- Вы, очевидно, знаете, что я не специалист. Поэтому я попрошу вас популярно объяснить суть дела.
Гаврилов рассказал о предложении Шварца. Спросил Юзека:
- Я ничего не упустил?
- Нет, все точно.
- Так вот, предложение это никакими теоретическими и техническими расчетами не обосновано. Я это сейчас докажу. Идите сюда, Шварц.
Юзек подошел к столу.
- Идите и вы, - пригласил Гаврилов Люсю. Он положил перед ними чистый лист бумаги:
- Пишите.
Люся взяла карандаш. Гаврилов стал диктовать какие-то формулы. Герасименко ничего в них не смыслил, но Люся и Юзек, судя по всему, разбирались в них.
Наконец Гаврилов, откинувшись на спинку стула, спросил:
- Что мы имеем в итоге?
- Ничего, - растерянно сказала Люся.
- Вот именно ничего, - подтвердил Гаврилов.
- Да, но практически, может быть... - начала было Люся.
- Ничего не может быть! - сказал Гаврилов и выдвинул ящик стола. Он стал извлекать из него металлические пластины и стержни, электроды, куски угля.
- Вот, извольте полюбоваться. Посмотрите хотя бы на этот шов.
Люся взяла стальную плиту, внимательно рассмотрела шов.
- Шов хороший. Даже красивый.
- Спасибо. Но красота эта обманчива. Вот данные лаборатории, - Гаврилов протянул Люсе листок.
- Да, хуже не придумаешь.
- А вот еще. - Гаврилов положил перед Люсей еще несколько листков.
Люся перечитала их, поинтересовалась:
- Скажите, кто все это проверял?
- Ну, это не важно.
- Но ведь это месяц работы, притом кропотливой.
- Ошибаетесь. Я затратил на нее семнадцать дней.
- Вы хотели сказать - ночей.
- Это не имеет значения.
- Нет, имеет! - Люся подошла к Гаврилову, неожиданно обняла его. Дорогой наш товарищ Гаврилов! Вы извините нас. Мы совершенные идиоты. Юзек, идем!
Люся схватила Юзека за руку и вытащила из комнаты.
Гаврилов вынул платок и сделал вид, что протирает очки. Но Герасименко заметил, что глаза старика влажные.
- Вы действительно сами все проверяли?
- Видите ли, этот Шварц - парень с головой. У него необычен ход рассуждений. И мне вдруг подумалось: а что, если в этом что-то действительно есть? Может быть, я отстал? И потом, знаете: новое всегда непривычно. Вот я и решил проверить.
- Почему же вы им не сказали? Шварц мог бы вам помочь.
- Шварц? Нет, он совсем непригоден для практической работы. Он прирожденный фантазер. Я третий раз возвращаю ему работу, и каждый раз он предлагает новый вариант. Может быть, двадцатый или тридцатый вариант окажется открытием. А эта девушка, что же, вам жаловалась?
- Да.
- Замечательная девушка.
- Она вас здорово ругала.
Гаврилов засмеялся:
- Они думали, что сидит тут старый гриб, копается в бумажках и душит их молодую пылкую мысль. Н-да. Но бумажек, к сожалению, у меня действительно много. Я имею в виду - ненужных.
- Знаете, - сказал Герасименко, - уж коли я зашел к вам, то мне хотелось бы подробнее ознакомиться с работой БРИЗа, с предложениями рабочих. Не сочтите это за проверку. Просто мне хочется посмотреть, много ли предложений, кто их вносит, насколько они характеризуют возросший технический уровень рабочих. И действительно ли растет этот уровень, или мы только говорим об этом.
- Почту за честь, - Гаврилов поклонился. - Знаете, всерьез работой нашего БРИЗа никто не занимался с одна тысяча девятьсот сорок седьмого года. И я буду очень рад ознакомить вас. Уверяю, что вы почерпнете довольно любопытные сведения.
Весь день Герасименко просидел с начальником БРИЗа.
- Как видите, предложений много, большинство их внедрено в производство, - говорил Гаврилов. - С одной стороны, это хорошо, ибо свидетельствует о действительно возросшем техническом уровне рабочего. Но позвольте высказать еще одну крайне тревожащую меня мысль. Вот по этому станку рабочие нашего завода внесли тридцать шесть усовершенствований. А вот еще, - Гаврилов вынул из шкафа пачку журналов. - Я специально поинтересовался этим станком. На других заводах, по опубликованным в печати сведениям, внесено еще около сотни усовершенствований. Хорошо ли это? В журналах и газетах буквально хвастаются этими цифрами. А ведь это очень плохо! Что значит полторы сотни усовершенствований? Они значат, что в серийное производство был запущен никуда не годный станок. Эти усовершенствования говорят не столько о творческой мысли рабочих, сколько о безответственности, а может быть, и бездарности, и технической безграмотности конструкторов станка. Вы понимаете, о чем я говорю?
Гаврилов понравился Остапу Григорьевичу. Работа у него была налажена образцово, но видно было, что она его не удовлетворяет. "Не дают старику оперативного простора, - подумал Остап Григорьевич. - Тесновато ему тут".
16
Лодка возвращалась из Ленинграда. До базы оставалось не более трех часов хода, когда получили радиограмму комбрига. В. ней предписывалось зайти в полигон и провести зачетную стрельбу. Сам комбриг находился на тральщике, который должен служить целью.
К этой стрельбе готовились долго и тщательно. Но потом началась подготовка к параду, покраска, обнаружилась прорва дел, связанных с переходом в Ленинград, и стрельба неизбежно отодвинулась на второй план. Правда, во время стоянки в Неве торпедисты занимались, но им то и дело мешали экскурсанты, которых через каждые два часа перевозил с берега на лодку рейдовый катер. Поэтому сейчас, прочитав радиограмму, Крымов озабоченно потер щеку и вызвал на мостик Семена Пронякова. Когда тот поднялся, Крымов протянул ему радиограмму и, выждав, пока Проняков ее прочтет, спросил:
- Готовы?