- Воровство, батюшка боярин! Лихие в городе. Злой умысел замышляют.
- Злой умысел? - насторожился воевода.
- Из деревеньки я прибег, батюшка боярин. Из Деболов. Намедни лихие в деревеньку заявились, мужиков крамольными словами прельщали. Двое их. Особливо чернявый прытко воровал. К бунту мужиков призывал.
- К бунту? - приподнялся из кресла воевода.
- К бунту, батюшка. Берите, грит, мужики, топоры да боярские головы рубите.
Воевода переменился в лице - вспыхнул, побагровел.
- Паскудники!.. Сказывай, смерд, где лихие?
- Тут они, отец воевода, в городе. Видел их на Вечевой. Чернявый-то гулящую женку зипуном прикрыл. Та к себе свела, в Никольскую слободу.
Воевода ступил к служилым.
- Ступайте к сотнику. Пусть конных стрельцов снарядит. В застенок, воров!
Мужик на коленях пополз к воеводе.
- Не забудь, батюшка боярин, мое радение. Демидка я, сын Борисов.
- С собой смерда, - отпихнул мужика воевода. - Избу укажет.
Стрельцы обложили избу со всех сторон. Пристав толкнул дверь, но она не подалась. Загромыхал кулаком.
Ольгица проснулась. В избу гомонно ломились люди.
- Отворяй, женка!
Испуганно шагнула в сени, спросила дрогнувшим голосом:
- Кто?
- Стрельцы, женка. По государеву делу. Впущай!
Ольгица метнулась в избу, принялась тормошить крепко спящего Иванку.
- Вставай, сокол!.. Никак, стрельцы за тобой. Вставай же!
- Стрельцы? - очнулся Иванка.
- Стрельцы, сокол. Слышь, дверь рубят.
- Поздно, женка. Нашли-таки, псы, - угрюмо проронил Болотников.
Ольгица рванула крышку подполья.
- Спускайся, сокол. Лаз там. Прощай, - поцеловала и подтолкнула Иванку к подполью. - Лаз под кадью. Выйдешь к погосту. Поспешай, сокол!
Закрыла за Болотниковым крышку, кинула на нее овчину и поспешила в сени.
- Иду, иду, служилые! В сарафан облачалась.
Откинула засов. Стрельцы влетели в избу.
- Показывай воров, женка!
- Не гневите, бога, служилые. Одна я.
Стрельцы обшарили избу: заглянули за печь, на полати, под лавки, в сени, спускались со свечой в подпол, но воров и след простыл. Ольгица успокоено подумала:
"Вот и сгодился лаз. Не зря когда-то монахи тайники рыли".
Пристав притянул к себе Демидку.
- Обмишулился, кривой! Где ж твои людишки мятежные? Ну!
- Тут они, батюшка, были. Вот те крест! До самой избы за ими шел... Да вон и чары на столе. Вино пили. Глянь, отец родной.
Пристав впился глазами в Ольгицу.
- С кем гостевала, женка? Кувшин с вином, снедь. Уж не одна ли из трех чар пила?
- Не одна, служилый, а с добрыми молодцами.
- Вот-вот, - оживился пристав. - Куды ж подевались твои молодцы?
- Про то не ведаю. Выпили по чаре и ушли. Молодцы с женками совет не держат. Не так ли, служилый?
- Вестимо, баба. Не велика вам честь, - хмыкнул пристав. - Давно сошли?
- Да уж около часу, служилый.
Пристав налил из кувшина вина, выпил. Подскочил Демидка, молвил:
- Недалече ушли, батюшка. Надо их на торгу поискать, а того лучше, по слободам пошарить. Пущай стрельцы скачут. А то...
- Меня учить! - пристав размахнулся и ткнул мужика в зубы. Проворонил лихих, собака!
Тайник вывел Болотникова к погосту. Высунулся по пояс наружу, вдохнул чистый воздух, огляделся. Кусты сирени, часовня, могилы с крестами. Невдалеке возвышался деревянный соборный храм Яковлевского монастыря, обнесенный бревенчатым тыном. За обителью виднелось озеро с плывущими по тихой волне легкими челнами.
Голова была тяжелой, хотелось пить. Выбрался из лаза, заросшего крапивой и лопухами, и побрел меж крестов к избам.
Шел осторожно, думал: