С тщедушного Пятунки разом весь хмель слетел.
"Ах, вот оно что, - мелькнуло в его голове. - Сотник что-то пронюхал".
Однако простодушно заморгал глазами.
- Чудишь, Лукьян Фомич. Я стрелец. На кой ляд мне казаки сдались.
- А не врешь?
- Ей-богу, - стрелец перекрестился.
Сотник кивнул палачу.
- А ну-ка, Адоня, всыпь ему пару плетей.
Кат тяжело шагнул к Пятунке.
- Сымай кафтан, стрельче.
Пятунка не шелохнулся.
- Стрелец я. Пошто плети?
- Сымай, сымай!
Адоня грубо толкнул стрельца, а затем сорвал с него темно-синий кафтан и белую полотняную рубаху. Пятунка забрыкался, но дюжий кат схватил его в охапку и пригвоздил к скамье, связав руки тонким сыромятным ремешком.
Сотник поднялся с табурета и плюнул на спину Пятунки.
- Худосочен, служилый. У палача же рука тяжелая. Давай-ка миром поладим. Рано тебе на тот свет. Поведай мне о донцах да атамане Федьке Берсене, и я тебя к вдовице отпущу.
- Стрелец я, - упрямо сжал губы Пятунка.
- А Федька кто?
- Такого не ведаю.
- Приступай, Адоня.
Палач взял с лавки кнут, дважды, будто разминаясь, рассек воздух, а затем широко отвел назад руку и с оттяжкой полоснул Пятунку по узкой худой спине.
Пятунка вскрикнул, зашелся от боли.
- То лишь запевочки, - хихикнул Адоня и стегнул Пятунку еще трижды, вырезая на спине кровавые, рваные полосы. Пятунка заскрежетал зубами.
"Щас проболтается. Много ли надо экому сверчку", - усмехнулся сотник и схватил Пятунку за волосы.
- Не люб кнут, стрельче? То-то же. Стоило страдать. Плюнь! Чать, жизнь-то дороже.
Голос Потылицына был елейно мягок.
- Адоня, подай-ка кувшин с вином. Опохмель донца, глядишь и полегчает.
Кат развязал Пятунке руки, налил из кувшина полную медную чару.
- Дуй, паря. Лукьян Фомич милостив.
Пятунка с великим трудом поднялся, глянул злыми глазами на палача и сотника, принял дрожащими руками чару, выпил.
- Ну, а теперь сказывай, милок.
- Стрелец я, Федьки не ведаю, - стоял на своем Пятунка.
Сотник озлился, выхватил у палача кнут и принялся хлестать непокорного донца.
- Не ве-е-даешь! Не ве-е-даешь!
Пятунка упал на холодный пол, а сотник все стегал и стегал, пока не услышал голос палача:
- Сдохнет, кой прок.
Потылицын опомнился, швырнул кнут. Кат прав: мертвый донец никому не нужен.
- Кропи казака, Адоня.
Палач зачерпнул из кадки ковш рассолу и начал плескать на кровавые раны. Пятунка закорчился.
- Лей, Адоня! Лей! - закричал сотник.
Но Пятунка лишь храпел и выплевывал изо рта кровь.
Отчаявшись что-нибудь выведать, сотник приказал палачу подвесить донца на дыбу. Но и на дыбе, с вывернутыми руками, ничего не сказал Пятунка.
- Жги его! Увечь! Ломай ребра! - наливаясь кровью, бешено заорал сотник.
В ход пошли хомуты и раскаленные клещи, тонкие стальные иглы и железные прутья.
Пятунка дергался на дыбе и хрипло выкрикивал:
- Стрелец я! Стрелец, душегубы!
А в потухающем сознании проносилось:
"Не выдам вольный Дон, не выдам Федьку. Атаман отомстит за мою погибель".
Слабея, выдавил: