Затем его отвели в тюрьму Бустана и всячески измывались над ним, сорвав с него шелковые одежды и обратив его (якобы царский) убор в орудие пытки. Подобно тому, как собратья его обращены в обезьян и свиней (см. док. 9). Затем они вопросили имама, как следует поступить с ним, и ответ гласил, что он должен понести наказание и жестоко поплатиться за свою дерзость. И тогда он был отведен на рыночную площадь и обезглавлен, а потом подвешен в распятом виде на городских воротах и висел несколько дней, а тем временем имам строго покарал всех евреев. У них сбивали с головы тюрбаны, а предводителей их заточили в тюрьму.
Ибнал— Вазир, Тибик ил-Хилуи (Брит. Музей, Лондон, арабские рукописи) (1703).
Мы (евреи) вынуждены были заплатить крупную сумму денег мусульманским властям Иерусалима за разрешение выстроить новую синагогу. Хотя старая синагога была очень мала, и мы хотели лини. слегка расширить ее, исламский закон запрещал изменять малейшую хотя бы часть… Вдобавок к расходам на подкуп, имеющий целью завоевать расположение мусульман, все еврейские мужчины обязаны были платить подушную подать, султану, по два золотых с каждого. Богатого не вынуждал платить больше, но бедный не мог платить меньше. Ежегодно, чаще всего во время праздника Песах, в Иерусалим приезжал чиновник из Константинополя. Кто не имел средств заплатить подать, того бросали в тюрьму, и община должны была выкупить его. Чиновник оставался в Иерусалиме месяца на два, и все это время бедняки прятались от него, кто как мог, а если их ловили, то многие умерли от болезней. Многие иные бедствия постигли нас, коих сил не хватит перечислять, как сказано: «Неволя ужаснее, нежели смертный меч» (Вавилонский талмуд). Мы пробыли там целых два года, пока небо не простило нам наши прегрешения, и шах позволил нам вернуться домой. В месяце кислев мы оставили Мешед и достигли Херата в понедельник, 13-го дня месяца тевет, и каждый из нас вернулся в свое жилище.
Габон М.Горджи (род. 1845)
О, сыны Израиля, какими словами передать вам, сколь жестоко страдали от ига изгнания собратья наши в Палестине. Да и расскажи я все, поверят ли мне? Истинно говорили наставники наши: «Пресвятой Отец, да святится Имя его, даровал после многих страданий, три вещи: Тору, землю Израиля и Мир грядущий» (Вавилонский Талмуд)… Я опишу страдания наших собратьев в Хевроне, Иерусалиме, Цфате и Тверии, о которых рассказывали мне мои предки, а также и те, которые я видел собственными глазами, и они сохранились в моей памяти по сей день…
Евреям крайне опасно было выходить хотя бы на шаг за городские ворота Иерусалима из-за арабских разбойников. Увы, горе тому, кто попадал к ним в руки, ибо это было не лучше самой смерти. Они говорили обычно: «еврей, раздевайся!»; видя их злобу и их ножи, еврей снимал одежду, и они делили ее между собой, оставляя его нагим и босым. Такую добычу они называют касб Аллах, т.е. награда от Аллаха. Семичасовый переход из Иерусалима в Хеврон полон был опасностей даже для большого каравана, а в малые города и подавно. До сего дня принято по благополучном прибытии из одного города к другой возносить благодарственную молитву. Если еврей встречает мусульманина в узком переулке, мусульманин говорит ему: «проходи слева от меня». Если же еврей дотронется до него или ненароком толкнет, или, того хуже, запятнает его одежду либо обувь, тогда мусульманин набрасывается на него с побоями и зовет свидетелей, что де еврей оскорбил его, его веру и его пророка Мухаммада, и дело кончается тем, что еврея избивают до полусмерти. После этого его тащат в тюрьму, где подвергают всяческим наказаниям. Когда еврей проходит но базару, в него бросают камни, дергают его за бороду и пейсы, плюют на него и сбивают с него шапку. Несчастный еврей так запуган, что на все это не смеет и слова сказать, боясь за свою жизнь, он лишь бежит от них со всех ног, как от диких зверей, и благодарит Господа, что ему удалось вырваться из их лап. Если еврей, покупая что-нибудь v мусульманина, спрашивает цену и пытается торговаться, как это принято при купле-продаже, они накидываются на него и плюют ему в лицо и пинают его жестоко, пока не вынуждают его купить вещь за первоначальную цену. В Иерусалиме есть знатная мусульманская семья, некие Абу Шаати, злобные ненавистники евреев.
Когда им нужно отнести что-либо с базара домой, они поджидают там, пока не увидят еврея, хотя бы и старика, или почтенного богача, или ученого мужа. Им это все равно — они избивают его в свое удовольствие, пока он не согласится отнести груз к ним домой. Раз это приключилось с пресвятым рабби Исайей Бардаки, благочестивейшим евреем, дни которого с юности протекали в изучении Торы и в благих делах. Увидев его, они пинками заставили его тащить на спине тяжелый груз к ним в дом. Если же они увидят еврея в платье зеленого цвета, то в ярости хватают его, срывают с него одежду и бросают его в тюрьму, заявляя, что он оскорбил их религию, ибо только их религиозным лицам дозволено носить зеленый цвет. Еврейские женщины не выходят на улицу, боясь мусульманского непотребства.
И множество иных мучений переносят евреи, которые перо устает описывать. Особенно тяжко нам приходится, когда мы посещаем кладбище (на Масличной горе) и молимся у Стены плача, а они бросают и нас камни и измываются над нами (гл. 4).
М.Райшер
…Душевная мука заставляет нас поведать нашему народу о том, как мы страдаем. Собратья наши в Багдаде и посей день живут в уничижении и подставляют лицо руке, бьющей их. Они изнывают от притеснений и гонений от мусульман этого города, которые по-прежнему кричат нам: «Отойди в сторону, нечистый!», и встречают нас бранью и плюют нам в лицо. Стоит еврею пройти по улице, как эти волки собираются вокруг него и закидывают его отбросами и грязью. Коли еврей — важная особа и носит нарядный тюрбан, они завидуют ему и сшибают его головной убор в грязь. Однажды это случилось с одним из наших самых видных негоциантов, когда он сидел вместе с другими купцами, мусульманами, его тюрбан сбросили наземь. Он, однако, хранил молчание, дабы не привлекать внимания окружающих и не подвергнуться издевкам. Мне не хватило бы бумаги, чтобы перечислить все бесконечные мучительные невзгоды, ежедневно выпадающие на нашу долю. Я расскажу лишь один случай, который покажет вам, что нам приходная терпеть от жителей этой страны.
Однажды еврей дал взаймы денег мусульманину. В условленный срок он пришел требовать, деньги обратно. Мусульманин нагло ответил, что он не может в настоящее время вернуть долг и что еврей — не ангел смерти, который имеет право требовать немедленной уплаты. Разочарованный еврей ругнул ангела смерти, чему мусульманин чрезвычайно обрадовался, увидев в этом повод избежать уплаты. Он начал кричать прохожим-мусульманам: «Слышали, как еврей обругал нашу веру? Теперь по закону ислама он заслуживает смерть!» Прохожие окружили еврея и избивали его, пока не потекла кровь. Каждый проходивший мимо считал своим долгом ударить несчастного еврея. Они не успокоились, пока не сволокли его в тюрьму, где он и остался, ожидая, пока будет решено, как поступить с ним по закону ислама. Так же мы умоляем наших братьев, особенно представителей Alliance Israelite: не оставьте ваших багдадских собратьев и сообщите своим уважаемым правительствам об ужасных страданиях, выпавших на нашу долю. Походатайствуйте за нас, пусть они взглянут на нас благосклонно и положат конец избиениям и преследованиям, которые мы терпим от этих дикарей. Мы слышали, что ваше правительство защищает всех тех, кто ищет прибежища под его эгидой. Господь воздаст вам за вашу доброту.
С.Бехор
Увы, мне пришлось испытать не только радость во время моего пребывания в этом городе (Фесе), ибо солнце моего блаженства затмилось мрачной тучей, и покой мой был смущен. Мне пришлось быть свидетелем необычайного зрелища и постигнуть вещи, о которых я не имел понятия. Перо дрожит в моей руке и бумага увлажняется моими слезами, когда я вспоминаю ужасную картину, представшую перед моими глазами в первый день месяца нисан (апрель) 1888 года — в первый день весны, когда живые молятся за мир покоящихся во прахе, да почиют они в мире во веки веков. Но здесь, в этом городе, все было иначе, ибо здесь мертвых терзают и над останками их жестоко измываются. Мертвым, страдавшим от преследований при жизни, грозили преследования и после смерти. Первого нисана я, выходя из синагоги, обратил внимание на моих собратьев евреев, обитающих в Меллахе. В городе внезапно повеяло какой-то жутью, мужчины, женщины и дети пустились бежать в сторону кладбища. Я подумал, что здесь это, может быть, такой обычаи — молиться в этот день за покойных, как мы делаем в Иерусалиме накануне некого месяца. Я последовал за ними, желая помолиться и приблизиться к могилам святых. Но когда я достиг кладбища, сердце мое перестало биться, кровь застыла в моих жилах, и я остановился как вкопанный при виде ужасной картины, которая навеки останется и моей памяти. Вся окрестность оглашалась жалобными стенаниями. Со всех сторон неслись рыдания и плач. Одни кричали, другие проливали слезы, иные же в неописуемой спешке мастерили мешочки из холста или небольшие ящички. Руки их дрожали, глаза переполнялись слезами, тем временем всюду поднимались клубы пыли, застилавшие солнечный свет. Что же означала эта горестная картина? На рассвете, вооружившись кирками, султанские стражники заполонили еврейское кладбище и поразбивали все надгробия. Султан, желал расширить свой дворец, а для этого решил увеличить свои владения за счет кладбищенской земли, примыкавшей к дворцу. Ему теперь не довольно показалось земли старого кладбища, очищенною по его приказу за три года перед тем. Кто не содрогнулся бы и не зарыдал при виде надругательств над могилами, при виде людей, собирающих в мешочки кости своих родных и близких, дабы захоронить их в ином месте? Под новое кладбище власти назначили заболоченный пустырь. Целый день над оскверненной святыней разносились стоны и плач. Я сам стоял том до самой ночи, словно опавшее дерево, и слезы струились из моих глаз. С этого дня вся красота этого города уподобилась для меня змеиному яду. Мне казалось, что я нахожусь в долине зла, откуда изгнано всякое милосердие. Исполненный горечи, я оплакивал судьбу моих собратьев, терпевших столькие бедствия и этой несчастной стране. Ибо еврей почитается существом омерзительным. Его дозволено мучить, вырывать его волосы и бить до смерти, и, хотя он якобы находится под покровительством властей, насильников накажут не более, чем если бы они убили бессловесное животное. И долго после этого я пребывал в унынии, и воспоминание об этой ужасной картине не выходило у меня из головы даже ночью, когда я лежал в постели. Душа моя поражена была более, нежели их души, ибо они примирились со своей судьбой… Такова горестная участь моих братьев в этой варварской стране. Я могу лишь молить Господа, дабы Он освободил их из этих оков, дабы Он вывел их из тьмы и привел в Сион, где их увенчают, наконец, свет и ликование (XI, XII).
А.Бен— Шимон
Целая книга понадобилась бы, чтобы описать жизнь здешних евреев и их отношения с мусульманскими соседями, и у меня не достанет времени, чтобы сделать это удовлетворительно. Но я все же должен упомянуть об этом предмете, чтобы он не остался за пределами моего отчета. Н прошлом были мусульмане, которые почитали евреев за добропорядочных соседей, другие видели в них не более чем рабов, тогда как третьи обращались с ними самым возмутительным образом. Религиозный фанатизм побуждает мусульман к скверному обращению с немусульманами, ибо, согласно их представлениям, последние считаются неверными. Л но тому наши братья подвергались бесконечным бедствиям, которыми осыпали их мусульмане, так что многих вынудили обратиться в ислам или допели до безумия. Были и такие, что покидали город или уходили в дикую пустыню и там пропадали, a других убивали средь бела дня. Некоторых казнили власти вследствие ложных наветов. Одного убили недавно за безнравственный поступок, а другого казнили за оскорбление ислама (европейцы приложили немало усилий к тому, чтобы добиться большей свободы и более цивилизованных условий жизни в этом смысле, и почти преуспели). Еврею в этой стране запрещается носить такую же одежду, какую носят мусульмане, и красную феску. Часто можно увидеть на улице, склоняющимся в глубоком поклоне перед мальчишкой-мусульманином, позволяющим тому бить себя по лицу — традиционная мусульманская привилегия, которая может привести и к самым серьезным последствиям.
Обидчик в таком случае действует с полной безнаказанностью, ибо таковы обычаи с незапамятных времен. И множество подобных мучении терпят наши единоверны: «Я предал хребет мой бьющим и ланиты мои поражающим; лица моего не закрывал от поруганий…» (Исайя, 50:6). Потому еврей есть жертва всяческих оскорблений, ибо таков удел Вечного Жида в странах изгнания.
И они справляли праздник [Кущей] с великой радостью. И во все время празднества, днем и ночью, мужчины и женщины говорили только об Эрец-Исраэль, Земле Израиля!. И все евреи, бывшие в Сане, и все евреи Иемена сговорились между собой продать все свои дома и все свое добро, чтобы на эти деньги отправиться в свою страну. И почти никто из них не спал и не дремал но ночам от жгучего стремления и желания и страстного порыва любви к Эрец Исраэль. И так сильно эта любовь разгорелась в их сердцах, что они побросали все скоп деньги, продавая тома свои и имущество за восьмую часть их цены, лишь бы добыть денег на дорогу проезда по суше и по морю. Недавно прибывшие из Саны и окрестных гор застряли в Худайде. Турецкие власти запретили им выехать в Иерусалим. Приказ этот в высшей степени беззаконен, ибо генерал-губернатор Йемена решил воспрепятствовать их отъезду только после того, как эти несчастные распродали мусульманам все свое небогатое достояние. К сожалению, я ничего не могу сделать для них без распоряжения из Константинополя. Необходимо также, чтобы эти несчастные люди как можно скорее покинули Худайду, где им нечем заработать себе на жизнь. Один из этих бедняков, стремясь избежать голодной смерти, вынужден был недавно обратиться в ислам. К несчастью, меня известили о его отступничестве лишь после того, как он стал мусульманином; я еще надеюсь спасти его, отослав его в Иерусалим, как только окончится карантин и пароходы начнут принимать пассажиров…
В настоящее время в Худайде находятся сто семей несчастных, всего 300 мужчин, женщин и детей.
Письмо 2 ноября 1881 от Александра Луччана, французского вице-консула в Худайде, Йемен, к президенту в Париже.
Архивы (Франция, VIII).
Следуя на запад, йеменские евреи достигали Красного моря, откуда они добирались до Джедды, до Худайды и до Адена, где садились на пароходы, идущие в Египет, в Палестину и в европейскую часть Турции. Последнему каравану, покинувшему Хайдан, который находится на расстоянии одного дня пути от Саады, понадобилось три года, чтобы добраться до Яффы. Очутившись, наконец, на побережье, эти несчастные оказались без копейки денег и отправились на север пешком через весь Ассир; по дороге они работали на арабов — женщины шили, а мужчины делали ювелирную работу. Таким образом, прибыв в Джедду, они на брали себе денег на проезд морем в Яффу.
К середине октября в наш город (Иерусалим) прибыло десять халдейских семей из Урфы — на иврите Ур Касдим — родины Авраама.
Мы привыкли к тому, что на Святую Землю кучками стекаются евреи, всегда нищие, из России, Румынии, из Алеппо, из Багдада, Йемена и т.д. И то время как эти последние обычно малы ростом, слабосильны и тщедушны, пришельцы из Урфы поразили нас красотой своего обличия. Мужчины их высокого роста, крепкие и благородной осанки: женщины белокожи, с тонкими чертами липа, некоторые замечательно хороши собой. Со всех сторон ко мне обращались с вопросами о них, и, наконец, пришли они сами. Я не смог удержаться от искушения и сделал с них фотографический снимок. Я спросил их, почему они покинули свою страну. "Нам жилось там очень хорошо, — ответили они. — Мы обрабатывали поля мусульман, весьма плодородные. Одну восьмую часть мы отдавали владельцу, а одну восьмую платили в виде податей. Но мы потеряли всякий покой со времени беспорядков…
В прошлый вторник, в три часа пополудни, множество евреев столпилось около новых складов или лавок па улице Яффо, напротив гостиницы Филя. Подойдя поближе, я услышал доносящиеся из одного из них жалобные женские вопли. Те, кто был внутри, изо всех сил пытались открыть двери, а полиция и кучка мусульманских молодчиков заваливали эти двери булыжниками, причем полиция била по рукам и головам тех, кому удавалось высунуться наружу. Я сразу понял, что означает эта ужасная сцена.
Несколько групп персидских евреев, которые покинули свою страну, стремясь, как уверяют, спастись от преследований, прибыли за последние два месяца через Яффу в Иерусалим. Называют цифры в 50 и 100 семей, но по моим сведениям их от 50 до 60 семейств, т.е. около 150 человек, включая детей.
Еврейская община выделила для поселения участок земли, но они, недовольные этим участком, вступили в перепалку с одним из раввинов-устроителей, а тот имел неосторожность вызвать для наведения порядка полицию. Это дошло до сведения паши (губернатора), который тут же телеграфировал в Порту (турецкое правительство в Константинополе) и получил приказ изгнать их из страны.
И вот теперь с самого утра полиция всюду выискивает персидских евреев, и с побоями загоняют их в импровизированную тюрьму на складе, где их собираются держать в неволе, словно диких зверей, до тех пор, пока не соберут всех и не отправят обратно в Яффу для посадки на корабль.
Мне рассказывали о женщине, которую схватили на улице и насильно потащили с собой, меж тем как она жалобно вопила, ибо в ее жалкой хижине остался ее младенец. Другую, как меня заверили — беременную, ударами погнали и тюрьму в самый момент родовых схваток. Картина была душераздирающая и возмутительная для всех человеческих чувств.
Я обратился к полицейским, протестуя против их бесчеловечного, жестокого обращения с несчастными изгнанниками, и особенности с женщинами и лопушками, но те были слишком возбуждены и озлоблены и грубо ответили мне, что они действуют по приказу сверху. На вопрос: «Разве они совершили какое-либо преступление?» — единственным ответом мне было, что это не мое дело.
Будучи уверен, что Вы великодушно не пожалеете усилий, чтобы облегчить их страдания, я решил немедленно обратиться к Вам; но по пути я узнал, что Вы уже просили аудиенции у паши, но тот отделался уверением, что это дело внутренней администрации: я узнал также, что Вас нет дома.
Тогда я обратился к г-ну Ниссиму Бахару (Бехару), управляющему школ и мануфактурных предприятий Alliance Israelite, человеку весьма влиятельному и здравомыслящему. Там я нашел троих раввинов, которые хотели видеть его по тому же печальному поводу. Он вскоре пришел, и мы провели целый час в обсуждении этого предмета. Было решено добиваться отсрочки, с тем, чтобы мужчины, женщины и дети не должны были отправляться в путь пешком, в холодную ночь, подгоняемые конными солдатами; доставить им кров и пищу и устроить гак, чтобы их отправляли группами и в повозках. На склад, как нам стало известно, согнали уже более 80 человек. Я предложил приютить их у меня в доме, хотя бы на эту ночь, пока им не найдется какое-нибудь другое прибежище, а также снабдить их всем самым необходимым. Но было решено, что лучше всего устроить их в помещениях главной синагоги, зная, что пашу раздражают ходатайства в пользу преследуемых изгнанников, мы попытались связаться с начальником полиции, но он, как выяснилось, уехал в Яффу. По моему совету на склад послали двух равнинен, чтобы успокоить вопящих и горько рыдающих женщин. Раввины уверили их, что прилагаются все усилия для облегчения их страданий, и это произвело желаемое действие.
Наступила ночь, но ничего не удалось сделать. Тогда г-н Ниссим и несколько раввинов собрались с духом и пошли к паше, и на счастье им уда лось добиться просимой отсрочки, предложив себя гарантами в исполнение приказов Порты и обязавшись лично выслать изгнанников из страны. Вчера выехало в повозках около тридцати человек, а остальные будут отправлены в воскресенье или в понедельник. Они едут под присмотром раввина и в сопровождении переводчика.
Дело осложняется тем, что эти евреи говорят по-персидски, а не по-арабски; вдобавок люди они неимущие, так как все их скромное достояние ушло на оплату долгого путешествия по суше и по морю. Народ они сильный и вынесли вый, эти персидские евреи, и даже их женщины обладают замечательно крепким сложением. Для этой страны бездельников и лентяев они были бы настоящей находкой.
Диктор немецкого радио в Берлине 2 ноября I943 г.
«Мы находимся в здании военно-воздушных сил в Берлине, где собрались арабские лидеры на митинг протеста против Декларации Бальфура. Зал украшен арабскими флагами и портретами арабских патриотов. Помещение наполняется арабами и мусульманами из всех мусульманских стран. Среди них марокканцы, палестинцы, ливанцы, йеменцы, люди из Хеджаза, индийцы, иранцы и представители мусульман со всей Европы. Среди последних множество дружественных к арабам немцев, высокие правительственные сановники, как гражданские, так и военные, один из начальников СС, представители иностранных посольств во главе с дипломатами из посольства Японии. В зале сотни людей, а сейчас я вижу, как сюда входит муфтий Иерусалима. Он пожимает руки нескольким высокопоставленным лицам и поднимается на сцену для произнесения речи» (с. 49).
После нескольких антиеврейских цитат из Корана, Хадж Амин аль-Хуссейни, глава Верховного арабского комитета (Палестинское арабское национальное движение), заявляет:
«Мусульмане всех арабских стран едины в своем противостоянии врагу, грозящему им сегодня в Палестине и иных местах, — а именно, англичанам.
Версальский договор был величайшим бедствием, как для немцев, так и для арабов. Но немцы знают, как избавляться от евреев. Арабов сближает с немцами и приводит нас в их лагерь тот факт, что вплоть до сегодняшнего дня немцы не причинили вреда ни одному мусульманину, и что сегодня они снова сражаются с нашим общим врагом (аплодисменты), притеснявшим арабов и мусульман. Но, превыше всего, они окончательно разрешили еврейский вопрос. Все эти узы, и в особенности последняя, делают нашу дружбу с Германией не временным явлением, зависящим от обстоятельств, но прочной, длительной дружбой, основанной на общих интересах».
Поздравительная телеграмма от Генриха Гиммлера, главы СС:
«Великий муфтий! Национал социалистическая партия начертала на своем знамени лозунг: „Уничтожение мирового еврейства“. Наша партия поддерживает борьбу арабов, в особенности арабов Палестины, против чужака-еврея. Сегодня, в день годовщины Декларации Бальфура, шлю вам мои приветствия и пожелания успеха в вашей борьбе».
1 марта 1944 года в 12 часов полудня муфтии выступил по берлинскому радио. Заклеймив евреев, Великобританию и Америку, он закончил призывом к арабам «восстать па битву»:
«Арабы, восстаньте как один человек и сражайтесь за свои священные права. Убивайте евреев всюду, где найдете их. Это угодно Богу… Так вы охраните свою честь…»
«…Наша революция, веруя в свободу и достоинство человека, ставит на первое место укрепление основ, посредством которых она сможет выкорчевать расизм и покончить со всеми формами оккупации сионистских поселенцев. В то же время она разрабатывает гуманную программу, которая позволит евреям жить достойно, как они жили и в прошлом, под эгидой арабского государства и в рамках арабского общества» (с. 454).
Декларация ООП от 19 октября 1968г. (арабский текст в Ежегоднике ООН). Официальный английский перевод, Интернациональные документы (1968) (Институт изучения Палестины, Бейрут, 1971).
«Бороться с врагом — значит сражаться с ним. С точки зрения религии это означает напряжение всех сил для того, чтобы отразить врагов и побороть их.
Джихад — исламское слово, которое другие народы понимают как «война».
Ради чего провозглашается джихад?
Ученые вели споры о том, ради каких целей следует объявлять Джихад в законодательном порядке.
Некоторые говорили: Джихад провозглашается, чтобы служить орудием распространения ислама. Это значит, что немусульмане должны принять ислам либо по собственной воле, следуя призыву разума и доброму совету, либо против воли, посредством джихада. Исходя из вышеназванных соображений, эти ученые мужи основывают иностранную политику исламского государства на следующих принципах: