Все вздрогнули и повернулись к побитому, и тут же всеми одновременно было замечено, что смертельно пострадавший Хобот, бывший минуту назад нормального трупного цвета, то есть фиолетово-сизого, вдруг как бы порозовел. Мало того, он разомкнул поджатые губы и брюзгливо простонал режущим слух металлическим голосом:
- Гады, гады вы, вот что... Резину из живой головы ковырять надо, а пульс, - всхлипнул он, - не надо! - Тут из глаз и носа у него потекло, и раздались рыдания пострадавшего человека. Волосы поднялись ежом у всей опергруппы.
- Чиж! Сукин сын! - не своим голосом закричал Каверзнев, Уволю! Шомполами запорю! Ты что замер, скотина?! Марш за врачом!!!
Чижик на прямых, негнущихся ногах и с, наоборот, согнутой пополам спиной вылетел из помещения, механически вращая локтями.
Вскоре подкатила скорая, и стонущего Хобота уволокли на носилках студенты в халатах, не переставая при том спорить о кооперации и ругать начальство.
покончив с этим делом, Каверзнев открыл рот, чтобы произнести что-либо ободряющее, разрядить обстановку, но Агдам, задумчиво ронявший слюну на паркет, вдруг решительно рванул к дверям, чуть не оборвав повода. Группа, словно по команде, кинулась следом. Такая была у Агдама повадка и все знали - не промахивается пес, только успевай догонять, хотя и были некоторые странности, необъяснимые песьей наукой, но их относили на Агдамовы преклонные годы. А пока нужно было доверять его таинственному потустороннему чутью.
Образовалось грозное, увлекательное зрелище. Случись возле художник или работник кино, немедля один схватил бы кисть, а другой аппарат для съемки, чтобы запечатлеть картину. И не зря потрудились бы, потому что посреди улицы в косых лучах солнца огромными скачками несся пятнистый пес с белыми на красном фоне рядами зубов и паром из ноздрей, а следом, мотаясь на натянутом струной поводке, поспешала оперативная группа, которая, распустя полы пальто и высоко вздымая колена, смело бежала по своему делу, нисколько не пытаясь затормозить бег, чтобы как-нибудь оттянуть встречу с неизвестными бандитами, которые вполне могут всех их перестрелять или зарезать. Нет, они, влекомые чувством долга и сознанием приказа, мчались к цели, храня честь совокупно с молодым задором, как видно поступали и их праотцы отлично от некоторых иных нынешних милицейских. Вскоре группа скрылась за углом, улеглась на дороге поднятая бегущими пыль.
V
Крепкотелый беспечный бандит Харитон Шерстюк, столь небрежно ограбивший Хобота и наделавший столько следов, легко катил тележку на дутом, с ниппелями на резиновом ходу и весело вращал рыжими глазами. В тележке, надежно пристегнутый резинками от эспандера, мягко катился мешок с рулонами холстов и затиснутыми поверх дворцовыми гардинами.
Одна из золоченых кистей высунулась наружу, радуя глаз Харитона своим объемом. Сверкали цацки.
В небесах плескалось беззаботное непорочное солнце, не разбиравшее людей и потому щедро дарящее и Харитона Шерстюка своим весенним теплом.
Сегодня у Шерстюка был выходной. Понятно, что грабеж не был его основной работой. Шерстюк служил в органах милиции. Он курировал лиц с крупными нетрудовыми доходами и находился на хорошем счету, хотя и не отдавал службе всех своих сил. Работая увлеченно, продуктивно, постоянно принося пользу обществу, Харитон считал себя в полном праве иной раз лично разобраться с нарушителем, ощущая себя как бы мечом. В таких случаях он еще вспоминал всегда сужденье о поваре, который не может же не отведать собственного блюда.
Сегодня, будучи как раз в подходящем настроении, Харитон порылся в своих папках, выбрал сведения о Хоботе и, соорудив незатейливый планчик, тем же вечером его и воплотил. На Хобота но давно имел виды и вот результат: худо-бедно...
И вот, ласкаемый вечерним солнышком, Шерстюк везет взятое добро домой, чтобы прибавить его к остальному имению и размышляет, припоминает оглядкой, не совершил ли в предприятии промахов и ошибок, и не надо ли ожидать в этом случае трещины в деле и служебного внимания коллег. Но вид добычи, ее объемистость все не давали Харитону как следует заняться этим полезным анализом, и он поспешно решил, что вроде бы все в порядке. Не зная грядущего, разбойник совершенно не обращал внимания на перебегавших дорогу бездомных котов и даже зафутболил по одному консервной банкой. Кот, вместо того, чтобы убежать, остановился и окинул Шерстюка длинным запоминающим взглядом.
- Не буди лиха... - прозвенела у тротуара банка почти человеческим голосом.
Дома Харитон рассовал все по углам, выпил водки и, накрывшись простыней от мух, крепко уснул.
VI
Поутру, нарядив мундир и фуражку со звездой, так что преступная его личина совершенно скрылась под благородной оболочкой представителя власти, Шерстюк прибыл на службу в свой обжитой кабинетик на верхнем этаже управления, откуда открывался чудный вид на городские крыши.
До обеда Харитон пробыл в роли человека, нашедшего себя в дыроколе и скоросшивателе, обработал кучу служебных бумаг и собрался было в буфет, надеясь покончить там с назойливым похмельем. Но тут к нему заглянул его приятель и однокашник Леопольд Каверзнев. Сейчас было видно, что он пробежал не одну версту. Леопольд в своем клетчатом пальто из Шотландии раскалился, как утюг, утирал беспрестанно лоб и шею, тяжело дышал, вздымая грудь, взгляд его блуждал.
- Здорово, Шерстюк! - обратился он к товарищу.
- Привет, Лепа. Что это ты пенишься? Бежал будто? - по студенчески приветливо отозвался Харитон.
- Не то слово! За этим псом не походишь. Все на рысях. Дух переведу и дальше... Подлец Агдамище, где бы помогать сыску, привел сюда, в управу... Стареет, видать, кобель. Сколько прошу новую собаку, как об стенку горох... Бежит дуром... - Издалека бежите? - равнодушно осведомился Шерстюк. - Да антиквар один есть - Хобот. Какие-то два мерзавца свалили того Хобота, коллекцию его взяли, гардины новые... Башку ему расквасили резиной! В общем, говорит, как есть все подчистили, по миру пустили парня.
- Кто говорит?
- Хобот говорит, да ты его должен знать, он с твоего района.
- Поваленный и говорит? - сощурился Шерстюк. Леопольд не успел ответить.
Раздался жуткий треск продавливаемого снаружи оконного стекла, звон осколков и затем резкий, простуженный голос:
- Всем заткнуться!
Вместе с выкриком в комнату ввалился дикий, заросший свалявшимся волосом человек двухметровой высоты в расползшейся по швам тельняшке и черных, шинельного сукна портках.
В одной столбовой руке он держал неведомой конструкции грубо опиленный обрез с устрашающим диаметром ствола, в другой - пучок поводков, на которых дергались в яростном порыве облезлые разномастные коты на ошейниках. Коты дружно вопили разинутыми ртами, топорщили усы и, явно глумясь и хулиганя, вовсю старались походить на хозяина.
- В чем дело? - осевшим голосом пискнул Каверзнев.
Одновременно сиганул со своего места Харитон, опрокинув со стола канцелярскую принадлежность.
- Руки за голову! - рявкнул гигант, - Оба! Я народный мститель Матрос Терентий! - с этими словами он выпустил поводки, и коты с дружным ревом накинулись и принялись рвать в клочья Шерстюка, а Каверзнев, крепко зажмурившись, отсчитывал изумленным гаснущим рассудком получаемые по роже удары. При этом в голове его прыгали детские вопросы: "Почему? За что? Что я такого сделал?" и еще:"Почему он такой большой?"
Когда число ударов перевалило за дюжину, опять прогремел анафемский голос из-под самого потолка, а может и с небес:
- Патронов на вас жаль, паскудное семя! Обо мне ни слова, иначе...кранты!!! - Под абажуром с треском лопнула лампочка, а дикий Терентий навел обрез в сторону сейфа и произвел выстрел. Раздался звук, как при разгрузке листовой стали, потом из дула вырос столб оранжевого огня, вследствие чего в сейфе образовалась пробоина с коровью голову, из которой наружу хлынула вода.
Матрос из-под обломков уничтоженного графина извлек папки с бумагами и, сложив кучей, поджег. Помещение ненадолго окуталось дымом.
Когда дым рассеялся и вышел в разбитое окно, открылась ужасающая картина разгрома, в центре которой лежали охающие Харитон с Леопольдом, окровавленные и, почему-то, в репьях.
VII
Спустя час оба пострадавших, искусно декорированные повязками, наклейками и зеленкой, представлены были своему смежнику, полковнику ГБ Чуку.
- Дело не шуточное, - приступил полковник, - Терентий этот давно нам поперек горла. Забрал себе в голову не по уму, на власть замахивается, шизоид значит, социально опасен. Без места жительства, обретается на крышах в центре города. Облавы не дали результата уходит между пальцев, - полковник растопырил и показал пальцы, - даже словесного портрета нету, никто не называет. Теперь на вас надежда, докладывайте, - перевел он острый взгляд с одного на другого и назад. Харитон отрицательно качал головой, Леопольд же сокрушенно мычал и все сползал со стула; разводил лишь руками, желая объяснить размер повстанца. Но в целом оба имели в виду, что ничего не помнят. Потом Шерстюк сказал, да не складно как-то, что помнит одного кота.
Полковник это и другое все остальное переписал в блокнот, поскреб глубокомысленно в затылке и, отпуская пострадавших оперативников, посулил разобраться и довести дело до ума.
VIII
Прытко бежали дни. Природа, как всегда равнодушная к человеческим событиям, являла участникам драмы то синее, с солнцем посередине, небо, то пасмурный, туманный воздух с дождем и дымом. Благодаря ее все время одинаковым законам, на потрепанном Шерстюке вскоре подзажили кошачьи раны, и он вновь был вызван к полковнику в приказной форме.
- Харитон, - доверительно обратился к нему Чук, - кончай ты это дело - отлеживаться. Работы чертова пропасть. Надо нам помогать, и ваше чтобы тоже двигалось. Бери счас Каверзневы дела, пока он еще долежит в госпитале, сам ведь видал, каковы у него ранения, с Хоботом разберись - чего там. Тем более, он и по твоим каналам проходил. Дело важное, так что даже не твоего ума - во как! Во главу угла его поставь. В блин разбейся для Хобота! После к нам примкнешь - Терю этого ловить. Если постараешься - возьму тебя к себе...в органы, воздел полковник палец, вытаращив при этом глаза, в кабинете же стемнело, смерклось.
Полковник Чук был в новой, тщательно отпаренной форме. На плечах его сурово мерцали погоны со звездами. Кроме того, он был одарен густыми бровями и столь же густым голосом. Лицо его несло чуть смягченную запахом одеколона печать закона. Такой это был человек, что всегда представлялось будто стоит за ним мрачная тень в плаще. Плащ же красно-буро-малиновый, тяжелый, вразлет. Нельзя себе представить такого за бутылочкой недорогого винца или в обществе каких-нибудь...дам. Одно из двух: или дамы, или... одно из двух...
Поэтому, когда из его властных уст прозвучало: "Органы!", то Харитона проняло, он вздрогнул, и на миг позабыл даже, что сам в форме и при кобуре. Он обмер, а в воздухе что-то тихо лопнуло, и повис вибрирующий дребезжащий звук.
Перемена в подчиненном по званию не ускользнула от начальственного ока.
- Что с тобой, Шерстюк?
- Боюсь не справлюсь, дело шибко запутанное, - засопротивлялся было Харитон.
- А тебе бы распутанное подали? На чужом чтобы горбу в рай въехать? Не кобенься, Шерстюк, это приказ! - нажал Чук, - помощника тебе выделим, есть подходящий, вот и справишься.