"Теперь совсем без зелья худо, - думал он. - И надо ж было приключиться экой напасти. Чертовы янычары! Угодили-таки в самую пороховницу. Седни турки подтянут пушки к самой крепости, и никто их не подавит. Едва ли вынесут Раздоры еще один огненный бой - крепость все же деревянная. Как ни крепись, как ни обороняй, но тын и сруб от огня не спасти".
- Вы бы не толкались тут, девоньки. Неровен час, - предостерег с башни караульный.
Оставив возле Федьки и Соломы по узелку снеди, Агата и Любава спустились на землю. Вначале пошли они было к своим куреням, но Агата вдруг повернула к Степной башне.
- Куда ж ты? - спросила Любава.
Лицо Агаты залилось румянцем.
- У Федора близкий дружок есть... Иван Болотников. Сказывали, на Степной стене он сражался. Проведать хочу - жив ли.
- И я с тобой, - молвила Любава.
Подруги подались к южной стене, но отыскали они Болотникова не вдруг. На стене Ивана не оказалось.
"Нигде его нет. Ужель за тыном лежит? Ужель загубили сокола?" закручинилась Агата.
У подножия башни бранился казак Емоха. Ухо его воспалилось и так стреляло, что бедный донец не находил себе места.
- Трезубец в ханское брюхо! Смолы - на плешь!..
- Худо, родимый? - участливо коснулась его плеча Агата.
- Турецкому султану худо, - огрызнулся Емоха. - Че тут бродите?
- Ивана Болотникова ищем. Не ведаешь ли, что с ним? - спросила Агата, и вся невольно насторожилась.
- Пошто те батька?.. У-ух, пику хану в глотку!.. Пошто, грю, батька? закричал, закрутившись волчком, Емоха.
- Глянуть хочу. Уж ты поведай, родимый, - еще мягче молвила Агата. Жив ли, Иван?
- Жив. Еще не хватало, чтоб батьку сразили. Жив Болотников! На стрельню ступайте.
Агата и Любава поднялась на башню. Дозорный молча глянул на обеих, но не забранился, пустил.
Болотников спал рядом с Васютой, спал крепко и отрешенно. Белая рубаха его была в клочья изодрана и окровавлена; и весь он пропах порохом, дымом и гарью. Курчавая борода свалялась, черные волосы слиплись, упав прядями на загорелый лоб.
Агата слегка коснулась его головы, подумала:
"Добрый казак... Сильный, удалый".
Она все смотрела и смотрела на Болотникова, и ей вдруг невольно захотелось приласкать этого отважного казака, прижать к своей груди. И от этих грешных мыслей она еще больше зарделась.
Любава взглянула на подругу. Глаза Агаты излучали теплоту и нежность.
"Мать-богородица! - охнула она. - Любит Агата этого казака, ой, любит!"
Васюта Шестак, лежавший обок с Болотниковым, неожиданно проснулся и, увидя перед собой синеокую дивчину с темными густыми ресницами, улыбнулся.
- И привидится же такая, - пробормотал он и перевернулся на другой бок.
Любава рассмеялась, и ее звонкий смех окончательно разбудил Шестака. Он поднял голову и удивленно захлопал на Любаву глазами.
- Откуда такая свалилась, любушка?
- Она и есть Любушка, Любавой ее кличут, - сказала Агата.
- Вот те на!.. А меня Васютой.
Сон с Шестака начисто слетел; он во все глаза разглядывал пригожую дивчину и простодушно приговаривал:
- Вот так, Любушка, вот так ангел... Чья ж ты будешь?
- А ничья, - с лукавинкой ответила Любава и потупила очи: уж больно пристально разглядывал ее этот сероглазый казак.
- Так уж и ничья. Хитришь, Любушка. Ужель такую красу казаки не приметили? Да я б тебя давно выкрал, из-под земли достал.
- А вот и не достанешь, - вновь рассмеялась Любава и сбежала со стрельни на землю. - Я в курень, Агатушка! - крикнула она.
- Погоди меня, - оторвалась от Болотникова Агата и пошла к узкой витой лесенке. Но ее придержал Васюта.
- Так чья ж все-таки Любава?
- Аль понравилась? - улыбнулась краешками губ Агата.
- Дюже понравилась. Не таи. Где ее сыскать? - затормошился Васюта.
- А коль дюже понравилась, сам сыщешь. Удачи ратной вам с Иваном.
Агата шагнула было вниз, но вдруг передумала и вновь подошла к спящему Болотникову. Расстегнула застежки зеленого сарафана, сняла с себя маленький золотой нательный крестик на голубой тесьме и продела его через голову Ивана.
- Храни тебя господь, - тихо молвила она и, не смущаясь Васюты и дозорных казаков, склонилась над Иваном и поцеловала в губы.
До полудня было тихо. Орда готовилась к новому штурму. Янычары и крымчаки оттаскивали от стен трупы и кидали их в водяной ров. Такая же участь постигла и тяжелораненых. Так повелели Ахмет-паша и мурза Джанибек.
- Мы заполним ров джигитами и по их телам перейдем водную преграду. Аллах простит нас, он хочет нашей победы, - сказали военачальники.
Казаки плевались.
- Погань и есть погань. Хуже зверей.
- Будто дохлых собак швыряют, нехристи!
- Пальнуть бы по бритым башкам!
Однако по ордынцам не стреляли: берегли дробь, пули, порох, да и не хотелось мешать басурманам убирать трупы.