Васильев оглядел гудящий майдан, вскинул над головой атаманскую булаву, и донцы притихли.
- Братья-казаки! Дозвольте слово молвить!
- Гутарь, атаман!
- Дошла в Раздоры худая весть. Хан Казы-Гирей собирается всей ордой выступить из Бахчисарая. Хан жаждет добычи!
Сказан несколько слов и замолчал, шаря глазами по застывшим лицам казаков.
- Далече ли собрался Гирей? - выкрикнул один из донцов.
- К Москве, братья-казаки, - ответил Васильев.
- К Москве? Вот и нехай его Годунов встречает! - зло воскликнул все тот же донец.
- Верна-а-а! - пьяно качаясь, протяжно прокричал другой казак. Годунов наших собратов на кол сажает. Не пойдем за Годунова!
- Чушь несешь! Не о Годунове сейчас речь, - отделился от старшины Федька Берсень. - Казы-Гирей мимо Раздор не пройдет. Какой же он будет воин, коль позади себя целую вражескую рать оставит? Хреновина! Казы-Гирей не впервой на Русь ходит. Он кинется всей ордой.
- Есаул дело гутарит, - поддержал Берсеня атаман. - Хан зол на Раздоры. Припомните, донцы, сколь раз мы тревожили его кочевья? Сколь табунов у хана отбили? Сколь дувана в улусах взяли?
- Зачем считать, батька? - прервал атамана стоявший подле Болотникова длиннющий полуголый казак с отсеченным ухом. - Поганые на нас ходят бессчетно. Разве мало от них урону? Разве мало станиц они в крови потопили?
- Немало, казаки, - мотнул головой Васильев. - Немало мы лиха от поганых натерпелись. А ноне новое лихо идет. Пятнадцать туменов собрал Казы-Гирей в Бахчисарае. Как будем татар встречать, донцы?
- А сам-то как мекаешь, атаман? - вопросил Григорий Солома.
- Погутарили мы со старшинами. В поле выходить не будем, не устоять нам противу всего ханского войска. Соберем станицы в Раздоры и примем осаду.
- Выдюжим ли, батька?
- Выдюжим, донцы. Крепость добрая, отсидимся. А там, глядишь, и засечная рать поспеет. Тогда ударим вкупе и наломаем бока поганым. Так ли, донцы?
- Так, атаман!
- Кличь станицы в Раздоры!
- Примем осаду!
Васильев постоял, послушал и ударил булавой по красному перильцу.
- Так и порешим, донцы!
Атаман и старшины начали было сходить с помоста, но их остановил громкий возглас казака, прискакавшего к майдану от Засечных ворот:
- Погодь, батька! Царев посол-боярин в гости прибыл. До тебя, батька, просится!
Васильев приказал:
- Проводи боярина в мой курень.
Федька Берсень недовольно глянул на атамана и вновь взбежал на помост.
- Пошто в курень? А не лучше ли здесь послушать царева боярина? На круг его, донцы!
- На круг! - дружно воскликнули казаки.
По лицу атамана пробежала тень: хотелось погутарить с послом с глазу на глаз. Но теперь уже поздно, против круга не попрешь.
- Сюда боярина!
Вскоре к майдану подъехал посольский поезд - крытый возок и несколько груженых подвод в окружении полусотни стрельцов в голубых кафтанах. Из возка сошел на землю царев посол в долгополой бархатной ферязи. То был московский боярин Илья Митрофаныч Куракин - полнотелый, среднего роста, с крупным мясистым носом. Приосанился, посмотрел на казаков без опаски.
- Где тут ваш атаман?
- Я атаман, - дурашливо подбоченился Секира и, выпятив грудь колесом, покручивая черный ус, шагнул к боярину.
- Рожей не вышел, - буркнул Куракин.
- А чем моя рожа плоха?
- Холопья твоя рожа. Не мельтеши!
Глаза Секиры сердито блеснули,
- Угадал, боярин, холопья. Когда-то у князя Масальского на конюшне навоз месил. А ноне вот казак, и шапку перед тобой не ломаю. Кланяйся мне!
- Прочь, смерд! - ощерился Куракин. - Прочь, голь перекатная!
- Братцы! - вскинулся Секира. - Боярин нас смердами лает! Собьем спесь с боярина!
Казаки озлились, тесно огрудили Куракина. Секира подскочил к боярину и сорвал с его головы высокую горлатную шапку; напялил на себя и вновь подбоченился.
Куракин весь так и зашелся от неслыханного оскорбления.
- Рвань!.. В железа пса!
- Казака в железа?
Секира сверкнул перед лицом Куракина саблей.
- Стрельцы! - взревел боярин.
Стрельцы заслонили Куракина, замахали бердышами. И быть бы кровопролитию, да атаман не позволил. Перекрывая шум, закричал:
- Стойте, донцы! Остыньте! Послов не трогают! Дорогу боярину!