- Скажите мне.
- Ну, я просто хотела стать другим человеком, стать лучше. Если вы только слушали то, о чем я вам рассказывала на протяжении этих прошедших недель, вы знаете, как я себя вела. Теперь я хочу искупить свою вину, хочу измениться...
- И вы думаете, что если вы бросите курить и тому подобное, то это поможет вам стать лучше?
Она замолчала. Глядя на нее, я почувствовал, что все ее тело как-то странно напряжено. Ее руки, которые до этого момента расслабленно лежали на ее животе, сжались в кулаки. Я посмотрел на часы и мысленно назвал себя дураком. Осталось только десять минут. Надо было спешить на поезд! Зачем я позволил поймать себя на эту приманку? Зачем позволил этому разговору затянуться так, что его вряд ли можно было сейчас закруглить? Можно ли было найти какой-то выход, какой-то способ избежать бури, ко- торую я сам накликал? Я решил положиться на того бога, который хранит всех идиотов, и сделал глубокий вдох.
- Ну? - спросил я.
-Все, что я делаю, -все плохо, - безжизненно произнесла она, - нет никакого смысла стараться. Я только делаю хуже.
- О чем это вы?
- О себе, - сказала она. - О себе и вообще обо всем, что я делаю. Я стараюсь поступать так, как нужно - но только глубже и глубже запутываюсь. Это слишком для меня, это слишком...
Время сеанса истекло, я поднялся, открыл для нее дверь.
- Увидимся в понедельник.
Ее глаза поблескивали.
- Желаю приятно провести время, - вздохнула она.
В поезде я думал о Лоре и только что закончившейся беседе, слово за словом прокручивая ее в памяти и думая, где же я допустил ошибку. В том, что я совершил серьезную ошибку, у меня не было никаких сомнений, и в этом убеждала меня не только внезапная перемена в настроении Лоры. Нагнетать чувство вины и тревоги перед перерывом в терапии было уже само по себе неразумным. В данном случае я еще усугубил свой промах тем, что потерял контроль над собой и ответил, что со мной редко случается во время лечения, на критику и провокацию. Я спрашивал себя - не затронула ли она какой-либо чувствительной струны во мне? Неужели я столь чувствителен к придирчивости? Или, может быть, дело (как я подозревал тогда и уверен сейчас) в том, что я принял решение подготовить изменение направления анализа Лоры, но неожиданная демонстрация ею своего восприятия происходящего как бессмысленного заставила меня нарушить расписание терапии?
В тот вечер я пообедал с друзьями и провел запланированный семинар, после которого многие из нас соб- рались для того, чтобы пропустить на ночь по паре рюмок и продолжить дискуссию у одного из коллег. К тому времени, когда я вернулся в гостиницу, я уже совершенно забыл о Лоре, и когда служащие передали мне сообщение о том, чтобы я перезвонил в Балтимор через оператора какой-то междугородной связи, решил, что это либо связано с чем-то личным, домашним, либо звонили из офиса. Я был очень удивлен, услышав в телефоне голос Лоры.
- Доктор Линднер?
- Да, Лора. Что случилось?
- Я уже несколько часов пытаюсь до вас дозвониться.
- Мне очень жаль. Но что же случилось?
- Я не знаю. Я просто хотела поговорить с вами.
- О чем?
- О том, что я чувствую...
- И что же вы чувствуете?
- Я боюсь.
- Боитесь чего?
- Не знаю. Просто боюсь. Ничего определенного - просто всего... Мне трудно быть одной.
- Но большинство других ночей вы проводите в одиночестве, разве не так?
- Да... Но сегодня я чувствую себя как-то по-другому.
- Почему?
- Ну, из-за одного обстоятельства. Вы не в Балтиморе.
Настала тишина, так как я ждал, что она скажет дальше.
- И потом, - сказала она, - мне кажется, вы сердитесь на меня.
- Почему вы так думаете?
- Это из-за моего поведения сегодня. Я знаю, это было нехорошо с моей стороны. Но я ничего не могла с собой поделать. Меня как будто подстрекало что-то внутри меня.
- Что же это было?
- Я не знаю. Я этого еще не поняла. Что-то...
- Давайте поговорим об этом в понедельник,- сказал я.
Снова тишина. Я услышал какой-то отдаленный звук,
в котором, казалось, различил ее крик.
- Вы меня прощаете? - услышал я всхлипывание.
- Мы разберем все, что произошло в этот час, в понедельник,- сказал я, пытаясь найти выход из этой неловкой ситуации. - А сейчас вам лучше всего лечь спать.
- Хорошо, - сказала она кротко. - Извините, что я побеспокоила вас.
-Никакого беспокойства, - сказал я,-Спокойной ночи, Лора, - и я с облегчением повесил трубку.
В пятницу днем я отчитал лекцию и вернулся в свой номер, чтобы немного соснуть перед тем, как начнется мой выходной с обедом в любимом ресторане и долгожданным вечером в театре. Я принял ванну и лег в тихой комнате. Только я задремал, как зазвонил телефон. Звонила моя жена из Балтимора. Она сказала мне, что Лора перерезала себе вены: мне лучше вернуться и побыстрее...
Я и врач сидели в углу комнаты и шепотом разговаривали. На кровати шумно дышала Лора, которую нам с трудом удалось успокоить. Даже в неярком свете можно было заметить, как она бледна. Я видел легкую белую линию, очерчивающую ее губы. На одеяле лежали ее вялые руки. Белые бинты на ее запястьях как обвинение приковывали к себе мое внимание. Время от времени ее руки вздрагивали.
- Я сомневаюсь, чтобы это была серьезная попытка, - говорил мне врач, -хотя, конечно, трудно сказать наверняка. Это гораздо труднее, чем можно подумать, - уйти из жизни. Нужно этого действительно хотеть — хотеть достаточно сильно. Не думаю, что она к этому стремилась. Порез на левом запястье не очень глубок, а на правом - почти царапина. И крови было не очень много.
- Я думаю, вы приехали очень быстро, - сказал я.
- Довольно быстро, - ответил он. - Все произошло так: сразу же после того, как она перерезала себе вены, она начала кричать. Немедленно прибежал сосед и тут же позвонил мне. Мой офис - в том же доме, на первом этаже, и как раз так получилось, что в это время я был там. Я бросился наверх, взглянул на запястья, увидел, что порезы не глубокие, и ...
- Она резала лезвиями? - прервал его я.
- Да, - сказал он и продолжал,- потом я наложил пару жгутов, позвонил в больницу, куда собирался ее отправить, и вызвал скорую. А потом приехал к ней сюда. К этому времени ей уже наложили швы в отделении несчастных случаев. Она все еще была очень возбуждена, поэтому я решил подержать ее здесь день или два. Я сделал ей укол морфия и послал ее наверх.