Башни и стены крепости разбили по станицам. Атаманы получили от круга крепкий наказ: стоять храбро, не щадя голов своих; ни один ордынец не должен очутиться на стенах крепости.
Загодя, вдоль всего водяного рва, расставили шестнадцать пушек; но когда татары перебрались на левую сторону Дона, пришлось перетащить пять пушек и на восточную стену.
Родниковская станица Болотникова была поставлена к Степным воротам. Еще с утра казаки забрались на затинный помост и зорко наблюдали за передвижением ордынцев.
- Вот это скопище! - присвистнул Деня. Он всего второй год в Диком Поле и никогда еще не видел такого огромного татарского войска.
Болотников внимательно глянул в его лицо и заметил в глазах молодого казака смятение.
"Волнуются казаки. Но то не страх, а озноб перед битвой. Несвычно в гуще татар находиться. Вон их сколь подошло. Всю степь заполонили! Жарко будет. Ордынцы свирепы, они притащили тараны. Выдюжат ли стены? Хватит ли ядер и зелья у пушкарей?" - поглядывая на орду, подумал Болотников.
- Глянь, робя! Татары за Дон повалили! - прокричал, стоявший рядом с родниковским атаманом, высоченный казак Юрко.
- Куды это они?.. Нешто на Москву? - недоуменно вопросил Деня.
- А все туды, - хмыкнул поднявшийся на стену дед Гаруня. - Переплывут и встанут.
- Пошто?
- Аль невдомек, дурья башка? Чтоб от подмоги нас отрезать. Вдруг с Волги голытьба придет, тут ее татары и встретят. Охомутали нас, Денька. Теперь держись!
- Уж не струхнул ли, дед? - подтолкнул старика Секира.
- Я те струхну! - осерчал Гаруня. - Ты еще у матки в подоле не лежал, а я уже с татарином бился. Одна степь знает, сколь я поганых посек. А на тебя ишо погляжу, каков ты казак.
- Погляди, погляди, дед. У меня тоже сабля не заржавеет, - весело молвил Секира.
Этот чернявый, длинноусый казак никогда не унывал, был весел и беззаботен; ничто не могло привести казака в кручину: ни голодные годы, ни лютые зимы, когда приходилось ночевать прямо в стылой, продуваемой всеми ветрами степи, ни горячая степная жара, когда нещадно палило солнце и мучила жажда, ни злая татарва, то и дело набегавшая на городки и станицы. Славный казак Секира!
- А струги-то не зря упрятали, - произнес Васюта, посматривая на левый берег Дона, усеянный ордынцами.
- Не зря, станишники. Сейчас поганым их только и не хватает, - молвил Емоха, поводя длинным горбатым носом.
Вокруг Раздор на много верст чернели круглые войлочные шатры и кибитки; из стана врагов доносились резкие, гортанные выкрики тысячников, сотников и десятников, ржание коней, глухие удары барабанов; развевались татарские знамена из белых, черных и пегих конских хвостов, прикрепленных к древкам копий, установленные над шатрами темников и тысячников; дымились десятки тысяч костров, разнося по степи острые запахи жареного бараньего мяса и конины.
- Махан26 жрут, погань! - сплюнул Емоха.
- А че им? У крымцев табунов хватает. Вишь, сколь нагнали. До зимы не прижрать, - молвил Степан Нетяга.
- И баранины у татар вдоволь, - вздохнул, любивший сладко поесть, могутный и грузноватый Нечайка.
- И вшей-паразитов у каждого по арбе, - в тон ему произнес Устим Секира, сложив руки на груди и покачивая по-бабьи головой.
Казаки загоготали, и этот неожиданный смех несколько растопил в их сердцах тоскливую настороженность.
До самого вечера простояли донцы на стенах, но орда так и не ринулась на приступ.
"Странно. Татары обычно нетерпеливы, они не любят мешкать у крепостей. Эти же почему-то выжидают. Но чего? Подхода новых туменов? Но тут и без них вся степь усеяна. Пожалуй, на каждого казака по десятку ордынцев придется. Тогда почему ж не лезут?" - раздумывал Болотников, прислонившись спиной к затинной пушке.
Со стен никто не уходил: татары иногда штурмовали крепости и ночью. Вечеряли прямо на помосте; хлебали из медных походных казанов мясную похлебку, прикусывая жесткими сухарями и лепешками; жевали вяленую и сушеную рыбу, запивая квасом. Ни браги, ни пива, ни водки в баклажках не было. Атаманы особо наказали:
- О хмеле забыть, как будто его и на белом свете нет. Пьяная башка в сече помеха. Басурманин ужом вьется и коршуном кидается, глаз да глаз за ним. А кто наказ сей нарушит, тому после боя чары не давать.
И казаки не пили, ведали: слово атамана крепко, да и кругом заповедь установлена. Переступишь - ни царь, ни бог тебе не поможет. А какой же казак без горилки?
За стенами, в черной ночной степи, пламенели бесчисленные языки костров, озаряя кроваво-багровым светом холмы и равнину. Отовсюду слышались зурны и воинственные песни татар, они плясали вокруг костров, размахивая кривыми саблями.
- Тешатся, сукины дети! - процедил сквозь зубы Емоха. Ему, горячему и зачастую необузданному, не терпелось кинуться в самую гущу врагов.
- Копье им в брюхо! - воскликнул Нагиба.
- Дубину на бритую голову! - густо пробасил могутный Нечайка.
И тут понеслось: издевки, проклятия и непотребный мат, на который способны только казаки. Крик и гвалт стоял над крепостью.
Татары смолкли. Утихли зурны, прекратились пляски, несколько сотен ордынцев вскочили на коней и осыпали башни и стены стрелами; но стрелы не долетали: водяной ров отодвинул татар от крепости.
Брань и насмешки казаков усилились. Устим Секира поднялся с помоста на самый верх стены и велел подать факел.
- Пошто те, Устюха? - вопросил Нечайка.
- Надо, коль прошу. Не мешкай!
Нечайка протянул другу горящий факел, но тот замотал чернявой головой.
- Ты мне на верху надобен. Лезь сюда!
Нечайка послушно полез.
- А теперь попроси казаков утихнуть. Глотка у тебя звериная - ори!
И Нечайка заорал:
- Эгей, донцы-станишники! Уйми мат!
Крепость понемногу стихла, остановили коней и татарские наездники; стало слышно, как потрескивает сушняк басурманских костров.
- Свети на меня, Нечайка. Речь буду сказывать.
Секира повернулся лицом к татарскому стану, подбоченился, широко расставил ноги и закричал что есть мочи:
- Слушай, орда лысая! Слушай казака донского! Слово имею!
К сотникам, тысячникам, темникам кинулись толмачи и принялись усердно переводить речь Секиры.
- Пришли вы, собачьи дети, из грязного Бахчисарая. Пришли к вольному Дону, чтобы кровью нашей насытиться, чтобы девок и женок казачьих силить и чтоб богатый ясырь взять. Так напрасно старались, хари немытые! Зря коней морили, зря в дальний путь снарядились! Ничего-то вам не будет: ни девок, ни женок, ни ясыря. А будет гулять по вашим грязным шеям наша казачья сабля. Все тут костьми ляжете, твари поганые! Ступайте, коли жить хотите, в свой паршивый Бахчисарай! Ступайте ко вшивому хану Гирею!