Этот же самый территориальный и культурный османский империализм был в свою очередь воспринят панарабистами и по сходным мотивам арабским империализмом, распространившим с помощью завоеваний свою власть на неарабские территории и подавлявшим другие народы и культуры. Зимми — христиане, пытавшиеся эмансипироваться внутри арабского националистического движения, позднее столкнулись с дилеммой: арабские духовные идеалы, связанные с исламом, оправдывали те дискриминационные законы зимми, от которых они пытались освободиться с помощью арабизма. Это движение арабского ренессанса, в котором христиане принимали активное участие, содержало в себе семена исламского ренессанса, отрицавшего «Запад», его ценности, его секуляризм и прокладывающего дорогу грядущему восстановлению статуса зимми для евреев и христиан.
Недавний распад Ливана связан именно с этой дихотомией внутри арабского национализма: с одной стороны — требование эмансипации христиан, и с другой — попытки сохранить дискриминацию зимми. Поскольку марониты никогда не хотели или не были способны определить ясно свои требования, они вместе с другими христианскими общинами в наши дни оказались вовлечены в конфликт с умма, возобновленный уже внутри самого движения арабизма. Борьба восточных христиан за эмансипацию создала трагический круг страданий и унижений, заканчивающийся в том же месте, откуда и началось движение: восстановлением обновленной зимми. А примитивный антисионизм христианской ветви арабского национализма — в особенности среди приверженцев православия — может быть объяснен их религиозной принадлежностью и тем, что они существовали на протяжении многих столетий в условиях незащищенности и нестабильности, провоцировавших всевозможные манипуляции мусульманских властей.
Прежде чем завершить этот короткий обзор межобщинных отношений в течение XIX — XX столетий, необходимо сделать три замечания. Первое касается условий жизни евреев, народа без земли, находившегося в изгнании, рассеянного среди других народов. Вследствие последнего обстоятельства он стал жертвой конфликта между исламом и христианским миром. Второе замечание касается характера самого процесса образования независимого еврейского государства — Израиля — в сравнении с эксцессами фанатизма, сопровождавшими реконкисту в Испании, войны за независимость греков, балканских пародов, а в недавние времена — борьбу за независимость самих арабов. Третье замечание состоит в одной исторической параллели: применение джихад против армян в начале 20-го столетия послужило моделью геноцида против евреев. Немцы, союзники турок в Первую мировую войну, наблюдали попытку ликвидировать целый народ, боровшийся за свою независимое. Они видели, как гражданское население загонялось в церкви и сжигалось заживо, они видели людей, массами отправлявшихся в лагеря; они видели, как армян предавали смерти, превращая в груды золы, или как их заставляли под конвоем идти и рыть могилы самим себе, или как их бросали в пустыне, или снова, как столетия назад, продавали в рабство арабским племенам и принуждали принять ислам. После того, как 1 ноября 1914 года султан провозгласил джихад против армян, у правительств Германии и Австро-Венгрии не могло быть сомнений в том, что местное мусульманское население Анатолии, Армении, Ирака и Сирии примет активное участие в окончательном решении «армянского вопроса». И они видели паралич европейских государств, вполне осведомленных о кровавой резне, о которой сообщали газеты всего мира.
Этот исторический урок вспомнится в следующем поколении, когда Гитлер приступил к планированию еврейского геноцида со всей той изощренностью, что была ему доступна благодаря технике наших дней. Не составляет труда заметить параллели в поведении жертв, убийц и тех, кто был пассивным наблюдателем этих событий. Достаточно вспомнить караваны послушных армянских обывателей, полагавших, что их транспортируют и места временного пребывания, тогда как на самом деле их доставляли к месту гибели. Жертвы разделялись в соответствии с конечной целью: немедленная смерть или рабство, выкуп или проституция. Дети служили в качестве живых мишеней. Все это указывает на сходство в коллективном поведении народов при повторении одних и тех же исторических обстоятельств.
Европейский протекционизм связан с движением за эмансипацию зимми, так как он не только вдохновлял идеологически, но и давал практическую поддержку стремлениям зимми, причем, если было необходимо, даже военной силой. Идеологически эмансипация имеет своим истоком «Декларацию прав человека» в качестве принципов национального самоопределения. В своей наиболее радикальной форме это движение стало борьбой за национальное освобождение народов зимми.
Эмансипация зимми подразумевает фундаментальную трансформацию ценностей. Выдвинулась новая концепция; понятие «прав» заменило прежнюю концепцию «терпимости», бывшую порождением иерархических отношений между высшими и низшими; эта концепция создавала и поддерживала ситуацию неравенства. Права отнять нельзя, но терпимости, базирующейся лишь на доброй воле, можно лишиться no прихоти правителя. Права гарантируют достоинство и безопасность, но терпимость без прав, порождает коварство, интриги и коррупцию со стороны угнетенных, как единственное средство самосохранения в условиях постоянной опасности.
В исламских общинах XIX века, где неравенство между зимми и мусульманами еще являлось нормой, концепция нрав и равноправия представлялась исламским традиционалистам подрывной ересью, распространявшейся христианским миром для того, чтобы подорвать и ослабить ислам.
'Знакомство с западными идеями свободы личности порождало в Османской империи острые религиозные и политические проблемы. Введение реформ, в особенности равенства религий, на котором настаивала Европа в обмен на военную и технологическую помощь, вело к конфликту между правительством и религиозными кругами. И действительно, эмансипация зимми составила важную часть в процессе сотрудничества и взаимодействия культур. Эти модифицированные отношения создали фермент социальной, политической и идеологической революции. Традиционная концепция постоянной войны должна была уступить место мирным отношениям, благоприятным для принятия реформ и идей. А последняя уже не могла рассматриваться исключительно с точки зрения презрения и ненависти. Оправдание открыло путь эмансипации райи. Однако этот процесс неизбежно вел к территориальным конфликтам из-за того, что «терпимые» религии были в основном религиями наций, лишенных своей родины. Поэтому внутренняя логика джихада была несовместима с религиозной эмансипацией. Постоянная война, козни и подчиненное положение образовали три взаимосвязанных и нераздельных принципа, подразумевающих экспансию и политическую доминирование умма.
Консульская корреспонденция и дипломатические отчеты из Османской империи этого периода дают наглядные каждодневные примеры этой ситуации. Османская империя — не исключение Подобная политическая модель внушает подозрения повсюду, где бы она ни возникала. Улими, хранители традиционных политико-религиозных ценностей, разжигали фанатизм народа. Мотивация этих восстаний — стремление восстановить зимма и наказать нечестивых и высокомерных райа — была религиозной. Но цель преследовалась политическая: запугать турецких наместников, ответственных за проведение реформ. В Сирии и Ливане, Палестине, Герцеговине и Морее официальные лица не хотели проводить реформы, опасаясь обвинений в предательстве ислама (см. док. раздела «Эпоха эмансипации»). В качестве альтернативы коллективным или индивидуальным репрессиям, могущим вызвать гнев христианского мира, объектом нажима и угроз были избраны зимми, стремившиеся к эмансипации.
В 1841 году после издания прокламации Хатти Шерифа Гюльхана, обещающей, по настоянию европейских властей, равноправие всем османским подданным, британский генеральный консул записывал:
Достоин внимания тот факт, что уже через полгода после опубликования декларации Хатти Шерифа Гюльхана в этой стране возникла массовая поддержка Корана и исключительных привилегий мусульман в сравнении с христианами, что является знаменательной противоположностью доктрине равенства всех перед законом, зафиксированной в декларации Хатти Шерифа.
Когда западная техническая и военная помощь стала необходимой для сохранения Османской империи, Франция, Британия и Австрия заставили султана принять прокламацию 1856 года, признающую равенство всех граждан перед законом. В обмен на их помощь европейские власти настояли на том, что должны быть признаны и гарантированы нрава зимми на достоинство, равенство и безопасность их самих, их семей и их собственности. Европеец, нанятый на службу султаном, не мог терпеть упадка и подавления немусульманских религий, так как это наносило серьезный ущерб его собственному престижу.
В Египте эмансипация христиан, вслед за которой начался соответствующий процесс и среди евреев, проходила относительно гладко. Мухаммад Али, заинтересованный в сохранении экономической и военной поддержки Франции, заставил замолчать религиозную оппозицию. В Магрибе эмансипация зимми, вдохновленная европейскими странами, спровоцировала конфликту между мусульманскими духовными авторитетами и фанатизмом народа. Так, фундаментальный закон «Гарантия безопасности», введенный по настоянию Франции тунисским беем в 1857 году, был отменен в 1864 году вслед за началом вооруженного сопротивления народа. Эта же историческая модель вновь возникла в третьей четверти века к Марокко и в Персии, где, соответственно, султан и шах оказались неспособными проводить политику реформ против воли масс.
Сделав небольшие исключения для местных условий, можно сказать, что процесс эмансипации развивался везде одинаково, и это относится к Османской империи в не меньшей степени, чем к Магрибу и Персии. Где бы упадок империи ни создавали климат, благоприятный для европейской политики поощрения эмансипации зимми, попытки покончить с дискриминацией приводили к конфликту между реформистскими элементами среди мусульман (как бы слабы они ни были) и враждебными религиозными кругами, манипулирующими народом. И действительно, эта эмансипация была частью более широкой про граммы реформ, покушавшейся на политические и иерархические традиции умма. Возникновение современных обществ включало в себя реформы, предполагавшие уважение к личности и всеобщее равноправие. Архаические социальные законы, освящавшие унижение неверных и поощрявшие угнетение и коррупцию, были несовместимы с новым обществом, к которому стремились политики мусульманского мира. Европейские консулы обращали внимание на недостатки османского правосудия. Холмс, британский консул в Босна-Серай, обобщает ситуацию в письме 1887 года к секретарю иностранных дел:
Не соответствующие необходимости отсрочки и манкирование своими обязанностями, предубежденность к невиновным лицам, открытое взяточничество и коррупция, постоянное и несправедливое предпочтение мусульман во всех спорных случаях между турками и христианами отличают турецкую администрацию от всего того, что зовется «справедливостью» но всей Европе. Эта ситуация однозначно отвечает на вопрос: а что бы случилось с множеством иностранцев в Турции, если бы европейские правительства капитулировали? Я убежден, что ситуация в провинциях стала бы нетерпимой, и власти не впустили бы в страну ни одного человека из Европы, тогда как всеобщее негодование в Европе против Турции в конце концов привело бы к ее краху. Всеобщее невежество, коррупция и фанатизм всех классов отодвигают надежды на торжество справедливости еще на одно поколение.
Традиционалисты, со своей стороны, полагали, что эмансипация, освобождающая зимми от их состояния унижения, аннулировала «де факто» обязательства ил-ислам покровительствовать им, так как законы джихада терпели зимми только до тех пор, пока сохранялась их дискриминация, а обязательные платежи джизьи символизировали их подчиненное положение. В соответствии с этой логикой, отмена джизьи и гарантия равных прав всем османским подданным порывали с зимма. Этот разрыв — в соответствии с законами джихада — восстанавливал право умма убивать зимми, захватывать их собственность, обращать в рабство их жен и детей или изгонять их, то есть совершать все те акты, которые были приостановлены согласием зимми подчиниться. Эти репрессии против бывших зимми и их собственности рассматривались не только как оправданные, но и как достойные похвалы.
Следует подчеркнуть, что приверженцы терпимых религий находились под протекцией (покровительством) только в контексте особой политической идеологии территориальных завоеваний (джихада), а не в соответствии с универсальным моральным кодексом, признающим равенство прав всех людей. Точнее говоря, сама идея равных прав рассматривалась как нечестивость, и на этом основании могла быть внедрена в умма только с чрезвычайным трудом и лишь с помощью военной силы. Как бы робко ни осуществлялись реформы, они шокировали умма и народные массы вообще. На зимми все время совершались нападения, их иногда убивали с молчаливого одобрения властей, которые под предлогом предотвращения кровавой бойни спешили отменить непопулярные меры. Так зимми снова оказались в центре конфликта между исламским движением за либерализацию, стремившимся модернизировать военный потенциал страны, и реакционным движением мусульманского фундаментализма. Этот конфликт между реформистскими и консервативными силами, а иногда и их сговор (например, в случае геноцида армян) придает XIX и началу XX столетий противоречивый характер — как периодам надежды, но в то же время и массовых убийств, погромов, преследований, геноцида.
Заметим, что отсутствие беспорядков в Египте было скорее исключением из правил. И так случилось потому, что реформы были проведены Мухаммадом Али по собственной воле, а не так, как везде, под давлением извне. В начале XIX века Египет встал на путь модернизации и добивался религиозного равноправия всех населявших его этно-религиозных групп. Обновляющийся Египет служил для некоторых европейцев примером реформирующегося исламского общества. И действительно, документы свидетельствуют, что условия существования зимми в Египте и Турции были менее тяжелыми, нежели в Палестине, Сирии, Ираке, Магрибе, Персии и Йемене. В Палестине и Сирии реформы, проводимые администрацией Османской империи, провоцировали значительные беспорядки. В Магрибе для того, чтобы изменить традиционные модели поведения, потребовался полный переворот, связанный с европейской колонизацией. В Персии меньшинства эмансипировались после Первой мировой войны в результате революции, а в Йемене преследования прекратились только с началом массовой эмиграции евреев в Израиль в 1949-50 годах. Различия в моделях поведения связаны с различиями в исторических обстоятельствах и культурных особенностях многочисленных народов, населяющих дар ал-ислам.
В общем, можно выделить три различные, но действовавшие одновременно силы, дестабилизировавшие многонациональные исламские земли: освободительное движение зимми, эмансипация зимми и европейская колонизация. Эти три движения, связанные с экономическим и интеллектуальным развитием Европы, разрушали традиционные исламские общества и усиливали дезинтеграцию Османской империи. Они ускоряли прохождение ею фазы регрессии, сменившей период экспансии, во время которого армии империи дошли до ворот Вены в 1683 году. По вполне понятным геополитическим причинам первое восстание подчиненных народов произошло на европейских территориях, захваченных турками. Это восстание христианских народов, поддержанное, хотя и по разным причинам, Россией и Великобританией, опустошало земли умма в течение всего 19-го столетия. За изгнанием турок из Трансильвании (1691), Венгрии (1686-1697), Валахии и Молдавии (1829) последовало, в результате столетней борьбы, освобождение Сербии и части Греции (1830), Болгарии, Боснии, Черногории и Герцеговины (1878), большей части Фессалии и Эпира (1881), Крита (1908), Македонии и всей европейской Турции (1911-1913). В Центральной Азии ислам вынужден был уступить перед лицом русской оккупации Крыма (1783), Бесарабии (1812), Грузии (1813), Кавказа (1841-1859), Туркестана (1864-1885), Бухарского ханства (1868), Хивы (1873-1881), Коканда (1875) и Мерва (1884). Эта дезинтеграция Османской империи происходила одновременно с захватническими войнами европейцев в Индии, Алжире (1830-1843), Тунисе (1881), Египте (1882), Триполитании (1911), Марокко (1912), а также с предоставлением Великобритании и Франции после 1918 года мандата на управление ближневосточными провинциями Османской империи.
Националистические движения народов зимми и их борьба за эмансипацию взаимно дополняли друг друга. Хотя они и поддерживались колониальной политикой России и европейских государств, народы зимми зачастую бывали жертвами их эгоистических манипуляций.
Союз народов зимми и Запада основывался только на взаимовыгодных интересах, зимми нужна была помощь Европы для того, чтобы освободить себя от зимма, тогда как европейцы искали их поддержки, чтобы ослабить исламские теократические режимы.
Национализм и эмансипация оставались двумя равными процессами (национализм ставит своей целью освобождение родины, а эмансипация стремится к уничтожению правовой дискриминации), они всегда были взаимосвязаны. Каждая община зимми принимала участие в обоих движениях. Хотя греки, армяне, а позже и евреи — в зависимости от исторических обстоятельств — требовали равноправия в пределах Османской империи, они все же настаивали и на освобождении своих стран. Вот почему преследования и казни обрушивались на все общины зимми без разбора, и умма в своей ненависти объединяла Европу. Эта реакция умма оставила след в истории многих общин зимми. Поражение Персии в войне с Россией спровоцировало массовую резню евреев в Тебризе (1830) и других городах Азербайджана, а также погромы и насильственные обращения в ислам евреев Метода в 1839 году и их последующие преследования на протяжении всего XIX века. Страдания евреев Магриба были результатом унижений и притеснений, причиняемых мусульманам французским колониализмом. Греческие и балканские освободительные войны сопровождались погромами в Хиосе и «боснийскими ужасами». Процесс эмансипации привел к истреблению двадцати тысяч христиан в Сирии, Ливане и Палестине в I860 году. Армянский национализм был раздавлен геноцидом. Как национально-освободительные движения народов зимми, так и их эмансипация приводили к противодействию и репрессиям со стороны умма сдерживаемым лишь военной силой европейских колониальных армий. Ведь эмансипация зимми ставила на повестку дня неразрешимые проблемы, коренящиеся как в их территориальных, так и культурных притязаниях.
Поэтому европейские попытки поддержать местный национализм (османизм или арабизм) следует понимать как выступление против политики умма. Открывались возможности отделения религии от политики. Основывая межнациональные отношения на принципе равноправия всех граждан и законности наций, национализм отвергал концепцию джихада и ее прямое следствие: зимма. После погромов 1860 года в Ливане сирийские христиане стали самыми яростными сторонниками арабского национализма.
Реформистское течение, вдохновленное абстрактными концепциями, импортированными из-за рубежа, дар ал-харб, было достаточно поверхностным. С другой стороны, консервативное движение было глубоко укоренено в исламской истории и традиции. Все новые факторы постоянно придавали ему силу: непрекращающийся поток беженцев-мусульман из потерянных исламской властью провинций был охвачен фанатизмом и жаждой мести. Эти мусульманские беженцы из Европы, потомки мусульман-поселенцев (мухиджирин), или христиане, принявшие ислам, чтобы не потерять свои земли после завоевания их мусульманами, придавали силу исламской религиозной партии. Правительство Османской империи расселяло их н регионах, вызывающих беспокойство, и распространяло, таким образом, с помощью политики колонизации свою власть. Беженцы из балканских провинций направлялись в Армению. В 1874-75 годах черкесы-мусульмане с Кавказа поселились в провинциях Данубии, а затем, охваченные националистическими чувствами, — в Галилее и на Голанских высотах. В 1878 году после аннексии Австрией Боснии-Герцеговины мусульманские колонисты, жившие там, прибыли в Македонию и на приморское побережье Палестины. В 1912 году Россия пыталась предотвратить их проникновение в Армению. В течение XIX и начала XX столетий непрекращающийся поток более чем двух миллионов мусульман-колонистов из Крыма и Балкан расселялся властями Османской империи в Анатолии, Армении, Ливане, Сирии и Палестине с надеждой, что мощная исламская колонизация покончит со стремлением зимми к национальному возрождению.
В 1878 году был издан османский закон, гарантирующий предоставление земель Палестины мусульманским поселенцам. Причем они освобождались на 12 лет от налогообложения и военной службы. В районе Кармеля, Галилеи, на равнине Шарон и в Кесарии земли были розданы славянам-мусульманам из Боснии и Герцеговины; грузины поселились вокруг озера Киннерет и на Голанских высотах, а марокканцы — в Нижней Галилее. В Заиорданье и Галилее туркмены и черкесы, изгнанные в результате захвата Россией Крыма, Кавказа и Туркменистана, пополнили кланы, поселившиеся в этих местах еще в XVIII столетии. Около восьми тысяч египетских феллахов иммигрировали в Яффу, Газу и Иерихон в тридцатые годы XIX века; алжирцы, отправившиеся в изгнание вместе с Абд ал-Кадиром, расселились в Галилее, на Голанских высотах и в Иерусалиме.
Исламское консервативное движение, особенно сильное в подвергшихся арабизации провинциях Османской империи, черпало свою силу не только в религиозных предубеждениях, но и в природе арабо-исламского империализма, определившего структуру этой многонациональной мусульманской империи. Во время ее создания захват территорий и покорение местного населения привели к разрушению их культур. Однако интерес, проявлявшийся европейскими учеными к их древнему прошлому, снова пробудил гордость этих народов и стремление к освобождению из-под власти ислама, причем в то же самое время, когда реформы, проводившиеся в империи, лишали арабов их традиционных привилегий. Евреи, греки, армяне и марониты стали все больше осознавать, что они не всегда были религиозными меньшинствами, но были времена, когда они существовали как гордые нации, после арабского завоевания терпимые, однако, только в религиозном контексте, да и то — ценой унижений и уплаты поборов. С глубокой ненавистью мусульманское население наблюдало, как национальные отчизны доарабского прошлого восставали в сознании зимми из руин и забвенья. Эмансипация зимми и их культурное возрождение содержали, с арабской точки зрения, опасные семена национализма, могущие угрожать их доминированию. Разрушение общины зимми требовало отныне не только ее уничтожения в физическом смысле, но также и уничтожения ее культуры, языка и искусства — символов ее творческой силы. В Палестине конца века недавно прибывшие мусульманские колонисты обдуманно разрушали все, что еще оставалось от древней еврейской цивилизации после столетий непрекращающейся ненависти оккупантов. Этих колонистов вполне обдуманно селили таким образом, чтобы уничтожить в зародыше всякую попытку райи обрести национальное освобождение. В Армении физическая ликвидация сопровождалась насильственными обращениями, массовой депортацией, разрушением церквей или прекращением их в мечети.
Все бедствия, перечисленные в данной главе, объясняют те мотивы, которые придали борьбе за эмансипацию и освобождение народов зимми в Османской империи фанатичный и насильственный характер религиозной войны.
Мусульманским правителям было трудно различить, где кончается борьба за религиозную эмансипацию меньшинств, а где начинаются их требования о возвращении захваченных земель — наряду с возрождением национального языка, культуры и собственных общественных институтов дихотомии, коренящаяся в самих условиях существования зимми, оказывала влияние на политику Османов и младотурок. С одной стороны — подавление греческого и армянского национализма, а с другой стороны — протекция христианам — зимми по всей империи. В том же самом духе запретительные законы, распространявшиеся только на евреев, проживавших в Палестине, предполагалось, должны были противостоять проникновению сионизма, самого молодого движения за национальное освобождение. Как оказалось впоследствии, турки в этом мало преуспели. В I987 году был опубликован закон, запрещающий евреям иммигрировать в Палестину, селиться здесь, покупать земли, строить дома и жить в Иерусалиме. Этот закон применялся только к евреям — безразлично, были ли они зимми или подданными иностранных государств, — но не к христианам или мусульманам-иммигрантам.
Эти аспекты турецкой политики могут быть проиллюстрированы на одном весьма специфическом примере. Когда расправа с армянами в 1895 году спровоцировала взрыв религиозного фанатизма, мусульмане Алеппо стали угрожать местным евреям и христианам применением тех же самых действий. Порядок был восстановлен только благодаря энергичным мерам, предпринятым турецким военным комендантом Адхамом-пашой, защитившим еврейские и христианские кварталы и угрожавшим направить свои пушки на мусульман, если они попытаются напасть на немусульман. Опасность, ощущаемая при чтении документов того времени, не была связана исключительно лишь с армянским кризисом, но являлась постоянным признаком существования зимми. Новыми факторами в этой ситуации были, однако, борьба за независимость, поддержанная европейскими странами, и большая доступность для зимми разнообразной информации.
Точно так же, как Запад проникал в исламские страны с помощью политики протекционизма, европейцы в своих интересах манипулировали стремлением к национальному возрождению народов зимми. Последние были легкой добычей, так как их безопасность в значительной степени зависела от поддержки из-за границы, всегда готовой прийти им на помощь — но в обмен на расширение сферы своего влияния. Так, традиционный антагонизм народов зимми в отношении друг к другу перерастал в политическую борьбу, поддерживаемую и оплачиваемую Западом. Арабский национализм, первоначально служивший идеологическим базисом эмансипации христиан, поддерживался Францией, имевшей целью ослабить Турцию, союзника Англии. Европейский и российский империализм сталкивались с идеологиями арабизма и сионизма, в то время как Австрия и Россия разжигали мятежи на Балканах и в Армении.
Под влиянием европейской колонизации в общинах зимми происходили радикальные изменения. Возникновение мелкой буржуазии, получившей европейское образование, обостряло классовые конфликты. Демократизация внутриобщинных институтов подрывала позиции нобилитета. Это развитие, осуществлявшееся по европейским образцам, имело и свои недостатки. Национальные корни во многом были утеряны, групповое единство, ослабленное уже существованием во враждебном окружении (что относится к христианским общинам), — уничтожено. Следствием влияния Запада было отдаление от собственной культуры и принятие культуры европейской, становившейся все более притягательной для зимми, так как она несла в себе идеи освобождения. Интеллигенция, раньше находившаяся на службе у умма, теперь с жадностью подхватывала любую западную идею или модель поведения.
Так как процесс деколонизации арабских стран совпал с возрождением еврейского государства, изменилась ситуация восточного еврейства. Эмигрируя в Израиль, оно восстанавливало суверенное право на национальную независимость, тогда как христианские общины восприняли панарабскую идеологию.
Христианский арабский антисионизм проистекает из двух источников: византийской юдофобии и традиционной ментальности зимми, отражающей состояние зависимого меньшинства, принужденного к лавированию, компромиссам и существованию в постоянной униженности. В наши дни фундаментализм, ставящий под сомнение арабский национализм, сам сталкивается с опасностью быть абсорбированным движением панисламизма.
Так же, как на протяжении истории сосуществовали разные тенденции в политике и мышлении, а поведение индивидуумов и целых обществ варьировалось в широких пределах от крайнего фанатизма до взаимопонимания, так и в наши дни концепции джихада и зимми представляют одну из многих тенденций в современном арабском политическом мышлении. Однако наш анализ ограничится только ими.
После ликвидации зимми исламскими правителями Османской империи и в Персии с помощью изгнания или в результате европейской колонизации, возникает вопрос: подходит ли термин «зимми», характеризовавший определенные исторические условия, к современным реалиям. И оказывается, что мышление и модели поведения, уходящие корнями в прошлое, сформированные образованием и традицией, указывают на сохранение «синдрома зимми». Связанные по рукам и ногам и часто ограниченные определенными историческими обстоятельствами, члены религиозных меньшинств тяготели к сохранению своего маргинального состояния. По-прежнему продолжали существовать факторы, определяющие традиционные связи меньшинств и умма, заключающиеся в подчинении и отчуждении одних и терпимости других. Но хозяин остается терпим постольку, поскольку зимми признает свое подчиненное положение. Сила и живучесть на протяжении истории этой ситуации может быть объяснена ее постоянным возобновлением в пределах одних и тех же социальных и психологических структур благодаря тому, что в некоторых современных политических идеологиях содержатся те же самые ценности, которые и раньше освящали и защищали эти структуры. Следовательно; термин «зимми» актуален, поскольку остается актуальной определенная концепция в контексте определенных политических систем и условий жизни. Так как статус зимми зависел от концепций джихада и зимми, необходимо выяснить факторы, способствующие сохранению, видоизменению или отказу от их взглядов в исламском мире.
В арабоговорящих странах можно проследить переход от мусульманских религиозных ценностей к политическому арабизму. Бывший президент Алжира Ахмед Бен-Белла, президент «Лиги прав мусульман», говорил в интервью 1982 года:
«— У меня складывается впечатление, что между арабизмом и исламом развивается некая форма взаимопроникновения. Я настроен очень оптимистично и глубоко верю в реализацию замечательных, величественных планов, в арабский гений и его победу.
— Вы подразумеваете победу над государством Израиль?
— Совершенно верно».
Не раз арабские лидеры единолично и коллективно объявляли Израилю джихад, подтверждая тем самым свою приверженность теократической системе, включающей в себя все человечество. На третьей исламской конференции глав исламских государств по Палестине и Иерусалиму, состоявшейся в январе 1981 года, тридцать восемь руководителей арабских стран (кроме Египта) и Ясер Арафат, представляющий Организацию освобождения Палестины, провозгласили из Мекки джихад против Израиля. Т.к. Джихад был провозглашен под знаменем арабского национализма, а ООП всегда утверждала, что она находится в авангарде арабскою национализма, следует проанализировать характер джихада ООП.
В 1970 году Ясер Арафат утверждал:
«Освобождение Палестины и недопущение сионистского проникновения — политического, экономического, военного и пропагандистскою — в мусульманский мир является одной из обязанностей исламских государств. Мы должны объявить священную войну (джихад) сионистским врагам, оскверняющим не только Палестину, но и весь арабский мир, включая его святые места».
Призыв к джихаду для того, чтобы создать секулярное, демократическое государство, в котором мусульмане, христиане и евреи обладали бы равными правами, несет в себе терминологическое противоречие, поскольку цель — обращение неверных или превращение их в зимми.
Арабские лидеры часто указывали на необходимость уважать законы джихада. Даже Сирия, проводившая политику секуляризации, вспомнила в 1971 году некоторые из этих правил.
Законы священной войны ислама (джихада) говорят, что для того, чтобы победить врага, допустимо применять осаду его лагерей и населенных пунктов. Допустимо также разрушать дома врагов и поджигать их, вырубать их деревья и поджигать их поля, чтобы принудить их к сдаче. Допустимо также перекрывать водоснабжение «населения врага», даже если это женщины и дети.
Третья исламская конференция в верхах 1981 года, состоявшаяся в Таифе (Саудовская Аравия), особо упомянула джихад в пятой из своих шести резолюций:
«Исламские государства со всей ясностью подчеркнули, что слово джихад употребляется в его мусульманском смысле, не подверженном разночтениям и различиям в интерпретации, и что для осуществления джихада будут приняты практические меры в согласии с его смыслом и при постоянных консультациях между исламскими странами».
Не каждый конфликт представляет собой джихад, но если он объявлен таковым, его участники обязаны выполнять его стратегические и тактические предписания, подчиняющиеся вечным, не подверженным изменениям законам, в особенности правилу, запрещающему сотрудничество между верным и неверным, если последний ведет себя вызывающе или не слушается предписаний.
Первая статья хартии ООП объявляет о принадлежности арабского народа Палестины к арабской нации и, таким образом, о его праве на землю, отстоящую примерно на тысячу километров от арабской метрополии. Итак, право палестинских арабов на неарабские земли (читай, Израиль) основывается на их предыдущей аннексии в результате джихада и их последующей арабизации с помощью зимми.