Белгород, Харьков, Лозовая, Екатеринослав, Люботин, Дарница... Бронепоезд, громя из своих орудий отборные петлюровские части с тяжелыми боями прорвался в Киев - на помощь истекающему кровью героическому "Арсеналу". Освобождение Киева, установление в нем Советской власти навсегда связаны с подвигами легендарного бронепоезда.
Но возвратимся в Петроград.
Одновременно с наступлением корпуса генерала Краснова контрреволюция готовилась ударить с тыла. Верные прислужники буржуазии - эсеры и меньшевики - образовали "Комитет спасения родины и революции", вооружили юнкеров, офицеров и утром 29 октября подняли контрреволюционный мятеж.
Восстали Владимирское, Павловское пехотные, Николаевское инженерное, Михайловское артиллерийское училища и Пажеский корпус. Юнкера захватили в Михайловском манеже броневики и с их помощью овладели Центральной телефонной станцией, военной гостиницей "Астория" и царскосельским вокзалом, рассчитывая, что по этой ветке прибудут казачьи эшелоны.
Все главные силы столичной Красной гвардии в день восстания юнкеров были на фронте. Однако Военно-революционный комитет, еще ночью узнав о предстоящем выступлении мятежников, сумел, по указанию Ленина, опередить юнкеров и организовать сокрушительный отпор.
Снова тревожные гудки подняли рабочих. В утренней полумгле, отзываясь на призыв партии, шли к сборным пунктам питерские пролетарии. К утру новые тысячи красногвардейцев стояли под ружьем.
Двухтысячная колонна, готовая выступить, выстроилась во дворе Путиловского завода. Член Военно-революционного комитета отобрал человек пятьсот, остальным предложил разойтись по цехам. Но не тут-то было. Из задних рядов колонны рабочие начали перебегать в передние.
Так было на каждом заводе. К вечеру все гнезда эсеро-меньшевистского "Комитета спасения" были разгромлены, контрреволюционный мятеж юнкеров подавлен.
Разгром мятежа в Питере, появление на фронте артиллерии Путиловского и Обуховского заводов решили исход борьбы с восставшим казачьим корпусом.
Рано утром 30 октября три артиллерийских залпа послужили сигналом к началу атаки на казачьи полки по всему фронту. Казачий корпус все еще имел перевес в огневой силе. Вражеская артиллерия пыталась перекрыть нам путь плотным заградительным огнем. Под ее прикрытием в наступление перешли казачьи сотни.
Но красногвардейцы не дрогнули. Снова, все нарастая, гремит многоголосое "ура" - цепи пошли в атаку.
Красногвардейцы, солдаты, матросы спускались по склонам вниз. Пулковские высоты словно ожили. Казалось, весь народ шел стеной на бунтовщиков.
Неопытные в искусстве ведения боя, но полные решимости, с криками "ура", "Не быть Керенскому в Питере!", "Победа или смерть!", "За власть Советов!" бойцы бежали во весь рост. Это приводило к значительным потерям, но бойцы неудержимой лавиной катились вперед.
Именно это стремительное наступление во весь рост, с открытой грудью в матросских тельняшках под пулеметно-ружейным и артиллерийским огнем привело в смятение и ужас казаков. Их цепи дрогнули. Конная атака казаков захлебнулась, разбилась о стойкость правого фланга Колпинского отряда, который прикрывали два броневика. Глубокими воронками изрыли все вокруг них казачьи снаряды. Одна машина остановилась. Казачья сотня, решив, что броневик подбит, с обнаженными шашками бросилась в атаку. Красногвардейцы подпустили казаков поближе, а затем открыли огонь из винтовок и двух пулеметов броневика. Казачья сотня была отброшена с большими потерями.
Поддерживаемые артиллерией, наши отряды все заметнее теснили казаков. 30 октября, примерно к 20 часам, мы заняли Царское Село, а утром 31 октября - Гатчину. Генерал Краснов со всем своим штабом сдался в плен, а Керенский бежал.
Ночь восьмая
Она - особенная: пролетариат Петрограда встречал отряды Красной гвардии, революционные войска, одержавшие свою первую победу.
У триумфальных Нарвских ворот, построенных почти сто лет тому назад в честь возвращавшейся после похода в Париж царской гвардии, народ торжественно встречал свою молодую Красную гвардию. Отряд за отрядом проходили мы торжественным маршем. Всюду стояли толпы радостных рабочих, женщин, детей - народ приветствовал нас, солдат революции. Старая Нарвская площадь, свидетельница многих событий, никогда еще не звенела такими радостными, веселыми голосами.
Незабываемые минуты...
И еще несколько слов в заключение этой главы.
На одной из встреч с молодежью меня как-то спросили:
- А правда ли, что в дни Октября погибло всего шесть человек восставших?
- Правда, - сказал я, - шесть да еще сотни тысяч и еще двадцать миллионов... Наша революция - действительно самая бескровная, самая гуманная за всю историю человечества, но на ее знамени кровь не только героев штурма Зимнего, а и тех, кто сражался на баррикадах Пресни, брал Перекоп. Кровь героев октябрьских боев в Москве, и киевских пролетариев - арсенальцев, и многих тысяч бойцов, павших за власть Советов, и Ленина кровь - на чистом знамени революции.
Под этим знаменем в годы Великой Отечественной войны стояли насмерть, шли в бой защитники Киева и Москвы, Одессы и Тулы, Севастополя и Волгограда.
И умирали за революцию.
Революция жива, как жив и бессмертен ее вождь - Ленин.
Об этом очень хорошо сказал почти полвека тому назад Бернард Шоу.
- Вы не должны думать, - говорил он в речи, произнесенной в киностудии "Союзкино" в Ленинграде, - что значение Ленина - дело прошлого, потому что Ленин умер. Мы должны думать о будущем, а значение Ленина для будущего таково, что если опыт, который Ленин предпринял, - опыт социализма - не удастся, то современная цивилизация погибнет, как уже много цивилизаций погибло в прошлом...
Если другие последуют методам Ленина, то перед нами откроется новая эра, и нам не будут грозить крушение и гибель, для нас начнется новая история, история, о которой мы теперь не можем даже составить себе какого -либо представления. Если будущее с Лениным, то мы все можем этому радоваться; если же мир пойдет старой тропой, то мне придется с грустью покинуть эту землю{157}.
Тут ни убавить, ни прибавить.
Революция, Ленин для Бернарда Шоу, для всех нас - не вчерашний, а сегодняшний, завтрашний день человечества.
Разве не подтверждается это всем тем, что с тех пор происходило и происходит в мире?
Уроки Ильича
Вечерние курсы в Смольном. Разбор письма. Матрос Богун. В смольненской столовой. Народная милиция или регулярная армия? Рождается название. Быть или не быть? Условия одной задачи. Интересный вопрос. "Не надо бояться человека с ружьем..." Совещание "на равных".
С 15 ноября (по старому стилю) 1917 года по март 1918 года я учился на курсах агитаторов - организаторов совдепов и отрядов Красной гвардии при ЦК партии в Смольном.
Курсы были вечерними. Днем мы выполняли свои обязанности (я тогда был командиром 2-го отряда Красной гвардии и работал уполномоченным 1-го отдела Петроградской чрезвычайной комиссии), а в 16.00 мы собирались в одной из классных комнат Смольного, иногда - в Малом зале.
Среди слушателей - партийные и советские работники, чекисты, организаторы и командиры отрядов Красной гвардии. Всего нас было человек 60. Моим близким товарищем вскоре стал Леонид Николаевич Старк, член партии с 1905 года. Сын царского адмирала, активный участник всех трех революций, он неоднократно сидел в тюрьмах, отбывал ссылку, познал эмиграцию. После гражданской войны партия направила Старка на дипломатическую работу. И встретились мы с ним после долгого перерыва в Кабуле, куда Л. Н. Старк прибыл послом, а я - военным атташе. Хотя после Афганистана мы виделись редко, но поддерживали добрые отношения до самой его смерти.
Вместе с нами учились и другие товарищи, оставившие заметный след в истории революции, молодой Страны Советов. Такие, как А. Артузов заместитель Ф. Дзержинского, один из первых руководителей советской контрразведки, хорошо известный по операции "Трест" и захвату Б. Савинкова. Член Петросовета С. Корчагин, заместитель наркома по военным делам К. Мехоношин, В. Волокушин - в годы гражданской войны комиссар полка, бригады. А заведовал курсами работник аппарата ЦК А. Смирнов. Среди преподавателей В. И. Ленин, Я. М. Свердлов, Ф. Э. Дзержинский, Н. И. Подвойский, Н. Б. Крыленко и А. М. Коллонтай.
Помню, с каким нетерпением мы ожидали первую лекцию В. И. Ленина. Состоялась она 14 или 15 декабря 1917 года в Малом зале Смольного.
Легкой, стремительной походкой Владимир Ильич подошел к столу, поздоровался с нами, положил на стол папку, вынул из нее несколько листиков бумаги, внимательно просмотрел и сказал:
- Товарищи, я получил замечательное письмо от одного учителя Вологодской губернии. Давайте на сегодняшнем занятии займемся им, обсудим. Но сначала необходимо это письмо прочитать. Нет возражений против такого порядка?
Мы дружно ответили:
- Нет!
Владимир Ильич, выступая, обычно говорил очень быстро, но письмо стал читать неторопливо, пункт за пунктом, останавливаясь на отдельных местах, как бы давая нам время поразмыслить.
Письмо действительно оказалось интересным и сразу! овладело нашим вниманием. Учитель-большевик писал об организации Советской власти на селе, о борьбе с кулачеством, о том, как активисты объединяют вокруг себя бедноту и батраков.
Письмо заканчивалось так: "Дорогой Владимир Ильич, если Вам трудно в борьбе с буржуазией, со всякого рода контрреволюцией, напишите нам. Мы пошлем отборную сотню красногвардейцев, даже на своих конях".
Порядок обсуждения был такой. Брался конкретный вопрос из письма, выступало 5-6 человек; каждый излагал свое мнение. Затем переходили к следующему вопросу, и все повторялось. Владимир Ильич обычно высказывался последним. У каждого выступающего он спрашивал фамилию, откуда родом, с какого завода, из какой части, губернии.
Письмо вологодца обсуждалось при активнейшем участии всех слушателей. Время пролетело незаметно. Владимир Ильич положил письмо в папку: "На этом мы наше занятие заканчиваем".
Мы чуть ли не хором закричали: "А лекция?" Ильич, несколько озадаченный нашим вопросом, улыбнулся: "Я думаю, такая форма занятий полезней лекции". И это действительно было так. Такие занятия, когда по одному и тому же вопросу излагались разные точки зрения, когда истина не навязывалась, а как бы рождалась в споре, все чаще, с легкой руки Владимира Ильича, стали практиковаться на курсах.