- Это все министерская голова Рудзинского придумала...
Так при свидетелях было произнесено имя второго участника убийства. Сингаевский не успокаивается.
- Необходимо выкрасть дело из жандармского управления, а следователя Фененко и полковника Иванова убить,- фантазирует этот громила.
Ему возражают, указывают на всю нелепость его плана действий.
- Как быть? Что делать? - волнуется Сингаевский.
Ему хотят "помочь". Предлагают, чтобы он рассказал подробности "дела", так как, зная все, можно будет сказать что делать...
Сингаевский начинает болтать... Свидание прерывается на том, что решили сохранившиеся еще вещи Ющинского подбросить какому-либо еврею.
Караев и Махалин предполагали заранее сообщить об этом властям и накрыть убийц с поличным.
- Где же вещи?
Конечно, за ними надо идти к Вере Чеберяк. Сингаевский бежит к своей сестрице и исчезает, более {148} не возвращается, ибо эта опытная дама верхним чутьем поняла грозящую ей опасность и сейчас же сократила своего тупоумного брата.
Красовский., Караев, Махалин вырабатывают новые планы, но здесь Бразуль-Брушковский портит все, публикуя новые данные! - Громилам становится все известно, а Красовского и Караева в то же время арестовывают, и дело убийства Андрея Ющинского погружается в тот же первобытный мрак.
- А Бейлис?
О нем вот уже много дней, как все совершенно забыли. И вот, наконец, мы вспомнили его... Бейлис сам о себе заговорил... Когда допрашивали Махалина и когда он рассказывал о своем первом свидании с действительным убийцей, и когда все слушали его, затаив дыхание, вдруг этот Бейлис зарыдал, как ребенок, изо всех сил, на всю залу, уткнув голову в колени... Все смутились...
- Зачем он плачет?
- Зачем он здесь?
- Отправьте его домой, этого нервного Менделя, не переносящего рассказов об убийстве Андрея Ющинского.
- Зачем он пришел сюда? Только мешает всем...
- Перерыв на десять минут...-пусть успокоится подсудимый,-объявляет председатель.
- Что? Подсудимый!..
- А Чеберячка?.. Ведь она... О, она весела, она хохочет!...
LVIII.
Арестант Сингаевский.
Тихо, понуро, озираясь по сторонам, входит тот, чье имя теперь у всех на устах.
Вот он, окруженный конвоем, Сингаевский, родной брат Веры Чеберяк. В арестантском платье, коротко стриженный, черный, как смоль... Молодая бородка шелковистыми, чуть вьющимися прядями, обрамляет тупое лицо. Ни в черных {149} глазах, ни во всем облике нет и тени мысли, даже хитрость не блестит в этом упорном, безразлично-упрямом взгляде... Ломброзо рад был бы поместить его портрет в свою коллекцию преступных типов.
Он держит себя невинной овечкой, он ничего не знает, ничего не слышал по делу Ющинского, да и кто такой Ющинский он и понятия не имеет...
Попался случайно за кражу, занимаясь этим ремеслом всего два года.
- Но почему вы сами сознались в краже, в разгроме магазина, который учинили 12 марта вечером, почему сознались через полгода?
- Меня стали "пришивать" к делу Ющинского - вот я и сознался...
Сингаевский на суде весьма неполно рассказывает; как провел он этот день.
- А дальше что было?...
- Поехали все втроем, работали мы вместе,-я, Рудзинский, Латышев, поехали в Москву, чтобы краденное продать, Москву посмотреть, а может быть и дельце какое сделать..
- Ну, и что же?
- Да вот Латышев закутил, давай сотни в пивной менять, а тут сыщик устремился и арестовал нас... Потребовали паспорта... Забрали в участок, а потом этапом погнали в Киев.
Оказывается, он, этот громила, всегда жил каким-то отшельником: никого не видел, никого не знал, ни с кем знакомства не водил...
Отвечает глухо, тупо...
- А вот Караева вы знаете?..
- Знаю...
- Что же он, как?
- Мы его уважали, начальства не боялся, все что-нибудь ему наперекор делал... Воры его любили, уважали...
- Ну и вам он предлагал что-либо серьезное?..
- Предлагал кражу сделать...
- А вы ему сознавались, что убили Андрюшу?
- Я? я? Никогда ничего не говорил...
Но почему он так заторопился?
- А молодой человек там был?
- Был... {150} - Вы его узнали бы?..
- Узнал...
- Махалин, подойдите, сюда...
В зале водворяется небывалая тишина. Махалин спокойно поднимается из рядов свидетелей, идет своей оригинальной походкой, все время ныряя между плеч головой и нервно поводя спиной, идет, останавливается сзади солдат...