанную с равноденствиями: «комплекс был спроектирован таким образом, чтобы отметить даты равноденствий». Столь же определенную и четкую ориентацию на равноденствия и солнцестояния обнаружили и у многих прибрежных аху (например, Аху-Тепеу и Аху-Геким на северном берегу, Аху-Тонгарики, а также два особенно потрясающих циклонических аху с идеально высеченными трапецевидными блоками в Винапу). Было также установлено, что несколько других «расположенных в глубине острова аху ориентированы на восход в дни зимнего солнцестояния». В случае Аху-Акиви никакой связи с солнцестоянием обнаружено не было. Тем не менее, стоя рядом с шеренгой древних моаи и глядя вместе с ними на запад под вечер в день июньского солнцестояния, мы ощущали мощную связь между небом и землей. В какой-то момент лучи заходящего солнца проникали, казалось, прямо в лбы изваяний, напоминая о золотых фигурах на второй усыпальнице древнеегипетского фараона Тутанхамона. чьи лбы также соединяются с небесными светилами (см. главу 5). «Эти боги таковы, — гласит сопровождающая надпись, — что лучи Ра проникают в их тела. Он призывает их души».
Ра, имя египетского бога Солнца, часто возникает в связи со священной архитектурой острова Пасхи, его мифическим прошлым и космологией. Само слово «раа «в языке жителей острова Пасхи означает «Солнце». Четвертого сына богоцаря Хоту Матуа звали Раа, от него и пошел род (клан) Раа. Слог «ра «появляется и в именах двух других кланов — Хитпл-ра (что означает «восход солнца»), а также в названиях трех главных озер, расположенных на острове в кратерах: Рано Као, Рано А-Рои и Рано Рораку. В Ханга Папа находится также Аху-Ро'аи. Его ориентацию исследовали археологи Эдмундо Эвардс и Малкольм А. Кларк, которые считают, что это название как минимум «наводит на мысли». Согласно их расчетам, Аху-Ра'аи было точно нацелено его строителями на две вершины вулканов, с тем, чтобы служить репером и обсерваторией для наблюдения за движением солнца в день декабрьского солнцестояния.
На юго-западной оконечности острова Пасхи — мысе Оронго, около неровного края кратера Рано Кау, есть четыре небольших отверстия, пробитых в скальном грунте рядом с большим аху. Поскольку известно, что Оронго был важным ритуальным центром, эти отверстия привлекли внимание норвежской археологической экспедиции, посетившей остров в 1955–1956 гг. Их обследовал доктор Эдвин Фердон. Проведя наблюдения в дни солнцестояний и равноденствий, он пришел к выводу: «Можно уверенно утверждать, что этот комплекс из четырех отверстий представлял собой устройство для наблюдения Солнца».
Кроме одного аху, на мысе Оронго в прошлом стоял один моаи, уникальный образец, высеченный из базальта, который был переправлен в Британский музей в 1868 г. От былого ритуального центра здесь, между крутым спуском к океану и гигантским, заросшим тростником кратером Рано Кау, осталось скопление 54 приземистых овальных домов с толстыми, массивными стенами из горизонтально положенных каменных плит и куполообразными перекрытиями.
В этих декорациях ежегодно, в сентябре — месяце весеннего равноденствия в южном полушарии — проходило состязание «Птицечеловек». Происхождение этой причудливой церемонии абсолютно неизвестно. В центре церемонии были поиски (в прямом смысле) яйца черной крачки, конкретно — первого яйца крачки, отложенного в текущем сезоне на птичьем острове Мото-Нуи, который находился в миле к юго-западу от мыса Оронго. Поиском от лица местной знати занимались молодые люди хопу ману («слуги птицы»), а организовывали его ученые хранители дощечек с надписями Ронгоронго. По сигналу судей хопу ману спускались со скалистых обрывов Оронго и плыли наперегонки к островку на маленьких конических плотиках из тростника, называемых пора. Первый, кто возвращался с яйцом черной крачки, должен был торжественно вручить его своему патрону, который провозглашался Тангату-Ману — священным птицечеловеком. В течение следующего года он пользовался королевскими почестями, брил голову и красил ее в ярко-красный цвет. Одновременно на скалах Оронго в его честь высекался петроглиф с изображением странного человека с птичьей головой и длинным клювом.
Манутера, местное название черной крачки, означает буквально «солнечная птица». Поэтому мы считаем весьма вероятным, хотя не имеем прямых доказательств, что крачка считалась символом Солнца — подобно тому, как сокол и Феникс служили символами Солнца в Древнем Египте. Последний, мифическая птица Бенну, ассоциировался с Гелиополисом («Город Солнца») и пирамидальным солнечным камнем Бенбен, а также с яйцом: «Когда конец его приближался, Феникс устраивал новое гнездо из ароматических сучьев и снадобий, поджигал его и сам сгорал в пламени. Из погребального костра чудесным образом возникал новый Феникс, который, сложив пепел своего родителя в яйцо из мирры, летел с ним в Гелиополис, чтобы возложить на алтарь храма бога Солнца Ра».
Не исключено, что культ птицечеловека на острове Пасхи выражал близкие идеи. По мнению историка Р А Джайразбоя, «если искать прообраз этой практики в прошлом, то в голову приходит мысль о яйце египетского бога Солнца [космическомяйце]. В «Книге Мертвых» говорится, что это яйцо отложил Кенкенур, «Великая Квочка» [синоним Феникса], и что усопший наблюдал и охранял его. Об этом говорится в главе под названием «Власть над водами в преисподней». Что же касается путешествия на тростниковом плоту через море, то оно напоминает путешествие египетского бога Солнца Ра к горизонту на тростниковых плотах».
Соображения Джайразбоя, хоть их и игнорировали другие историки, весьма разумны: почти все, что связано с церемониалом птицечеловека, приобретает смысл, если рассматривать его как ритуальный поиск первобытного яйца Ра, символом которого служит яйцо ману-тера, солнечной птицы. Особенно интересны в этом смысле тростниковые плоты, которые жители острова Пасхи называют пора, что дословно означает «тростниковые плоты солнца». Джайразбой обратил внимание на то, что в древнеегипетской «Книге Мертвых» тростниковые плоты иногда фигурируют в качестве транспортного средства для перемещения Солнца по небу. О них же упоминается и в более древних «Текстах Пирамид»: «Тростниковые плоты неба уже приготовлены для Ра, дабы он мог переплыть на них к горизонту…» По сути дела, мы не видим особенной разницы между тростниковыми плотами, на которых Ра переплывал небо в Древнем Египте, и тростниковыми плотами бога Солнца Ра, которыми пользовались хопу ману острова Пасхи, чтобы доплыть до Мото-Нуи и символически вернуть космическое яйцо солнечной птицы. Более того, конические тростниковые плоты, о которых повествуют иероглифы и которые, по мнению археологов, являются «древнейшими плавучими средствами Нила и болот дельты», неотличимы от тростниковых плотов, которыми продолжали пользоваться в Нубии и Среднем Египте еще в XX веке. Те же, в свою очередь, идентичны тростниковым плотам острова Пасхи; единственное различие между ними — вид тростника, служившего материалом (ротор — на острове Пасхи и папирус — в Египте).
Гуляя по мысу Оронго, между краем Рано Кау и прибрежными скалами, мы размышляли о возможности скрытой от нас связи между странным культурным самовыражением острова Пасхи, ритуалом птицечеловека, аху и моаи, и древним поиском бессмертия, описанным в «Текстах Пирамид», который символизировали «небесные тростниковые плоты», позволявшие не только Ра, но и душам умерших «переплыть к горизонту». В основе этого поиска, как мы видели в части второй, лежало знание, абсолютно необходимое тем, кто стремился «жить миллионы лет». Следует ли поэтому считать случайностью, что титул, присуждавшийся священному птицечеловеку острова Пасхи — Танчату-Ману, в переводе означает «ученый человек священной птицы» Древнеегипетская религия придавала огромное значение именно такому ученому птицечеловеку — Тоту с головой ибиса и длинным клювом, богу знаний и звездочету, который заявляет в «Книге Мертвых»:
«Я — Тот, владыка законов, который дает толкование написанному, умелый писец, чьи руки чисты, который пишет то, что является правдой, и питает отвращение ко лжи. Я — Тот, великий волшебник, плывущий на корабле миллионы лет, управляющий небом, землей и Дуатом, насыщающий солнечный народ».
Уместно вспомнить и изречение 669 из «Текстов Пирамид», где обещание монарху будущей жизни связано с удивительной символикой птицы и яйца: «Возрождение твое — в гнезде Тота… Гляньте, царь существует; вот он срастается, вот он разбивает яйцо».
Около 18 часов мы увидели, как над кратером Рано Кау повис мост радуги. В 18.15 она исчезла. В 18.40 солнце спустилось за горизонт, только, краешек виднелся. Небо на западе стало оранжевым. И тут прямо перед нами, вблизи Мото-Нуи с морем стало происходить что-то удивительное — ливень словно пуповиной соединил тучу с океаном. Впрочем, нельзя было уверенно утверждать, что это именно ливень. Может быть, мы наблюдали процесс образования тучи, которая, втягивая влагу, продвигалась вглубь суши. Туманные корни двигались вместе с ней, туча насыщалась океаном, океан насыщался тучей.
В этот момент мы осознали мистическую мощь этого одинокого острова и прямо-таки ощутили его полное одиночество. Окруженный глубинами Тихого океана, дикие просторы которого труднее пересечь, чем любую пустыню, он лежал под звездами, взирая на небеса именно так, как предписывало его название Мата-Ки-Те-Рани.
Слово «мата», означающее на языке острова Пасхи «глаз» или «глаза», может содержать и некий оккультный смысл. Фонетически оно чрезвычайно близко к древнеегипетскому слову маат, означающему «истина»/ «целостность», «прямота», «правильность», «подлинность» и т. д., а также «справедливость», «равновесие» и «космическая гармония». Концепция маат олицетворялась богиней Маат, чьим символом служило перо истины и которая играла ключевую роль в сцене судилища в «Книге Мертвых» — когда принимается решение о вечной судьбе умершего.
Но в древнеегипетском языке имеется и еще одно слово «маат». Согласно «Словарюиероглифов» сэра Э.А. Уоллис-Баджа, оно может означать «глаз», «зрение», «вид», «видимое», «сцена», «видение». В «Книге Мертвых» оно встречается довольно часто в виде выражения «маат Ра», что означает «глаз Ра»; например, в главе 17 мы читаем: «Это — вода небес; иначе говоря, это образ глаза Ра (маат Ра)».
Если слегка подредактировать название Мата-Ки-Те-Рани, убрав «Ки-Те» («смотрящий на»), то окажется, что «Мата Рани», стойкое словосочетание на острове Пасхи и в других полинезийских языках, которое означает «глаз неба». Невозможно отрицать, что «Мата Рани'' довольно близко фонетически и семантически к древнеегипетскому «маат Ра». означающему, в сущности, не что иное, как «глаз солнца»3. Более того, в обоих случаях делается особый акцент на небесах и небесных телах; иначе говоря, выражения эти носят астрономический характер.