6712.fb2
- Обиделся.
Она взъерошила ему волосы, потом нагнулась и поцеловала его, ловко увернулась от объятий и весело сказала:
- Давай-ка пить чай.
Матвей вздохнул:
- Трудно мне будет с тобой, Казакова.
- А ты передумай, пока не поздно. Насколько я понимаю, ты еще не сделал мне предложения.
- Разве? А мне казалось, что сделал. В таком случае официально заявляю, что претендую на вашу руку, а также и сердце.
- Трудно вам будет, Стрешнев, - вздохнула Люся.
- Что поделаешь, придется терпеливо нести свой крест. Хотя, насколько я понимаю, ты еще не дала согласия.
- Разве? А мне казалось, что я согласилась. Сделать официальное заявление?
- В письменной форме. Прием от двух до восьми.
- Сейчас половина восьмого.
- Я, кажется, опаздываю.
- Тогда торопись...
20
Поезд пришел в полдень. Ивана Широкова никто не встречал, он умышленно не послал телеграммы.
От станции до Рабочего поселка ходил автобус, но Иван не хотел, чтобы о его приезде узнали. Он подождал, пока автобус отъехал, и подошел к стоявшему у станции грузовику.
- До Рабочего не подкинете?
Шофер оглядел его, почесал затылок:
- Не совсем по пути. Ладно, лезь. Чемодан брось в кузов.
- Спасибо.
Закинув чемодан в кузов, Широков влез в кабину. Шофер, освобождая ему место, взял с сиденья пиджак и небрежно сунул его под себя.
- На побывку? - спросил он, когда машина тронулась.
- На побывку.
- А я, брат, в пехоте три года оттопал.
- Служба везде служба.
- У вас-то, на флоте, поди, потяжелей.
- Всяко бывает.
- А я моря боюсь. На земле оно как-то сподручней. Ездил я раз на пароходе от Одессы до Ялты - всю душу вывернуло наизнанку, как пустой карман.
"Ездил! Небось специально так сказал, знает, что на корабле ходят". Широкова раздражала словоохотливость шофера. Он мешал матросу думать. Видимо почувствовав это, шофер умолк.
Дома была одна мать. Она мыла на кухне посуду, когда Иван вошел.
- Кто там?
- Это я, мама.
- Ой, никак, Ванюшка! - Аграфена Степановна выбежала навстречу, всплеснула руками. - Сынок! - Она обняла его, поцеловала и заплакала: Радость-то какая! Да чего же ты телеграмму-то не отбил? Я тебе сейчас пирожков напеку, с ливером. Ты иди-ка посиди со мной.
Дома! Все здесь было знакомо, все радовало Ивана. И все же в доме не хватало Гали. Он умышленно не спрашивал о ней мать. Но Аграфена Степановна сама заговорила:
- Что же о Галине-то не спросишь?
- А что спрашивать? Ты все написала.
- Ой, сынок, боюсь не будет у вас жизни. И если рвать, то рвать сразу, незачем терзаться понапрасну.
- Там видно будет.
Не заметил, как подошел вечер. Вернулся с работы отец. Помылся, надел чистую рубаху, новый костюм, сходил в магазин, купил бутылку вина. Как бы оправдываясь, пояснил:
- От водочки теперь воздерживаюсь: организм перестал принимать. А ты, часом, не втянулся?
- Нет, у нас с этим строго.
- И правильно, добра от водки никогда не было.
Отец рассказывал о заводе, о своей работе, ругал кого-то из нового начальства за нерасторопность. Потом, заметив, что Иван слушает его не очень внимательно, сказал:
- Утомил я тебя разговорами. Поди погуляй, своих дружков-приятелей повидай.
Когда Иван выходил из дому, шепнул:
- Ты, Ванюшка, мать-то не шибко слушай насчет Галки. Не горячись, разберись сам.
- Попробую.
- Если захочет вернуться, пусть возвращается.