А для тех, кто уже совершил очищение, есть некоторые полезные приемы. Приемы он придумал такие: медленно и постепенно, всегда одним и тем же образом, начиная от все более мелкого, переводить себя к созерцанию вечного и сродного ему бестелесного, чтобы полная и внезапная перемена не спугнула и не смутила нас, столь давно привыкших к такой дурной пище. Вот почему для предварительной подготовки душевных очей к переходу от всего телесного, никогда нимало не пребывающего в одном и том же состоянии, к истинно сущему он обращался к математическим и иным предметам рассмотрения, лежащим на грани телесного и бестелесного (эти предметы трехмерны, как все телесное, но плотности не имеют, как все бестелесное),- это как бы искусственно приводило душу к потребности в [настоящей ее] пище. Подводя с помощью такого приема к созерцанию истинно сущего, он дарил людям блаженство,- для этого и нужны были ему математические упражнения.
Что же касается учения о числах, то им он занимался вот для чего (так пишут многие, и среди них - Мо-дерат из Гадира, в II книгах кратко изложивший мнения пифагорейцев). Первообразы и первоначала, говорил он, не поддаются ясному изложению на словах, потому что их трудно уразуметь и трудно высказать, оттого и приходится для ясности обучения прибегать к числам. В этом мы берем пример с учителей грамматики и геометрии. Ведь именно так учителя грамматики, желая передать звуки и их значение, прибегают к начертанию букв и на первых порах обучения говорят, будто это и есть звуки, а потом уже объясняют, что буквы - это совсем не звуки, а лишь средство, чтобы дать понятие о настоящих звуках. Точно так же учителя геометрии, не умея передать на словах телесный образ, представляют его очертания на чертеже и говорят: "вот треугольник", имея в виду, что треугольник - это не то, что сейчас начерчено перед глазами, а то, о чем этим начертанием дается понятие. Вот так и пифагорейцы поступают с первоначальными понятиями и образами: они не в силах передать словесно бестелесные образы и первоначала и прибегают к числам, чтобы их показать. Так, понятие единства, тождества, равенства, причину единодушия, единочувствия, все-целости, то, из-за чего все вещи остаются самими собой, пифагорейцы называют Единицей; Единица эта присутствует во всем, что состоит из частей, она соединяет эти части и сообщает им единодушие, ибо причастна к первопричине. А понятие различия, неравенства, всего, что делимо, изменчиво и бывает то одним, то другим, они называют Двоицею; такова природа Двоицы и во всем, что состоит из частей. И нельзя сказать, что эти понятия у пифагорейцев были, а у остальных философов отсутствовали,- мы видим, что и другие признают существование сил объединяющей и разъединяющей целое, и у других есть понятия равенства, несходства и различия. Эти-то понятия пифагорейцы для удобства обучения и называют Единицей и Двоицей; это у них значит то же самое, что "двоякое", "неравное", "инородное". Таков же смысл и других чисел: всякое из них соответствует какому-то значению. Так, все, что в природе вещей имеет начало, середину и конец, они по такой его природе и виду называют Троицей, и все, в чем есть середина, считают троичным, и все, что совершенно,- тоже; все совершенное, говорят они, исходит из этого начала и им упорядочено, поэтому его нельзя назвать иначе, чем Троицей; и, желая возвести нас к понятию совершенства, они ведут нас через этот образ. То же самое относится и к другим числам. Вот на каких основаниях располагают они вышеназванные числа. Точно так же и последующие числа подчинены у них единому образу и значению, который они называют Десяткою [то есть "обымательницей"] (будто слово это пишется не "декада", а "дехада"20). Поэтому они утверждают, что десять - это совершенное число, совершеннейшее из всех, и что в нем заключено всякое различие между числами, всякое отношение их и подобие. В самом деле, если природа всего определяется через отношения и подобия чисел и если все, что возникает, растет и завершается, раскрывается в отношениях чисел, а всякий вид числа, всякое отношение и всякое подобие заключены в Десятке, то как же не назвать Десятку числом совершенным?
Вот каково было использование чисел у пифагорейцев. Из-за этого и случилось так, что самая первая философия пифагорейцев заглохла: во-первых, излагалась она загадками, во-вторых, записана она была по-дорийски, а так как это наречие малопонятное, то казалось, что и учения, на нем излагаемые, не подлинны и искажены, и, в-третьих, многие, выдававшие себя за пифагорейцев, на самом деле вовсе таковыми не были. Наконец, пифагорейцы жалуются, что Платон, Аристотель, Спевсипп, Аристоксен, Ксенократ присвоили себе все их выводы, изменив разве лишь самую малость, а потом собрали все самое дешевое, пошлое, удобное для извращения и осмеяния пифагорейства от позднейших злопыхательствующих завистников и выдали это за подлинную суть их учения. Впрочем, это случилось уже впоследствии.
Пифагор со всеми друзьями немалое время жил в Италии, пользуясь таким почтением, что целые государства вверяли себя его ученикам. Но в конце концов против них скопилась зависть и сложился заговор, а случилось это вот каким образом. Был в Кротоне человек по имени Килон, первый между гражданами и богатством, и знатностью, и славою своих предков, но сам обладавший нравом тяжелым и властным, а силою друзей своих и обилием богатств пользовавшийся не для добрых дел; и вот он-то, полагая себя достойным всего самого лучшего, почел за нужнейшее причаститься и Пифагоровой философии. Он пришел к Пифагору, похваляясь и притязая стать его другом. Но Пифагор сразу прочитал весь нрав этого человека по лицу его и остальным телесным признакам, которые он примечал у каждого встречного, и, поняв, что это за человек, велел ему идти прочь и не в свои дела не мешаться. Килон почел себя этим обиженным и оскорбился; а нрава он был дурного и в гневе безудержен. И вот, созвав своих друзей, он стал обличать перед ними Пифагора и готовить с ними заговор против философа и его учеников. И когда после этого друзья Пифагора сошлись на собрании в доме атлета Милона (а самого Пифагора, по этому рассказу, между ними1 не было: он уехал на Делос к своему учителю Фереки-ду Сиросскому, заболевшему так называемой вшивой болезнью, чтобы там ходить за ним и лечить его), то дом этот был подожжен со всех сторон и все собравшиеся погибли; только двое спаслись от пожара, Архипп и Лисид (рассказывает Неанф), и Лисид бежал в Элладу и стал там другом и учителем Эпаминонда. А по рассказу Дикеарха и других надежных писателей, при этом покушении был и сам Пифагор, потому что Ферекид скончался еще до его отъезда из Самоса; сорок друзей его были застигнуты в доме на собрании, остальные перебиты порознь в городе, а Пифагор, ли-шась друзей, пустился искать спасения сперва в гавань Кавлония, а затем в Локры. Локрийцы, узнав об этом, выслали к рубежу своей земли избранных своих старейшин с такими словами к Пифагору: "Мы знаем, Пифагор, что ты мудрец и человек предивный, но законы в нашем городе безупречные, и мы хотим при них жить, как жили, а ты возьми у нас, коли что надобно, и ступай отсюда прочь, куда знаешь". Повернув таким образом прочь от Локров, Пифагор поплыл в Тарент, а когда и в Таренте случилось такое же, как и в Кротоне, то перебрался в Метапонт. Ибо повсюду тогда вспыхивали великие мятежи, которые и посейчас у историков тех мест именуются пифагорейскими: пифагорейцами назывались там все те единомышленники, которые следовали за философом.
Здесь, в Метапонте, Пифагор, говорят, и погиб: он бежал от мятежа в святилище Муз и оставался там без пищи целых сорок дней. А другие говорят, что когда подожгли дом, где они собирались, то друзья его, бросившись в огонь, проложили в нем дорогу учителю, чтобы он по их телам вышел из огня, как по мосту; но, спасшись из пожара и оставшись без товарищей, Пифагор так затосковал, что сам лишил себя жизни.
Бедствие это, обрушившись на людей, задело вместе с этим и науку их, потому что до этих пор они ее хранили неизреченно в сердцах своих, а вслух высказывали лишь темными намеками. И от Пифагора сочинений не осталось, а спасшиеся Архипп, Лисид и остальные, кто был тогда на чужбине, сберегли лишь немногие искры его философии, смутные и рассеянные. В одиночестве, угнетенные случившимся, скитались они где попало, чуждаясь людского общества. И тогда, чтобы не погибла вовсе в людях память о философии и чтобы за это не прогневались на них боги, стали они составлять сжатые записки, собирать сочинения старших и все, что сами помнили, и каждый оставлял это там, где случалось ему умереть, а сыновьям, дочерям и жене завещал никому это из дому не выносить: и это завещание они долго соблюдали, передавая его от потомка к потомку.
Можно думать (говорит Никомах), что недаром они уклонялись от всякой дружбы с посторонними, а взаимную свою дружбу бережно хранили и обновляли, так что даже много поколений спустя дружба эта в них оставалась крепка; доказательство этому - рассказ, который Аристоксен (по словам его в жизнеописании Пифагора) сам слышал от Дионисия, сицилийского тирана, когда тот, лишившись власти, жил в Коринфе и учил детей грамоте21. Рассказ этот таков. Жалобами, слезами и тому подобным люди эти гнушались более всего и улещиваниями, мольбами и просьбами - тоже. И вот Дионисий пожелал проверить на опыте, точно ли говорят, будто они и под страхом смерти сохраняют друг другу верность. Сделал он так. Он приказал схватить Финтия и привести к себе, и Финтию он заявил, что тот повинен в преступном заговоре, изобличен и приговорен к смерти. Финтий ответил, что, коли так решено, он просит отпустить его лишь до вечера, чтобы кончить все дела свои и Дамоновы: он Дамону товарищ и друг, и притом старший, так что главные их заботы по хозяйству лежат на нем. Пусть его отпустят, а Дамон побудет заложником. Дионисий согласился; послали за Дамоном, он услышал, в чем дело, и с готовностью остался заложником, пока не вернется Финтий. Изумился Дионисий; а те, кому первому пришло в голову такое испытание, потешались над Дамоном, не сомневаясь, что он брошен на верную смерть. Но не успело закатиться солнце, как Финтий воротился, чтоб идти на казнь. Все были поражены; а Дионисий принял обоих в объятия, расцеловал и просил их принять его третьим в их дружеский союз, но как он об этом ни умолял, они не согласились. Все это Аристоксен, по его словам, слышал от самого Дионисия. А Гиппобот и Неанф рассказывают это о Миллии и Тимихе22.
КОММЕНТАРИИ
Порфирий (ок. 232 - ок. 301 гг. н. э.) - ученик Плотина, располагал для своей биографии Пифагора приблизительно теми же материалами, что и Диоген Лаэртский, но в своем изложении уже гораздо больше внимания уделяет легендам о волшебстве и чудотворстве Пифагора.
1 Ср. выше у Диогена, VIII, 1.- 416.
2 Семь наук (обычно - грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия, музыка) - энциклопедический канон, сложившийся в поздней античности.- 416.
3 Синхронизация "расцвета" Пифагора с его переселением в Италию.- 417.
4 Имя Астрей означает "звездный".- 417.
5 Так греки осмысляли демотическое, иератическое и иероглифическое письмо Древнего Египта.- 418.
6 Забрат, или Зарат,- искаженное имя Зороастра - Заратуштры.- 418.
7 См. у Диоген. VIII, 2 и Геродот. Ист. IV, 95.- 418.
8 Смерть Аполлона - осколок древнейших мифов, в которых Аполлон выступает как умирающее божество природы.
Триоп - сын Посидона, правнук Эллина, прародителя эллинского народа.418.
9 Идейские дактили (от Иды, горы на Крите) - демоны, чтимые на Крите; считалось, что они научили людей пользоваться огнем и железом.- 418.
10 Древнейший хтонический миф о смерти и воскрешении Зевса-Загрея, растерзанного титанами.
Всесожжение - особенно торжественная жертва божеству, когда сжигалось на алтаре жертвенное животное целиком, а не только несъедобные части.- 418.
И Четверка считалась священным числом как последний член прогрессии 1+2+3+4=10, первый квадрат ("число справедливости") и основа деления на 4 времени года, 4 возраста и т. д. - 419.
12 Гомер. Ил. XVI, 51-60.- 420.
13 Искаженное Кае, река в Метапонте. У Диогена Ла-эртского (VIII, II) название другое. - 430.
14 См. прим. 8 к VIII, И. Об Абариде подробнее см.: .Геродот. Ист. IV, 36.-420.
" СМ. VIII, 60 (об Эмпедокле), 1 (об Эпимениде).- 421.
16 Эмпедокл, фр. 129 (пер. Г. Якубаниса).- 421.
17 Напротив нас, т. е. по другую сторону огня, образующего центр мироздания: поэтому Противоземля невидима нам.- 421.
18 Ср. прим. к VIII, 12. - 422.
19 У Диогена Лаэртского (VIII, 8 и 21) - Фемисток-лея.- 423.
20 От глагола dechoinai (принимать).-425.
21 После падения тирании в Сицилии в 343 г. до н. э.__
426.
22 Окончание биографии не сохранилось.- 426.
Изданные источники о Пифагоре и его учении
1. Фрагменты Ранних Греческих Философов. Часть 1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики / Изд. подгот. А. В. Лебедев.- М.: Наука, 1989.- 576 с. (О Пифагоре и пифагорейских философах - с. 138-156, 465-505);
2. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / АН СССР, Ин-т философии; Общ. ред. и вступ. статья А. Ф. Лосева.- М.: Мысль, 1979.- 620 с.- (Филос. наследие); кн. VIII Пифагор (с. 332-346);
3. Порфирий. Жизнь Пифагора // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / АН СССР, Ин-т философии. Общ. ред. и вступит, статья А. Ф. Лосева.- М.: Мысль, 1979.- 620 с. (Филос. наследие) Порфирий. Жизнь Пифагора (449-461). Пер. М. Л. Гаспарова;
4. Ямвлих. Жизнь Пифагора/ Изд. подгот. В. Б. Черниговский.- М.: Алетейя, Новый Акрополь, 1998.- 248 с;
5. Плутарх. Застольные бесещл/ изд. подгот. Я. М.Боровский и др.- Л.: Наука ЛО, 1990.- 592 с; о Пифагоре с.74, 80, 120, 139-140, 150, 152-154, 433, 448, 457, 461;
6. Плутарх. Исида и Осирис.- Киев: УЦИММ - ПРЕСС, 1996.- 252 с.
7. Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского/ Изд. подгот. Е. Г. Рабинович.- М.: Наука, 1985.- 328 с;
8. Жмудь Л. Я. Пифагор и его школа.- Л.: Наука ЛО, 1990;
9. Пифагорейские Золотые стихи с комментарием Гие-рокла / Пер. с древнегреч. И. Ю. Петер.- М.: Алетейа, Новый Акрополь, 2000.- 160 с.
10. Фол А. Химните на Орфей.- София.: Издат. "БОРИНА", 1995-240 с.
11. Pitagorici. Testimonianze e frammenti. Fasc. 1-З./Ed. Timpanaro Cardini M.- Firenze, 1969;
12. Burkert W. Lore and Science in Ancient Pytha-goreanism.- Cambr. (Mass.), 1972;
13. Die Fragmente der Vorsokratiker. Griechisch und Deutsch von Hermann Diels, hrsg. v. W. Kranz, Bd. I-III. В., 1951-1952;
14. De Vogel С J. Pythagoras... Assen, 1966;