Гарри Стэк Салливан (1892 - 1949) делал основной акцент в психоаналитической практике на межличностных отношениях. Он полагал, что личность нельзя отделить от межличностных ситуаций и поэтому единственное, что поддается интерпретации,- это межличностное поведение. Таким образом, он считал подлинным объектом исследования не индивидуума как такового, а скорее его взаимодействие с людьми, его окружающими. По мнению Салливана, даже отшельник хранит в себе память о своих взаимоотношениях с другими. Подобно Адлеру и Хорни, он старался сместить акцент в психоанализе с роли инстинктов на область социальной психологии. Главное место в его терапии занимает интервью и техника проведения интервью (беседы). Мастерству проведения интервью один на один он придавал фундаментальное значение.
Как и большинство ведущих практиков, Салливан много времени отдавал преподаванию. Приводимый случай* взят не из его собственной практики, но представляет собой совет ученику по поводу того, как работать с теми специфическими проблемами, с которыми пациент приходит к врачу. Рекомендации Салливана концентрируются на меж личностных отношениях между пациенткой и ее мужем.
Из кн.: Клинические исследования по психиатрии (1956).
Неумелая жена
Салливан комментировал терапевтические проблемы, касающиеся исследующего и интерпретирующего общения с пациентами. Проблема, которая стоит перед врачом в данном случае, заключается в том, чтобы связать между собой те моменты в сообщениях пациента, которые содержат полезную информацию. Такое общение, разумеется, фрагментарно, и поэтому комментарии Салливана по поводу предложенных его коллегами проблем также фрагментарны. По этой причине мы включили как иллюстрацию его терапевтического подхода его комментарии к случаю шизоидной* пациентки, которая сумела, хотя и довольно неотчетливо, сообщить врачу кое-что о своих проблемах.
*Асоциальной, интровертированной. — Прим. ред.
Пациентка - молодая замужняя женщина - держится напряженно, недоверчиво и не расположена к общению. Ее главной трудностью, как следовало из ее описания, было то, что она «бездельничает» большую часть дня. В себе она видит неудачницу. После нескольких месяцев лечение, так сказать, застряло, и вопрос заключается в следующем: с помощью какой техники можно было бы сдвинуть дело с мертвой точки?
Пациентка — продукт в высшей степени травматического детства, так как ее оставила мать, а позднее и отец, который сам был не слишком ответственным человеком, передал ее на попечение родителей матери. В доме бабушки и дедушки с девочкой обращались почти как с прислугой, но, будучи весьма одаренной в умственном отношении, она сумела окончить колледж и даже получить степень в области политической экономии. Она вышла замуж за студента-однокурсника и стала домохозяйкой. Ее муж относился к ней в высшей степени критически в этом качестве и довольно часто рассказывал ей о своих романтических приключениях с другими женщинами, которых он всегда преподносил как романтический идеал. В течение десяти лет брака, в котором появилось двое детей, отношения между супругами непрерывно ухудшались. Муж угрожал разводом и все больше уходил в работу, а жена вела все более замкнутую и неинтересную жизнь.
Салливан: У меня есть несколько соображений, первое из которых - обратить внимание пациентки на то, что даже до недавнего продвижения ее мужа по работе они вполне мюгли позволить себе прислугу хотя бы на часть дня. И поскольку каждое утро у пациентки обнаруживается неосознаваемая, как я полагаю, обида, вызванная предстоящими заботами, я бы начал терапию с вопроса: «Итак, почему же у вас нет прислуги?» Я хотел бы знать - причем она должна совершенно вразумительно объяснить мне — почему у них нет прислуги. И если бы не нашлось никакого удовлетворительного объяснения, я бы спросил: «А почему бы вам не завести?»
Затем я бы перешел к тому, что для человека, посвятившего себя чисто домашней роли, она обладает исключительным образованием и что в данных обстоятельствах та беспомощность, которую она испытывает каждое утро, меня скорее радует, чем огорчает. Неужели же она никогда не слышала о женщинах, которые домашним делам предпочитают что-либо другое? Я бы спросил: «Разве это никогда не приходило вам в голову, или, если приходило, может быть, вам это показалось странным, неестественным?» (Я думаю, что она никогда об этом не задумывалась.) Затем я бы поинтересовался, как это получилось, что она закончила колледж и даже получила степень в области экономики; и поскольку женщины-экономисты встречаются не слишком часто, я бы сказал ей, что, по моему мнению, она, вероятно, следовала своей естественной склонности. Конечно, может оказаться, что она поступила так, потому что ей порекомендовала ее двоюродная бабка Катарина или что-нибудь в этом роде, но это сразу же наводит меня на мысль, что у ее двоюродной бабки голова была на месте.
Я пытаюсь этим заставить ее открыть свое сознание, понять, что дело не в том, что она находится в трудной ситуации, но в том, что она находит эту ситуацию трудной. И, подталкивая ее к пониманию того, что она исключительная женщина с исключительным образованием - и с исключительной склонностью молча страдать от домашних неурядиц,- я надеюсь разрушить скорлупу, в которую заключены ее чувства. До тех пор, я думаю, всякая попытка втолковать ей, как она обижена на своего мужа и т.п., была бы просто интеллектуальным упражнением. Она бы довольно быстро поняла это, но ничего бы не случилось, кроме того, что, возможно, она стала бы воспринимать положение дел еще мрачнее. Но если бы я начал по-другому - если бы удалось заставить ее задуматься, что же она делала все это время и почему никогда не чувствовала себя вправе возражать,-тогда, как нетрудно предвидеть, ее обида могла бы превратиться в гнев.
Я бы попытался раздразнить ее с помощью каких- нибудь заурядных мотивов, не потому, что меня слишком заботят факты, но потому, что в данный момент я стремлюсь вывести ее сознание за пределы того магического круга обособленности, в котором она пребывала все это время. В противном случае не получится ничего, кроме изящного мыслительного упражнения. Должно произойти некое дви- жение ее интереса вовне, должно возникнуть определенного рода сомнение («А ведь все это не было так уж необходимо и неизбежно»), прежде чем можно будет ожидать от нее каких-то действительных наблюдений в вопросе игры межличностных отношений, которая характеризует ее (как и всех нас) и всю ее жизнь. Само отсутствие внешних признаков болезненных переживаний указывает на то, что она очень рано смирилась со своим рабским положением в доме родителей матери, как с нормальным и неизбежным, смирилась с тем, что ее могут лишить возможности общения с людьми, может быть, потому что она недостаточно хороша или недостаточно умна. Я бы попытался выяснить, как она объясняет этот негласный запрет общаться с другими людьми, и, я думаю, в ее словах прозвучало бы указание на то, что внутренне она приняла мнение о том, что - ей нельзя давать свободу. В этот момент я бы спросил: «Ну, а как вы объясните то, что вы пошли учиться в колледж и к тому же выбрали довольно оригинальный предмет (и, кстати сказать, успешно его освоили)?» И после того, как она бы разговорилась об этом, я нажал бы на тему экономики. «Ну, а все-таки как насчет политической экономии? Почему пропал интерес к ней? Ведь у вас и степень доктора, и замуж вы вышли за экономиста, но, насколько я могу судить, с тех пор только он имеет возможность заниматься исследованиями. Или такой поворот устраивал его? Может быть, он даже настаивал на этом? А, может быть, вы просто усвоили его мнение о том, что иметь жену, которая разбирается в его деле, опасно?»
Таким окольным путем, я думаю, удалось бы разбудить у нее возмущение ее мужем. Причем, поскольку это связано с переживаниями довольно далекого прошлого, мне кажется, опасность немедленного взрыва значительно уменьшается. По моему мнению, основная проблема для врача в работе с пациентом такого рода заключается в том, чтобы напасть на такие моменты опыта, которые заставят его сознание раскрыться, что, в свою очередь, приведет к переоценке того, что до сих пор принималось как само собой разумеющееся, как данное Богом.
Я бы решительно добивался того, чтобы однажды эта женщина рассказала мне, как она обсуждала со своим мужем, о чем он думал, когда несколько лет назад ему пришлось писать ей длинные, экстатические письма, сообщая о своей безумной любви к другой женщине. Причем я бы постарался, чтобы она посмотрела на это как на своего рода исследование. «Мне кажется интересной одна проблема, - сказал бы я. - Представьте себе: чей-то муж куда-то уезжает и там безумно увлекается другой женщиной и в своих письмах к жене начинает описывать свою любовь к этой богине. Вопрос вот в чем: как он себе представляет то, что делает?» Причем я опять-таки надеюсь, что речь здесь идет о чем-то довольно далеком, хотя и достаточно интригующем, чтобы она могла теперь спокойно задать несколько вопросов мужу. Думаю, что его они поставят в неловкое положение. Мое мнение о том, почему чей-то муж может поступать таким образом, отнюдь не в пользу мужа. И, возможно, ей представится случай видеть его смущение, что, в свою очередь, заронит у нее мысль: «А ведь этот человек, который всегда жаловался мне на неуверенность в себе, действительно не уверен в себе. Почему же он тогда отыгрывается на мне? Почему я должна быть козлом отпущения?» И я почти уверен, что если она правильно себя поведет, то очень скоро добьется благоприятного результата. Конечно, может быть, я совершенно не прав, но в этой истории ее муж производит на меня впечатление человека, которому слишком долго удавалось выходить сухим из воды: ему посчастливилось найти одну из тех невероятных женщин, которым никогда не приходило в голову, что жизнь не обязательно должна быть скучной и что можно не только давать, но и брать от жизни. Мне думается, воспитание в ней того, что я называю средней дистанцией, началось еще до колледжа, продолжалось в течение ранней супружеской жизни и завершилось большой любовью, объявившейся в жизни ее мужа, любовью, которую он не мог не увековечить в письмах к своей жене. Меня ни в коей мере не интересуют ее отношения с мужем в настоящее время, во-первых, потому что она - никудышний наблюдатель и большую часть своей жизни она старательно смотрела в другую сторону, а во-вторых, она могла бы подумать, что я хочу втянуть ее в какую-то глупость. Видите ли, мне совсем не хотелось бы, чтобы у нее возникло впечатление, что, по моему мнению, ей следует учинить скандал и запустить в него чем-то, потому что бедняга может обратиться в бегство. Он может почувствовать себя совершенно уничтоженным. Я почти не сомневаюсь, что он испытывает сильную неуверенность в себе, и она вдруг обнаружит, к своему удивлению (и долгой благодарной памяти), что она вполне может с ним управляться, если последует предложенной мною тактике.
Я ни в коем случае не требую здесь чего-то такого, что было бы трудно припомнить. Такого рода мыслительное упражнение вполне по силам любому из нас. К чему я стремлюсь в отношении все той же средней дистанции, так это к тому, чтобы оторвать ее взгляд, в буквальном смысле, от выделенной ей для жизни территории. Частично эта проблема будет решена, если ей удастся, мысленно вернувшись в прошлое, изменить свое отношение к тому в полном смысле рабскому существованию, которое она вела в детстве, живя у своих родственников. Неужели она никогда не подозревала, что возможна другая жизнь? Где она была все это время? Какой рок, какое увечье заставили ее покоряться практически на протяжении всей ее жизни тому, что можно назвать полным отсутствием радости. В этом не было бы ничего странного, если бы эта женщина родилась лет сто назад где-нибудь в Новой Англии. В таком окружении ее жизнь протекла бы спокойно. Но, живя в наше время, она уже сотни раз могла бы заметить, но не заметила, что ее жизнь в современном мире всего лишь жалкое подобие той, которую ведут другие люди в сходных обстоятельствах.
Именно так я смотрю на эту ситуацию, и этот подход не кажется мне агрессивным. Ее муж производит на меня впечатление тирана, страдающего от неуверенности в себе. Может быть, он тоже шизоид. Очень может статься, что принцип «жить, радуясь жизни» ему тоже неведом, и почти классически аутистическая любовная связь время от времени - это все, что ему об этом известно. Я бы нисколько не удивился, если бы некоторые из тех женщин, которыми он увлекался, ничего об этом не знали. И для меня также не будет неожиданностью, если в конце концов он придет к выводу, что при всем его нежелании ему не избежать терапии. Я думаю, он также мог бы расширить свой кругозор, что не означает неминуемого потрясения его личности и распада этой супружеской пары. Я бы хотел надеяться, что вместе они даже смогут вырваться из этой немой безрадостности, которая временами душит их, и научатся получать удовольствие от жизни.
КАРЛ РОДЖЕРС
Карл Роджерс (1902 - 1987) представляет одно из наиболее влиятельных направлений в американской психологии. В основном его имя связывается с разработанным им методом терапии, который многим обязан Отго Ранку, одному из пионеров психоанализа, порвавшему с Фрейдом.
Этот вид терапии называют индирективной или центрированной на клиенте терапией. Роджерс полагал, что врач должен относиться к клиенту (он редко употреблял слово «пациент») не как ученый к объекту исследования и не как медик к больному, но как человек, которого глубоко волнуют переживания другого человека. Он также считал, что наилучшая точка зрения для того, чтобы понять поведение индивидуума, - это внутренняя точка зрения самого индивидуума.
Индирекгивная психология пользуется широкой популярностью среди ученых-психологов, потому что этот вид терапии вырос исключительно на почве психологии, а не медицины. Именно эта форма терапии, вероятно, наиболее часто преподается в университетских курсах по технике ведения беседы. По мнению многих, обучиться этой технике сравнительно нетрудно, и ее применение делает лечение успешным и недорогим. Своей тенденцией избежать директивное™, yitopoM на прояснении эмоций и стремлением достичь инсайта индирекгивная терапия близка психоанализу.
Важным вкладом Роджерса в психотерапию следует считать также то, что он начал целый ряд исследований природы психотерапевтического процесса и его результатов. Будучи сам психологом по образованию и работая со специалистами именно в области психологии, Роджерс в гораздо большей степени получил поддержку людей, в основном занимающихся исследованиями, чем другие психоаналитики.
В приведенном ниже случае*, взятом из книги Роджерса (хотя в нем описывается работа другого консультанта), демонстрируются некоторые методы индирективной терапии. Основное значение данного случая заключается не столько в технике, сколько в акценте, делаемом Роджерсом на Достижении и развитии инсайта. Этот случай показывает, как клиент развивает понимание (инсайт) причин своих затруднений.
*Из кн.: Консультирование и психотерапия.
Сердитый подросток
Работа, направленная на достижение инсайта, часто приводит не только к признанию роли, принятой на себя индивидуумом, но и к осознанию тех побуждений, которые вытесняются индивидуумом из своего сознания. Подавляя определенные установки, индивидуум тем самым поддерживает в себе другие компенсаторные установки защитного характера. И только тогда, когда он откровенно признает и принимает как часть самого себя эти менее похвальные чувства, потребность в защитных реакциях постепенно исчезает.
Прекрасный пример достижения такого типа инсайта представляет собой случай девушки шестнадцати лет по имени Кора, которую привел в консультативную клинику и в детскую судебную инстанцию ее отчим из-за того, что ее поведение дома стало неуправляемым. Ее мать была инвалидом и часто длительное время вынуждена была проводить в больнице и в санатории. Ответственность за Кору в основном взял на себя ее отчим, который, однако, обнаружил странное отношение к ней, выказывая ревность к ухаживавшим за ней юношам и вообще ведя себя так, что это наводит на мысль о прямом сексуальном интересе. Когда разногласия в семье стали особенно острыми, по решению судебной инстанции Кора была передана на воспитание в приемную семью, и через некоторое время она попросила о возможности снова встретиться и побеседовать с психологом, с которым несколько раз встречалась во время судебного разбирательства. Она сразу же заговорила о своей семье, причем разговор в основном вертелся вокруг ее отчима. Она с негодованием рассказала, каким образом тот пытался контролировать ее поведение и как беспокойно он вел себя всякий раз, когда она встречалась с каким- либо молодым человеком. Вот как продолжалось это интервью.
После ее рассказа консультант сказала:
- Как ты думаешь, почему это все произошло?
- Я думаю, что он просто подлый, - ответила Кора. - Не могу понять, почему моя мать не останавливает его и почему она всегда ему верит.
Консультант ответила:
- Я говорила с твоей матерью после того, как ты была здесь. Она понимает, что тебя волнует. И, возможно, когда- нибудь это тебе объяснит. Хочешь, я расскажу тебе, о чем мы с ней говорили?
Однако Кора не высказала к этому никакого интереса и снова заговорила о поведении своего отчима:
- Я думаю, он просто хочет, чтобы я все время оставалась дома. Иногда мне даже кажется, что он меня ревнует. Уже несколько человек говорили мне об этом. Например, куратор в школе. Помните, я вам рассказывала. Но я не понимаю, с какой стати ему меня ревновать. Всякий раз, когда я ухожу на свидание, он страшно сердится. Даже не знаю, как это объяснить. Иногда я начинаю думать, что он чокнутый. Он может вести себя по-разному. Он не любит, когда я встречаюсь с итальянцами и вообще не хочет, чтобы я встречалась с парнями. Ревнует? Не понимаю... Если бы он был парнем моего возраста, это бы означало, что он хочет, чтобы я встречалась с ним. Но ведь он женат на моей матери. Не понимаю... Любой парень просто сказал бы об этом. А он только как-то странно себя ведет. Так, как если бы хотел, чтобы мы с ним встречались... Но ведь этого не может быть. Он — ведь муж моей матери... Не знаю, что и думать.
Она явно была очень взволнована и долгое время молчала; потом засуетилась и занервничала.
Консультант'. Что еще ты можешь об этом рассказать.
Кора: Я не знаю, что говорить. Это кажется несправедливым по отношению к моей матери, если это так. Ведь все-таки он ее муж. Это было бы нечестно... И я ничего к нему не чувствую... Просто не понимаю, почему он так ко мне относится. Меня раздражает даже, когда он прикасается ко мне. Правда, к матери он относится очень внимательно. Я понимаю, что ему тяжело, когда она в больнице... Но при чем тут я? Почему бы ему не встречаться с кем-нибудь, с какой-нибудь незнакомой нам женщиной.
Консультант: Может быть, есть какая-то причина, которая заставляет его так особенно к тебе относиться?
Кора: Не думаю, что это потому, что я очень похожа на мать. Правда, многие так говорят. И он тоже. Но я так не думаю. Может быть, конечно, и так. Трудно сказать. Но ведь это ужасно - ведь это моя собственная мать... Да, кажется, что единственная причина - это то, что я напоминаю ему мать.
Она начала говорить о том, какая ее мать замечательная:
- Он ведь женат на моей матери. Он не должен... Почему же он ничего не говорит?.. С какой стати он так ко мне относится... Ведь моя мать рядом. Пусть ее и любит. Может быть, дело в том, что я моложе, и со здоровьем у меня лучше... Не думаю, что дело здесь в сексе, потому что - если только... (здесь последовала длинная пауза). Вообще-то я понимаю, что у него не может быть никакой сексуальной жизни с моей матерью. Она ведь больна. Не знаю... не хочу об этом говорить... Да и о чем тут говорить?
В дальнейшем разговор проходил в том же ключе и был посвящен главным образом ее отчиму. Двумя днями позже Кора пришла на следующее интервью.
Когда Кора вошла, она выглядела очень серьезной.
- Я как будто в тумане. Я все думала, думала... Мне это кажется невозможным. В это просто трудно поверить. То есть, конечно, в этом есть какой-то смысл. Все одно к одному... и все-таки я не могу в это поверить. Как такое может быть?
Консультант объяснила ей, что иногда человек понимает, что нечто возможно, но эмоционально не может этого принять. Затем Кора сказала:
- Но ведь в это невозможно поверить. Мне такое даже в голову никогда не приходило. И вообще я не думаю о таких вещах.
Консультант: Во что именно тебе трудно поверить?
Кора: Трудно поверить (тем не менее я, пожалуй, верю) в то, что у людей могут быть такие чувства. В этом есть что-то нечистое. Я просто содрогаюсь, когда думаю об этом... Наверное, это какой-то пробел в моем воспитании, ведь каждая девушка должна знать о таком... Только подумать, что это мой отчим. Но ведь я не похожа на мою мать... Просто не понимаю, почему он так ко мне относится... Даже не знаю, как это высказать то, что я думаю.
Остаток времени интервью она говорила о разногласиях в семье и том, что, как ей кажется, ей никогда не захочется вернуться домой.
После этого Кора дважды пропустила назначенное ей для интервью время. Наиболее естественным кажется предположение, что то, что она осознала во время этого разговора, оказалось для нее довольно болезненным, и это помешало ей прийти. Следующая встреча с Корой состоялась только через две недели.