- Годунов нас, как волков, обложил. Ни проходу, ни проезду. Сунулись как-то в верховые городки за товаром - не пропустили. На годуновские заставы наткнулись. От ворот поворот. Это нас-то, казаков? Нас, кои от поганых и янычар Русь заслоняют? Нет, ты чуешь, Иван?
- Чую, Федор. Годунов лишь верховых служилых жалует, тех, что волю на хомут сменяли.
- Воистину на хомут. Слышал: в Ельце, Воронеже и Курске казаков вынудили на государя ниву пахать. Казаков!
- И в Осколе десятинная пашня14. Весной десяток казаков в станицу прискакали. Сбежали из Оскола. Не захотели сохой степь ковырять. Так их было в острог, едва на дыбе не растянули. Добро, из крепости удалось выбраться, а то бы гнить в застенке. Вот как служилых зажали, - хмуро проронил Болотников.
- Не всех. Много лизоблюдов развелось да прихлебателей боярских. Годунова доброхоты! Им и деньги, и хлеб, и оружие.
- А нам, низовым, лишь брань да угрозы. Ни зипуна, ни зелья, ни хлеба. Как хочешь, так и крутись. Так ужель нам по куреням сидеть?
- Не станем сидеть!
- Не станем, Федор. Саблей зипуны добудем!
Оба разгорячились, зашумели.
В горницу вошла Агата. Поставила кувшин на стол, молвила с улыбкой:
- На весь баз крик подняли. Лучше бы песню спели
- Не до песен, женка. Сгинь! - прикрикнул Федька.
Но Агата не "сгинула". Уселась рядом с Берсенем, коснулась мягкой ладонью его кучерявой головы.
- Не гони. Я тебя, почитай, и не вижу. То в степи, то на майдане. Не домовитый ты, Федор. Все тебя куда-то носит.
- А я перекати-поле, женка, - смягчил голос Берсень, Придвинул к себе кувшин, налил в деревянный ковш холодного квасу, жадно выпил.
- Перекати-горе ты, - вновь улыбнулась Агата. - И зачем только меня с засеки сманил?
Оглянулась на Болотникова, при этом в больших синих глазах ее блеснули ласковые искорки.
- Помнишь, Иван, как он меня улещал?.. Кочетом ходил. Оседло-де жить буду. А что вышло? И десяти седмиц вместе не побыли. Нужна ли ему жена? Он давно ее на коня променял. А ведь на засеке иное гутарил. Помнишь ли, Иван?
ГЛАВА 4
ЛЕСНАЯ ЗАСЕКА
Болотников встретился с Федькой Берсенем в то самое лето, когда они с Васютой Шестаком, бежав от боярской неволи, доплыли на купеческом насаде до Тетюшей. Но дальше плыть не довелось: в городе Иван столкнулся с торговым человеком князя Телятевского. То был приказчик Гордей, прибывший в Тетюши с княжьими товарами.
...Болотников неторопливо тянул из медной кружки сбитень, когда к нему вдруг шагнул черный дородный мужик. Лицо округлое, глаза пронырливые, пушистая борода до ушей. На мужике суконный кафтан, опоясанный зеленым кушаком, и сапоги из мягкой, дорогой юфти.
- Так вот ты куда убег, Ивашка... Ну здорово, здорово, страдничек. Не признаешь?
Болотников вгляделся в мужика; где-то он видел это лицо. Но где? Уж не в Москве ли боярской?
Молча допил сбитень, отдал деньгу и кружку походячему торговцу и вновь зорко глянул на мужика. Но припомнить так и не смог.
- Не ведаю тебя.
- Не ведаешь, стало быть... Аль в бегах-то память отшибло? А я вот тебя сразу признал. Как такого молодца не приметить?
- Не петляй, - насупился Болотников. - Сказывай толком или проходи мимо.
- Ишь, какой ловкий, - ухмыльнулся мужик и цепко ухватил Ивана за рукав кафтана. - Пошто мимо, милок? Тебя, чать, князь ждет не дождется.
"Княжий приказчик!" - наконец-то вспомнил Болотников. Когда-то он видел Гордея на московском подворье Телятевского.
- Эгей, служилые! Хватай беглого!
Болотников двинул Гордея в мясистый подбородок, и тот отлетел к лавке. Иван же метнулся в густую толпу.
- Стой! Куды-ы-ы! - рявкнули стрельцы, но Болотников затерялся среди посадских. Запетлял по слободам, а затем выбрался на откос и споро зашагал к насаду. Поманил Васюту.
- Уходить надо, друже.
- Как уходить? - беззаботно переспросил Васюта. - Купец не забижает, поплывем до Астрахани.
- Приплыли, друже. На торгу с приказчиком Телятевского повстречался. Теперь меня стрельцы ищут.
- Худое дело, - обеспокоенно протянул Васюта, но, глянув на купеческое судно, оживился. - Так то в городе. Пущай себе ищут, а мы в насаде побудем.
- Пустое речешь, друже. Тут нам еще два дня торчать. Когда-то купчина с торгом распрощается. А у Телятевского приказчики не дураки, все суда со стрельцами обшарят. Не отсидеться нам в насаде. Так что поспешим, друже.
- Куда ж пойдем, Иванка?
- Покуда Волгой, а потом в леса свернем.
Шли Волгой с версту, а когда миновали слободы, тянувшиеся вдоль реки, то выбрались на крутой, обрывистый берег. Постояли недолго, любуясь открывшимися далями.
- Прощай, Волга-матушка. Авось еще и свидимся, - негромко произнес Болотпиков.
Углубились в лес; было тихо и сумеречно, солнце едва пробивалось сквозь густые, лохматые вершины. Духовито пахло смолой, хвоей и травами.
- Экая тут глухомань. Не закружить бы, - молвил Васюта.
- Выберемся. Здесь леса не такие уж и великие. Глухомань, поди, кончится.
- Так не сбиться бы.
- Не собьемся. Солнца не видно - по деревьям пойдем. На них приметы верные. Примечай зорче.
На шестой день пути нежданно-негаданно наткнулись на огромный лесной завал. Повсюду, насколько хватало глаз, торчали срубленные деревья; на высоченных, в рост человека, пнях лежали суковатые ели и сосны, обращенные вершинами на солнцепек.
- Чудно, - хмыкнул Васюта. - Кто ж так деревья рубит? Глянь, Иванка, какие пни. Не менее сажени, надумаешься срубить. И деревья зачем-то на пни подняли. К чему вся эта канитель? Ты чего-нибудь разумеешь?