- Что-то американцы вокруг Кубы завозились. Как бы драки не было.
- Эйзенхауэру уже немного осталось править, - заметил Вадим.
- Неужели ты всерьез надеешься, что его преемник круто повернет руль? спросил Семен.
- Хотелось бы. Ты бы, Семен, поехал добровольцем на Кубу?
- Понадобится - поеду. А ты?
- Зачем спрашивать?
- Ты сам спросил.
- Для меня это вопрос решенный. Вот Уваров наш в Испании воевал. Я ему завидую.
- Неужели ты хочешь войны? - спросил Матвей у Вадима.
Тот как-то недоуменно посмотрел на Матвея и задумчиво произнес:
- Войны никто не хочет. Даже мы, военные. Я бы сейчас с удовольствием поменял лодку на какое-нибудь торговое судно. Возил бы за океан туристов, разный товар... От этого никто бы из нас не отказался. А вот служим на лодках. Надо!
Все замолчали.
Матвею вспомнился один случай. Они с Соней отдыхали как-то в Летнем саду. Напротив на скамейке сидели женщины, около них возились в песке детишки. Матери, улыбаясь, смотрели на детей. Но вот одна из женщин сказала:
- Больше всего я боюсь войны и рака...
Война и рак. Она поставила их рядом. Возбудитель страшной болезни пока не найден, и рак уносит тысячи жизней. Возбудители еще более страшного бедствия, способного унести десятки миллионов жизней, - поджигатели войны известны. Их не так уж много, их имена печатаются в.газетах. Неужели от них нельзя оградить мир? Ведь если бы люди не готовились к войне, они, пожалуй, научились бы побеждать рак.
И вот он, Матвей Стрешнев, стал офицером. Война отняла у него детство, лишила родителей, и потому он, может быть, больше, чем другие, хочет, чтобы в Летнем саду всегда играли дети, чтобы никогда не боялись матери, чтобы отцы без тревоги читали в газетах сообщения о международных событиях. Он хочет, чтобы человек был спокоен и счастлив. И он будет учиться воевать, будет этому учить других.
4
Курбатовы снимали небольшую комнатку в центре города. Была она смежной, ходили они через комнату хозяйки. Это была пышнотелая высокая женщина, обладающая громоподобным голосом и, как потом выяснилось, довольно сварливым характером. Наверное, за ее мощную фигуру и грубый голос Алексей и звал ее Гренадером.
Когда Матвей, постучавшись, вошел и поздоровался, она поспешно запахнула халат, еле сходившийся на ее могучей груди, и с любопытством уставила на Матвея свои заплывшие, маленькие глазки. Они торопливо ощупывали Матвея.
- Вы ко мне? - игриво спросила Гренадер.
- Вероятно, нет. Мне нужны Курбатовы.
- А-а, к постояльцам, - разочарованно пробасила хозяйка и рявкнула: Серафима Петровна!
Из боковой двери выглянула Сима:
- Матвей? Здравствуйте. Очень хорошо, что вы пришли. Проходите.
Она ввела Матвея в свою комнату:
- Вот знакомьтесь: это мои подруги и сокурсницы по институту.
Навстречу Матвею из-за стола поднялись две девушки. Одна - смуглая и высокая, белое платье еще больше подчеркивало ее смуглость. У нее было редкое имя - Ариадна. Вторую звали Люсей. Узкое лицо, маленький слегка вздернутый носик, короткая прическа делали ее похожей на озорного мальчишку; и только большие серые глаза из-под густых, сросшихся на переносице бровей смотрели пронзительно и строго - от их взгляда становилось не по себе, взгляд этот как бы говорил: "А ну-ка посмотрим, что ты за птица!"
- А где Алексей?
- В изгнании. Он нам мешал заниматься, и мы послали его в магазин, голос у Ариадны грудной и приятный.
- Так, может быть, я поищу его?
- Нет-нет, мы уже закончили. Да и Леша сейчас придет. - Сима начала поспешно собирать со стола конспекты и учебники. - Как вы устроились?
- Спасибо, хорошо.
Пока накрывали стол к чаю, Матвей оглядывал комнату. Отставшие по углам обои. Пожелтевшая фотография хозяйки в рамке под стеклом. Шаткая этажерка с книгами. Никелированная кровать, стол, три стула, горка чемоданов в углу, покрытая простыней... Все более чем скромно. И тем не менее - уютно. Вероятно, сказывается присутствие женщины. Оно - и в маленьком букетике цветов, поставленном в граненый стакан, и в свежих занавесках на окне, и в едва уловимом запахе духов, витающем в комнате.
Матвей вздохнул:
- Хорошо у вас.
- Правда? - обрадовалась Сима. Должно быть, создание уюта в этой полутемной комнатке стоило ей немалых усилий, и она сейчас была польщена тем, что они не остались незамеченными.
- Это им обходится в копеечку! - резко сказала Люся.
- А что поделаешь? Алеше вот уже второй год обещают комнату, но у других положение тяжелее - у них дети. Ничего, сейчас стали строить больше, скоро получим и мы.
Ввалился Алексей.
- Матвей, привет! Счастливец, ты не знаешь забот о пропитании семьи. Мне во сто крат быть легче под водой, чем постоять хоть час за колбасой, весело проговорил он, ставя на стол хозяйственную сумку. - Смотри, учись, и пусть наш бог морской надежно оградит тебя от лысины и брака.
- Ну, понесло, - безнадежно махнув рукой, сказала Сима. - Когда ты будешь серьезным, Алексей?
- Офелия, прими меня всерьез, - все еще дурачился Курбатов, пытаясь обнять Симу. Она ловко уклонялась, прикрываясь, как щитом, крышкой кастрюли. "Счастливые", - позавидовал Матвей.
За чаем обсуждали городские новости. В Синеморск приезжает концертная бригада Большого театра. При Доме офицеров открываются курсы иностранных языков, и Алексей думает серьезно заняться английским. Потом женщины заговорили о работе. Оказалось, что работают они на судоремонтном заводе: Сима сменным мастером, Люся бригадиром, а Ариадна секретарем директора. Сима сообщила, что из ее цеха Самарина переводят в заводоуправление. Люся возмутилась:
- Он же один из лучших инженеров, а его заставят бумажки переписывать! И вообще, у нас все наоборот: на других заводах специалисты идут в цехи, а у нас из цехов в канцелярию. Очень уж много канцеляристов расплодилось.
- Может, ты и меня имеешь в виду? - спросила Ариадна.
- И тебя тоже. Готовишься стать инженером, а в цех войти боишься.
- Это неправда, - обиделась Ариадна. - Я бываю в цехах.
- В качестве экскурсанта. А ты поработай, повозись со станком...
- Люсенька, может быть, хватит? - примирительно сказала Сима. Стараясь перевести разговор на другую тему, спросила у Матвея: - Вы любите вишневое варенье? Попробуйте, сама варила. А ты, Ариадна, почему ничего не ешь?