- Вы, противный графишка, циник и пошляк! - продолжала кипятиться княгиня.
- Нет, позвольте! Ежели я циник, то уж никак не пошляк, возражал граф, - или, коли вам угодно настаивать на втором пункте, что то есть я пошляк, - тогда не соглашаюсь на циника. Поскольку и честно и прямо заявляю, что хочу вас... осязать, то, пожалуй, я циник, но остаюсь благороден. А вот ежели стану врать про чувства, читать стишки о розах, или того хуже - идеями спекулировать в вашу пользу, вот тут я стану точно - пошляком и вдобавок выйду подлец! Выбирайте, что лучше!
- Это вам, граф, - взвизгнула княгиня, - пора выбрать - кого вы больше любите, - меня или благоверную свою!
- Больше, - потупился граф, - жену. Но сильнее - вас, графиня! вскричал он, падая на одно колено и широко отводя руку. На это княгиня только плюнула на пол и ушла, презрительно дергая турнюром и гремя юбками, мимо Лепы, исполнявшего роль пустого места или каменного изваяния.
- Так вы женаты? - справился Леопольд по уходу женщины.
- Якобы, Леопольд, якобы. Мое имя всегда окружено легендами и ... дымкой.
- Пойдемте ужинать, сегодня у нас дупеля!
XXII
Замечательно ярки и прямы были солнечные лучи. Бриллиантовым блеском били по глазам витые сосульки. Воздух прозрачный и чистый, как хрусталь, сам, без помощи ноздрей и рта, заполнял до отказа грудь. Откуда-то доносились неслыханные звоны и пение таинственных хоров. Лепе казалось, что это сирены с далеких островов манят его к себе, чтобы соблазнить и испытать. Колени его нетерпеливо подрагивали. Мысли и мечты мешались и путались, не давая покоя ногам, и он вынужден был носиться кругами по комнате всякую минуту досуга, чтобы прийти в себя и продолжить рабочие размышления, более глубокие, чем у бандитов.
И Чижа стало не узнать. Откуда-то взялся бархатный голос, округлое брюшко и борода подковкой. Глаза он от Лепы прятал. Дома показывался редко, из чего выходило, что на будущее его планы сильно переменились против прежнего.
По этим причинам, как только все трое очутились вместе, Лепой и был объявлен совет. Совет был коротким и категоричным. Каверзнев ехал на юг к Терентию и звал с собой графа:
- Вам, граф, как репортеру теперь самое место на флоте! Не то или сопьетесь, или... Вот уж там действительно материал! А у Котовского всю жизнь на хвосте не просидите. Терять вам совершенно нечего, - агитировал он, - рядовым вас не сделают, а в офицерской жизни ест много блестящих сторон. Одна только форма флотская дорого стоит. Якорей одних целая пропасть! Резерв ваш сильнее только вас полюбит. И перо отточите на морской теме, будет как жало! Ну?!
Граф помалкивал, пощипывал бакен, потом поднял голову:
- А чиж?
- Чижик, мне кажется, прикипел к своей клубной жизни, пускай еще потешится. После, если надумает, найдет нас на южном флоте. А, Чиж? Лепа вопросительно посмотрел на Чижа. Тот заерзал, достал зачем-то перо, принялся им чиркать по листу бумаги:
- Да, пожалуй, наверно, видимо, скорее всего, что так и выйдет, может быть... Я постараюсь.
Лепа покивал головой и опять обратился к графу:
- Ну же, граф?!
- Да я, собственно, не прочь. Действительно, черт возьми! - граф подошел к окну, расправил плечи. - Смотаться что-ли на море? Решено, еду! - граф обернулся. - Но не теперь. Недели две еще нужно задержаться - дело чести.
- А я еду немедленно! Получу жалованье и в путь, - закрыл совет Леопольд.
Тут же затеялся прощальный ужин. Позвали некоторых знакомых, принесли граммофон с пластинками Федора Шаляпина, и чуть не до самого утра вздрагивали за стенами соседи от их буйных голосов, посудного звона и хватающего за сердце шаляпинского баса.
XXIII
Весть о скором отъезде Каверзнева быстро разнеслась повсюду, проникнув в самые отдаленные и темные закоулки городских трущоб.
Преступный мир ликовал. Воры и разбойники ходили с просветленными ликами и при встрече перемигивались, спрашивая друг друга:
- Что, брат, точно Каверзнев едет?
- Точно! Сам слыхал, - крестился встречный.
- Уж скорее бы...
Желая ускорить это событие, бандиты устроили в своем кругу специальную подписку. В подписке приняли участие даже бомбисты. Каверзнев, как оказалось, и им стал поперек пути. Бомбисты сообща договорились неделю просидеть на хлебе с квасом и временно снизить себестоимость своих самоделковых бомб за свет убавки вложений пороху, укорочения бикфордовых шнуров и более прицельного метания.
В общее дело они внесли 34 с половиной рубля медной мелочью. Деньги бомбисты принесли на воровскую малину и молча высыпали на стол. Уголовники хотели было их высмеять, но, хорошенько рассмотрев их замкнутые лица в поднятых кожаных воротниках и оттопыренные бомбами карманы, передумали связываться и лишь сгребли медь в общую денежную кучу.
Бомбисты удалились, не проронив ни слова и неизвестно чем гордясь.
Вскоре Леопольд нашел под дверью надушенный конверт с изрядной суммой денег и железнодорожным билетом до юга. Некоторое время Лепа ломал голову над природой происхождения этого конверта, но шедший от него запах все сбивал Лепу в сторону каких-то оторванных от реализма фантазий, содержание которых являлось в образах прекрасных влюбленных дам, кладов и прочего такого, что можно повстречать только где-нибудь в дальних странах из детских книжек, куда иначе не добраться, кроме как океан-морем, преодолевая препятствия.
Словом, в означенный час Леопольд забрался в свой вагон-люкс, удобно расположился на мягком сиденьи и помчал, наконец, к югу.
Проспав всю ночь под вагонную раскачку, он проснулся от яркого солнечного света, отраженного огромной сияющей поверхностью, сливающейся с небом и отрезанной берегом, вдоль которого шла насыпь.
Леопольд радостно выскочил из постели, потянулся всеми суставами и бодро принялся за чистку зубов.
XXIV
Леопольд Каверзнев стоял на возвышении, широко расставив ноги и смотрел на раскинувшуюся под ним гавань с военными кораблями.
Кораблей было великое множество. Большие замерли неподвижно, малые сновали туда-сюда по своим неведомым делам.
Тут были и крейсера, и дредноуты, броненосцы с линкорами, и эсминцы с миноносцами. Полный выбор на любой вкус.
Но Лепин придирчивый глаз охотнее останавливался на судах с парусным оснащением или на весельном ходу. Если бы не Терентий, он бы выбрал один из таких.
На всех кораблях развевались андреевские флаги, летали от одного к другому кучерявые угольные дымки. Доносился крик чаек.
Лепа спустился к самому причалу и послал с одной шлюпкой, шедшей на "Потемкин", записку Терентию. Терентия все прекрасно знали и охотно взялись передать послание. Чувствовалось, что и Лепа поднялся в глазах матросов.
Тем же вечером сменившийся с вахты Терентий сидел с Лепой в матросском заведении за пивом и объяснил тому, как поскорее устроиться на службу.
Терентий состоял в боцманской должности. Громадная его грудь украшалась медной дудкой, казавшейся ювелирным украшением. На коленях он держал известного кота, только что поручкавшегося с Каверзневым.
Когда Лепа передал поклон от Григория Котовского, Терентий очень обрадовался, на глаза ему навернулась даже слеза. Он долго и подробно расспрашивал Леопольда о Котовском. Кот же забрался передними лапами на стол и немигающим человеческим взглядом жадно следил за беседой, прислушиваясь к каждому слову.
Терентий сказал Леопольду, что "Потемкин" Готовится уйти в кругосветное плавание, и Лепе следует поспешить с формальностями, чтобы вписаться в команду и получить довольствие.
Лепа обеспамятел от счастия. Тут же побежал к морю и стал там на пристани у самой воды, обдаваемый соленой водяной пылью. Одна из волн чуть было не смыла его вперед всех приключений, благо подвернулся чугунный кнехт, и волна отбежала ни с чем. Лепа не зло ругнулся и вернулся в заведение, где и провел ночь с Терентием в разговорах на сугубо мужские темы.
XXV
На всем юге начиналось чудесное весеннее утро. Встречала его и морская гавань.
Вода была так прозрачна, что совершенно не заслоняла взору вида на морское дно. Оно все было как на ладони, усыпанное разного рода раковинами и поросшее водорослями. Вид открывался фантастический с крабами, морскими коньками и прочими чудищами, незаметными на первый взгляд. Рыбы, само собой.