- Вы извините, я вас оставлю на несколько минут, - сказала она. - Маме что-то нездоровится.
Матвей и не знал, что у Люси есть еще и бабушка. Он сел на диван и огляделся. В комнате ничто не изменилось. Косо прибитая вешалка у двери, эстампы на стенах, заваленный книгами письменный столик в углу. Матвей взял лежавшую сверху книгу. Это оказался томик стихов Есенина. Он открыл томик и увидел телеграмму: "Капитан покидает судно последним". Улыбнулся.
Он еще раз перечитал телеграмму и посмотрел на портрет Люсиного отца. Матвею показалось, что старый моряк глядит на него с укором. Казалось, он спрашивал: "Как ты смел прийти сюда?" И Матвей почувствовал, что боится встречи с Люсей. Он встал и уже собирался потихоньку уйти, но вернулась Надежда Васильевна.
- Ужинать будете? - спросила она.
- Нет-нет! Спасибо, я только что поужинал. Вы пожалуйста, не беспокойтесь.
- Ну тогда хоть чаю выпейте.
- Спасибо, и чаю не хочу. Я, наверное, пойду.
- Подождите еще, Люся скоро придет. А то она будет огорчена.
- Вы так думаете?
Надежда Васильевна внимательно посмотрела на него и, сев на стул, взволнованно заговорила:
- Вы извините меня, Матвей. Я знаю, что мне не следует вмешиваться. Но я мать и не могу об этом не думать. Мне кажется, что Люся вам нравится. Я вижу, что и вы ей тоже по душе. И я только об одном хочу вас попросить: если вы имеете серьезные намерения, пожалуйста, не торопитесь. Я вот вас еще не совсем знаю. Может быть, мне и не обязательно знать. Но боюсь, что и вы еще мало знаете друг друга.
- А мне кажется, что я знаю ее всю жизнь, - признался Матвей.
- В молодости так говорят часто. Но, поверьте, вы еще не знаете жизни. Я не отговариваю вас, но хочу, чтобы вы не торопились, а получше узнали друг друга. Ваши родители где живут?
- У меня их нет.
Надежда Васильевна встала:
- Извините меня, если я вас обидела. Может быть, мне не следовало заводить этого разговора.
- Нет, почему же? Я вас понимаю.
- Спасибо. Больше мы никогда не будем об этом говорить.
Надежда Васильевна снова ушла к матери.
Матвей пытался читать, но никак не мог сосредоточиться. Он думал о том, что сказала Надежда Васильевна, потом долго не мог решить, что сказать Люсе о Соне и надо ли говорить вообще. Наконец ему удалось прочесть три или четыре стихотворения. Но тут он задремал - сказалась усталость: последние двое суток он почти не спал.
* * *
Люся открыла дверь своим ключом, на цыпочках прошла в комнату. И чуть не вскрикнула, увидев Матвея. Он спал полулежа, неловко свалившись на валик дивана. На полу валялась книга. Люся подняла ее, села на стул и стала разглядывать Матвея.
Он заметно похудел, лицо его осунулось, почернело. Наверное, он очень устал. И лежать ему неудобно. Люся осторожно расшнуровала и сняла с него ботинки. Матвей что-то пробормотал, но не проснулся.
И вдруг ей стало страшно. Она вспомнила об Алексее и подумала, что ведь и у Матвея служба опасная и с ним тоже может что-то случиться. И она поняла, что теперь всю жизнь будет тревожиться о нем, хотя, может быть, никогда не скажет ему об этом. Так тревожилась ее мать, когда отец уходил в море. Так, наверное, тревожатся все матери и жены моряков.
Потом она встала, тихонько вышла в кухню, вскипятила чайник. Стараясь не греметь посудой, не спеша накрыла на стол. Было уже семь часов. Наверное, Матвею надо вернуться на корабль к подъему флага. Придется его будить.
Она погладила Матвея по щеке. Он сразу открыл глаза, но долго еще смотрел на нее непонимающим взглядом. И только когда Люся ласково потрепала его по щеке, он понял, что это не сон. И сел, удивленно оглядывая комнату.
- Эх ты, засоня! - засмеялась Люся. - Вставай, а то опоздаешь на корабль.
Матвей вспомнил, как уснул. Увидел подушку, свои ботинки. Ему хотелось сказать Люсе что-нибудь ласковое, особенное, но он только спросил:
- Ты давно пришла?
- Нет, только что. Ты знаешь, с Алексеем плохо, - Люся села рядом с Матвеем и рассказала все, что знала о случившемся с Алексеем. Потом уткнулась Матвею в грудь и заплакала.
- Мне так жаль его. И Симу.
Он гладил ее волосы и неумело утешал:
- Ну, не плачь. Случилось не самое страшное, могло быть хуже.
Наконец она успокоилась, притихла. Матвей нагнулся и, поцеловав ее, прошептал:
- Люся... Люсенька...
- Не надо, Матвей, не надо ничего говорить.
А он все шептал:
- Я хочу говорить, потому что я люблю тебя. И ты мне скажи что-нибудь хорошее.
- Не умею я, Матвей. Все хорошие слова, какие я знаю, обесценены. Их слишком часто говорят. Другие. Другим. Я не хочу их говорить тебе.
- Жаль, - вздохнул Матвей. - А мне так хочется, чтобы ты мне сказала что-нибудь хорошее.
- Давай просто помолчим вдвоем. Мне хорошо с тобой молчать.
Он замолчал, хотя ему хотелось сейчас кричать оттого, что она рядом с ним, что он чувствует ее дыхание, запах ее волос. Вот она подняла голову, посмотрела ему в глаза и вдруг испуганно сказала:
- Не смотри на меня так!
Матвей хотел ее поцеловать, но она отстранилась:
- Никогда не смотри на меня так!
Он опустил руки и сказал:
- Странная ты.
- Может быть, - вздохнула Люся.
- Мне, кажется, пора идти, - сухо сказал Матвей и стал надевать ботинок.