И вот мужичий дар крепко сгодился.
Часть мяса разрезали на тонкие ломтики и выставили на солнце сушить да вялить. Казаки ожили, довольно гудели.
- Ноне заживем, братцы. Это те не рыба.
Болотников же был вдвойне доволен: казаки отбили у поганых ногайских лошадей. Теперь опять все войско будет на конях.
На четвертый день завиднелись Жигулевские горы.
- Ну, слава богу, знать, доплыли, - размашисто перекрестился Болотников, жадно всматриваясь в окутанные синей дымкой высокие вершины. Сколь дней, сколь ночей пробирались донцы к грозным волжским утесам, и вот пристанище удалой повольницы рядом.
- Ко мне, есаулы!
Мирон Нагиба, Васюта Шестак, Нечайка Бобыль, Степан Нетяга да казак-собинка Иван Гаруня расселись вокруг атамана.
- Где вставать будем, други? Жигули обогнем или тут, под горами, вылезем?
- А спознаем у Гаруни, атаман. Он тут с Ермаком ходил. Сказывай, дедко.
- На Луку два пути, хлопцы, - приосанился старик. - Тут, перед излучиной, бежит река Уса. Пересекает она всю Луку и подходит истоком чуть ли не к самой Волге. То один путь, но есть и другой.
- Погодь, дед, не спеши, - перебил Гаруню Болотников. - Велика ли сама Лука?
- Велика, атаман. Ежели огибать горы и идти к устью Усы, то плыть ишо верст двести, а то и боле. Но то уже другой путь.
- Много, дед. Без дозоров плыть двести верст рисково. Можем и на стрельцов нарваться. Бой принимать - казаков терять. Не за тем мы сюда пришли. Не лучше ли на исток Усы перетащиться? Далече ли река от Волги?
- С версту, атаман.
- Верста нас не затруднит, перетащимся. Как, есаулы?
- Перетащим, батько. Огибать не станем. Пошто дни терять?
- Вестимо, други. Веди, дед.
Гаруня шагнул на нос. Долго вглядывался вдоль правобережья, изронил:
- Пожалуй, вскоре можно и приставать, атаман. Кажись, подходим.
Гаруня постоял еще с полчаса и взмахнул рукой.
- Прибыли, хлопцы! Зрите дубраву? Тут и станем.
Над Волгой пронесся зычный атаманский возглас:
- К берегу, донцы-ы-ы!
Челны ткнулись о берег. Казаки высыпали на отмель, малость поразмялись, подняв челны на плечи, понесли к Усе.
Новая река оказалась неширокой, но довольно быстрой и глубокой. Казакам почти не приходилось браться за весла, да и поспешать теперь было уже некуда. Надо было осмотреться в этом диком лесном урочище.
Справа вздымались к синему поднебесью белые утесы12, прорезанные глубокими ущельями и пещерами, оврагами и распадками, утопающими в густой зелени непроходимых чащоб. Вид Жигулевских гор был настолько дик, суров и величав, что даже бывалые казаки не смогли удержаться от восхищенных возгласов:
- Мать честная, вот то сторонушка!
- Дух захватывает, братцы!
Болотников любовался и ликовал вместе с казаками. "Сам бог повелел тут повольнице быть. Не зря ж о сих местах складывают сказы да былины. Казакам-орлам здесь жить да славу обретать", - взбудораженно думал он.
А Первушка от всей этой дикой красы и вовсе ошалел.
- Ух, ты-ы! - только и нашелся что сказать молодой детина.
- На утес тебя свожу, там, где соколы гнездуют. Вот то приволье. Уж такая ширь, сынок! Волгу на сорок верст видно, - оживленно высказывал Гаруня.
Болотников велел остановить струги. Судно толкнулось о берег, и атаман сошел на лужок, опоясанный матерыми столетними дубами.
- Здесь раскинем стан.
Казаки высыпали на берег. Разложили и запалили костры, наполнили казанки водой, поставили на треножники, положили в котелки мяса.
Было гомонно. Донцы радовались концу утомительного похода, тихой солнечной дубраве, дымам костров, буйным травам под ногами; ели жесткие овсяные лепешки, хлебали мясную похлебку, едко дымили люльками, гутарили:
- Любо тут, станишники. Доброе место - Жигули. Походим сабельками по купчишкам.
А Болотников пил, ел и все поглядывал на утесы. Его всегда манили кручи. Так было и на богородском взгорье, куда он не раз взбирался с дедом Пахомом и слушал его сказы о донской повольнице, так было и на степных холмах, с которых любовался раздольем ковыльных степей.
Молвил есаулам:
- Пора глядачей ставить. Айда на кручу.
- Айда, батько.
Есаулы и десятка три казаков полезли к вершинам, но то было нелегким делом. Приходилось преодолевать не только чащобы, но и ущелья да буераки. Вокруг теснились каменные глыбы, шумели в густом зеленом убранстве сосны и ели, до боли резали глаза ярко сверкающие на солнце белые утесы.
- Есть ли тут тропы? - спросил Гаруню Болотников.
- Есть, атаман. Но ближе к устью. По тем тропам Ермак взбирался.
- А далече ли устье?
- С полдня плыть надо.
- Там потом и встанем.
Не час и не два пробирались повольники к жигулевским вершинам. Поустали, дымились драные зипуны и рубахи, гудели непривычные к горным подъемам ноги. Есаулы заворчали: