67205.fb2
Потом примчался гонец с другого отряда.
- Слева пусто, батько.
- Добро, - кивнул Болотников, однако войско с места не стронул: ждал вестей из третьего ертаула. Но вестей почему-то долго не было. Иван окликнул Нечайку Бобыля.
- Бери пяток казаков и скачи по сакме ертаула. Спознай, что там у них. Да чтоб стрелой летел!
- Пулей, батько!
Шестеро казаков ускакали в степь. Вернулись в великой тревоге.
- Беда, батько! - закричал Нечайка. - Беда, донцы! - спрыгнул с коня и подбежал к Болотникову. Глаза Нечайки были полны печали и гнева. - Весь ертаул уложили, батько... Оба десятка.
Болотников помрачнел, стиснул эфес сабли. Застыло войско, подавленное страшной вестью. Атаман обвел тяжелым взглядом повольников, глухо спросил:
- Что молчите, донцы? Терпеть ли нам зло стрелецкое?
Повольница ожесточилась, взорвалась:
- Не станем терпеть, батько! Побьем служилых!
- Кровь за кровь!
Болотников сел на коня, выхватил из ножен саблю.
- Иного не ждал, донцы. За мной, други!
Войско хлынуло в степь. Обок с Болотниковым скакал Нечайка; немного погодя он показал рукой на гряду невысоких холмов.
- Там, батько!
Вскоре казаки подъехали к полю брани, усеянному трупами повольников. Болотников оглядел местность; то была просторная лощина, прикрытая холмами.
- В ловушку угодили.
- Вестимо, батько. Никак, стрельцы их ране приметили да за холмы упрятались, - произнес Нагиба.
Казаки спешились и спустились в лощину. С трупов неохотно снимались отяжелевшие вороны. Казачьи головы торчали на воткнутых копьях.
- Вот еще одна годуновская милость, - зло процедил Болотников.
- Не любы мы Бориске, - вторил ему Васюта. - Ишь как супротив донцов ополчился3.
- Собака! - скрипнул зубами Нагиба.
Болотников приказал вырыть на одном из холмов братскую могилу. Казаки собрали павших, сняли с копий головы. Вдруг один из донцов крикнул:
- Сюда, братцы!.. Юрко!
Молодого казака обнаружили в густом ковыле, неподалеку от холмов. Был тяжело ранен, рубаха разбухла от крови. Болотников склонился над ним, приподнял голову.
- Ты, батько? - открыв глаза, слабо выдохнул казак.
- Я, Юрко. Крепись, друже, выходим тебя.
- Не, батько... не жилец... Тут их много было, за холмы упрятались... Дон не посрамили, немало стрельцов уложили, - казак говорил с трудом, дыхание его становилось все тише и тише. - Прощай, батько... Прощай, донцы. - Последние слова Юрко вымолвил шепотом и тотчас испустил дух.
Болотников снял шапку, перекрестился.
- Прощай, Юрко.
- Не повезло хлопцу, - горестно вздохнул дед Гаруня. - В Раздорах поганые дюже посекли, почитай, с того свету вернулся. А тут вот стрельцы... Вражьи дети!
Деня понес на руках погибшего друга к могиле. Всхлипывая, не стесняясь горьких слез, гутарил:
- Как же я без тебя, братушка? Будто душу из меня вынули. Ох, лихо мне, братушка, ох, лихо!
Едва успели похоронить павших, как к холму прискакали трое ертаульных.
- Настигли, батько. Верстах в пяти на отдых встали.
- Вас не приметили?
- Не, батько. Погони не было.
- Таем можно подойти?
- Нет, батько, - ертаулъный повернулся и махнул рукой в сторону одного из курганов. - До него балками и урочищами проберемся. Стрельцы не приметят. А дале - как на ладони: ни холмов, ни овражков.
- От курганов версты две?
- Так, батько.
Болотников призадумался. Стрельцов врасплох не возьмешь. Пока скачешь эти две версты, служилые примут боевые порядки, и тогда не миновать злой сечи. Немало попадает казачьих головушек.
- Поскачем, батько, - поторопил Нагиба.
- Погодь, друже. Стрелец - воин отменный, бьется крепко.
- Да ты что, батько? Не узнаю тебя. Аль стрельца устрашился? уставился на атамана Мирон Нагиба.
- Воевать - не лапоть ковырять. Тут хитрость нужна.
Устим Секира въехал на курган, глянул на вражье войско и стеганул плеткой коня.
- Ги-и, вороной!