Старейшина - арбитр вофров - уже стоял за их спинами. Он вымеривал, выценивал глазами лошадь, но ничего не мог прибавить к сказанному. Одиннадцать номисм. Да. Цена почти максимальная на Амастрианской площади. Продавец кобылки, который думал о несчастном дне, о том, что репутация арабской красотки загублена ее прытью - а чего еще ждать в такой судный для Города день? - смотрел теперь на Филоктета с восхищением. Одиннадцать номисм! Он верил, что пойди они сейчас к главному оценщику города Мраморной Руке, и та дала бы за кобылку ровно столько же. И тут ему вспомнилась - как неуместно! - Мраморная Крыса, которая только что...
Крыса напугала полгорода.
А одна женщина, спешившая к дальним причалам Золотого Рога увидеть, так ли грозна опасность, о которой уже кричали все, чуть не наступила на нее, на бежавшую Мраморную Крысу, поскользнулась и вскоре умерла тут же посреди улицы от разрыва сердца.
Говорят, что на рыбных причалах Золотого Рога сам эпарх видел, как эта огромная крыса, длиной в половину человеческой руки, с хвостом еще более длинным, прыгнула с пристани в воду. Вздрогнули рыбачьи баркасы на волне. Эпарх отвернулся и сделал вид, что ничего не было. Но кругом было достаточно глаз.
Эпарх лично прибыл на причалы - увидеть, сколько рыбы получит Город в этот день, когда славяне смели ночную ловлю, когда причалы под морскими стенами оказались закрыты. Он пришел упредить малейшее взвинчивание цен. Все уже знали - началась тяжелая осада. И Мраморная Крыса, бежавшая из Города, говорила это лучше всех. Она словно нарочно показалась эпарху в последнем своем прыжке.
Закончив дела на причале, эпарх с небольшой свитой поскакал к Вуколеону. Он помчался на белом коне по периметру Города - вдоль Золотого Рога, потом мимо морских стен. Чтобы видеть и слышать, как реагируют ромеи на славянский флот.
- Это мираж! Не верьте! Это мираж! - закричал человек в богатой одежде. Как золотой шарик, он скатился внутрь города со стены и скрылся из вида эпарха...
Он бежал к улице Меси, по ней - к Золотым Воротам. Смугло-румяный, плотный, как вылепленный римскими скульпторами мускул, богатый византийский купец Бакуриани. "Мираж!" - выдыхал он без голоса.
...Когда-то в одной из великих пустынь мира, на тропе, далекой от поселений, его караван остановился: они увидели впереди горящий город. Несколько часов стоял караван и смотрел, как увеличиваются проломы в стенах, как наседают штурмующие, как пламя, угасая и превращаясь в черный дым в одном месте, вскидывается в другом... Люди и животные в караване молчали, но слышались летающие по пустыне стоны и скуление. Потом все исчезло. Караван пошел дальше. Через неделю пути они узнали, какой видели город - он находился далеко в стороне, - кем он был взят и разрушен.
Посмотрев сегодня на Босфор, купец решил, что миражи стали преследовать его. Он бежал оглушенный, в заботе о своем рассудке. Его остановили уже у стены Константина. Город был закрыт.
Бакуриани сел на землю тут же, у одного из постов константинопольского гарнизона. Он посмотрел перед собой: экипировка человека, стоящего напротив, была ему знакома. Желтая, китайской работы ткань с немалым содержанием шелка - на плечах. Сабля - она была в ножнах, но купец знал, что клинок - "красного" исфаганского булата. Перстень с египетским изумрудом. Все это, несомненно, были его, Бакуриани, поставки, и они как бы отмечали его жизнь поэтапно: когда он торговал шелковыми одеждами, когда покупал для Города иранские клинки, когда перешел в корпорацию аргиропратов, посвятив себя торговле драгоценностями. Он помнил этих большеголовых синих птиц на ткани и форму сабли, а такой величины изумруды - наперечет в Городе, он знал их. Бакуриани отдал себе отчет, что действительно все эти вещи помнит, но, почему они собрались здесь вместе, понять не мог. Он закрыл глаза. Прямо держа спину и чуть качаясь, задремал. Он выдохся и восстанавливал силы.
Человек с изумрудным перстнем медленно подошел к нему. То был доместик третьей тагмы, вернувшийся с Амастрианского рынка к своим постам. Он был солидным и верным клиентом Бакуриани. Они знали друг друга лет двадцать. Доместик сожалеюще посмотрел на купца: если такие люди, торговая опора Ромеи... Но Бакуриани уже успокаивался. Он только проскулил во сне.
...От всеобщего шока и, надо полагать, от скорого взятия Города константинопольцев спасло ночное безумство эпарха: Золотой Рог все-таки был заперт. Барабан с башни Христа и теперь еще продолжал стучать - словно без него не видно, что делается. Но барабанщика можно понять: он глушил свой страх.
Вуколеон
(продолжение)
- Откуда они взялись? - спросил василевс требовательно у слегка наклонившего голову изящного человека в шелках - то был Фома, логофет дрома, он ведал иностранными делами и не только ими.
- Славяне могли пройти сюда только невидимыми, - тихо сказал логофет. - Когда-нибудь мы узнаем, как они это сделали.
Самона в который уже раз перебирал в голове невозможные варианты. Не могли славяне в таком числе прийти даже необычным путем - вдоль восточных берегов моря, мимо Херсонеса, Колхиды, Трапезунда - и чтобы об этом не знали в Константинополе. Но вдоль западного побережья - мимо Болгарии, ромейских земель - и подавно не могли... Природного интригана Самону просто переворачивало оттого, что он не может проникнуть в славянскую хитрость.
- В пределах империи не было ни войны, ни стычек. Славяне появились прямо здесь, раньше их не видели, - сказал еще тише логофет.
Подошел брат василевса - мрачный пьяница и высокомерный завистник Александр, выругался:
- Ничтожные люди, вас обманули варвары. - Он не сообразил, что Лев может принять этот выпад и на свой счет - его ведь тоже обманули.
- Где эпарх? - спросил василевс.
Самона позвал рукой дожидавшегося поодаль эпарха.
- Почему ты запер Золотой Рог? - спросил Лев.
- Я увидел ангела во сне, - ответил эпарх. - Ангел сказал: "Анатолий, ты забыл отдать сегодня еще один приказ". Я проснулся, долго думал, ничего не мог понять и приказал повесить наши цепи.
Он врал: лучше объяснением будет выдуманный ангел, чем, не дай бог, решат, будто он знал что-то там, где никто ничего не знал.
Лев был удовлетворен сном и ангелом: "Значит, господь за меня. Значит, славянская напасть - не искупление за арест и отречение Николая..."
Галакринская обитель
Николай Мистик в это время тоже смотрел на русские лодьи с другого берега Босфора, из башни Галакринского монастыря:
"Жестока кара небесная! Но справедлив господь. Я всегда говорил: что во дворце - то и в империи. Если император не видит истины, подданные совсем слепнут. Какой флот прошел, словно перелетел море!..
Уж не придется ли мне в скором времени войти в опустошенный Город и поднимать его к жизни?"
Николай представил себя идущим по руинам Константинополя и как из-под обломков тянутся к нему руки - голодных, раненых, потерявших себя. "Трудно будет. Но с божьей помощью можно и это".
Он ошибался - не будет ему славы ни на чьих костях...
Вуколеон
(продолжение)
- Как в городе с рыбой? - спросил василевс.
- Золотой Рог был щедр, но это и все, что мы получили сегодня, ответил эпарх.
- Рыбацкие кинонии на Босфоре уже разорены?
- Я послал человека за точными сведениями, он еще не вернулся. Но на рыбачьих причалах говорят... или государь подождет точных сведений?
- Что говорят? - не выдержал логофет. На приемах послов ему приходилось говорить от имени василевса в его присутствии, так было принято. Но здесь он просто забылся.
Эпарх по глазам Льва понял, что ему тоже хочется услышать непроверенные вести.
- Если государь желает знать... На причалах говорят... Славяне забрали большую часть рыбы у тех, кого застали в Босфоре. Лодки и ромеев не тронули. Записали... - эпарх сделал паузу. - Записали имена рыбаков и у кого сколько взяли.
- Варвары не могут писать! - рявкнул Александр.
Эпарх продолжал свое:
- Если государь желает знать. На причалах говорят: славяне сказали рыбакам, что они дадут деньги за рыбу.
- Деньги? - логофет повернулся ухом к говорящему. Остальные оцепенели: платить их рыбакам?! Топить - это понятно. Но покупать привилегия ромейская...
Эпарх продолжал:
- Если завтра утром рыбацкие кинонии доставят улов следующей ночи к ставке русского князя, то им заплатят и за сегодняшнюю рыбу, и за завтрашнюю, - так будто бы сказали славяне. Они объяснили, почему не платят сразу: еще не установлена цена. Но сегодняшний улов невелик - ведь русские лодьи помешали рыбакам, - и поэтому цены за эту рыбу обещаны выше обычных. Славяне сказали, что вообще будут платить больше, чем в Городе.
- И им поверили? - спросил Лев.