67203.fb2
- Ужо плесну. - Евстигней приблизился к дозорному, покосился на дверь подклета, зашептал. - Ступай к мужикам. Глаз не спущай. Чую, лихие людишки. Особливо тот, с рябой рожей... А Федотку не ищи. У меня в горнице.
- В горнице?.. Так-так, - крякнув, протянул Гаврила.
- Пистоль заряжен?
- Не оплошаю.
- Ну-ну, - мотнул бородой Евстигней и тихо шагнул к подклету.
ГЛАВА 3
ЛАРЕЦ
Ермила зло замахнулся на боярского сына.
- Четвертовать его, атаман. Чалого посек, дружка верного. Я с ним пять налетий по Руси бродяжил.
Выхватил саблю, ощерился.
- Цыц! Сам казнить буду.
Багрей подтолкнул боярского сына к волчьей клети, Голодная стая рвала на куски Прошкино тело.
Багрей широко перекрестился.
- Упокой, господи, новопреставленного раба божия.
Боярский сын отвернулся. Атаман шагнул к детине, тяжело ухватил за плечи и вновь повернул к клети.
- Страшно?.. Разуй зенки, разуй! Не вороти морду.
- Кат! - хрипло выдавил боярский сын, и глаза его яро блеснули.
- Не по нутру? Ишь ты. Я тобой еще не так потешусь, гостенек ты мой желанный... Ермила! Тащи его в избу.
Боярского сына поволокли в атаманов сруб, толкнули на лавку.
- Стяни-ка ему покрепче руки... А теперь уходи, Ермила. Говорить с гостеньком буду.
Багрей замкнул дверь на крюк, сел против узника, положив топор на стол. Долго молчал, теребил дремучую бороду. Наконец вымолвил тихо:
- Ну здорово, страдничек. Привел господь свидеться.
Боярский сын не отозвался, но что-то дрогнуло в его лице. Багрей скинул личину.
- Не признал, Ивашка?
Глаза детины широко раскрылись.
- Мамон! - глухо выдавил он, приподнимаясь на лавке.
- Не чаял встретить?.. Гляди, гляди. Давненько не виделись. Где же тебя носило? Почитай, год прятался. Молчишь? Я-то думал в степи подался, а ты тут, в лесах шастаешь.
Иванка пришел в себя. Проглотив комок в горле, зло произнес:
- В вотчине мужиков мучил и тут катом обернулся. Ох, и паскудлив же ты, Мамон. Жаль, не удалось тебе башку смахнуть.
- А я везучий, Ивашка. Ни царь, ни сатана мне башку не смахнет. А вот дьяволу я еще послужу, послужу, Ивашка! Люблю топором поиграть.
- Убивец, тьфу!
- Плюй, Ивашка, кляни, Не долго тебе осталось. Хватит, погулял по белу свету.
- Червь могильный, душегубец!
- Вестимо, Ивашка, душегубец. Топор мне брат родной, а плаха сестрица. Люблю людишек потрошить. Я ж у Малюты Скуратова14 в любимцах ходил. Небось слышал? Горазд был на топор царев опричник, ух, горазд!
- Нашел чем похваляться. Кат!
- Кат, Ивашка, злой кат. Вот так и князь меня величал. Никак, по нраву я был Андрею Андреичу.
- Чего ж от него сбежал? Кажись, в узде он тебя не держал, усмехнулся Болотников.
- Э-эх, Ивашка, младехонек ты еще. У меня с Телятевским особая дружба. Вот и пришлось в леса податься. Тут мне вольготней, я здесь царь лесной.
Подошел к поставцу, налил в кубки вина.
- Хошь выпить? Я добрый седни. Винцо у меня знатное. Борису Годунову в дар везли, а я перехватил гостей заморских. Поднесу, Ивашка.
- Из твоих-то рук!
- Рыло воротить?
Прищурился, вперив в Болотникова тяжелый взгляд.
- Гордыни в тебе лишку. А чем чванишься? Смерд, княжий холоп! Я из тебя спесь вытряхну, живьем буду палить. В адских муках сдохнешь.
Мамон выпил и, с трудом унимая злобу, заходил по избе. Взял топор, провел пальцем по острому лезвию, ступил к Болотникову.
- По кусочкам буду тяпать, а к ранам - щипцы калены да уголья красны. Орать будешь, корчиться, пощады просить. Но я не милостив, я тут всех в царство небесное отсылаю. А зачем отпущать? Пропал раб божий, сгинул - и вся недолга. Да и волков потешить надо. Уж больно человечье мясо жрут в охотку... Чего зверем смотришь? Ух, глазищи-то горят. Не милы мои речи? А ты слушай, слушай, Ивашка. Покуда слова, а потом и за дело примусь... Жутко, а?
Тяжело сел на лавку, помолчал, а затем вновь тихо и вкрадчиво спросил:
- А хошь я тебя помилую?
- Не глумись, Мамон. В ногах ползать не буду.