- Вот что мне рассказывал генерал. "В момент выстрела, - говорил он, я невольно закрыл глаза от ужаса, чтобы не видеть обезображенный труп моего спасителя... Но когда я их открыл, кого же увидал я первым в облаках рассеивавшегося дыма? Того же высокого человека, который спокойно стоял на прежнем месте, устремив печальный и кроткий взор на артиллериста, а тот, стоя на одном колене и откинувшись туловищем назад, смотрел с ужасом, словно этот человек казался ему самим дьяволом... Затем, в последующем хаосе возобновившейся битвы я уж не мог больше найти моего спасителя..." добавил ваш отец.
- Но как же это могло случиться, Дагобер?
- Я и сам задал такой вопрос генералу. Он ответил, что никак не может объяснить себе это невероятное, а между тем вполне реальное происшествие... Несомненно, ваш отец был очень поражен наружностью этого человека, по-видимому, лет тридцати от роду, потому что он очень хорошо его запомнил: особенно поразили его сросшиеся на переносице черные густые брови, которые, как черная полоса, прорезывали бледный лоб. Запомните эту примету, дети... я сейчас вам объясню, почему...
- Не забудем! - отвечали девочки, все более и более изумляясь.
- И как это странно - человек с черной полосой на лбу!
- Слушайте дальше... Генерала, как я вам уже говорил, при Ватерлоо посчитали убитым. В ночь, проведенную им на поле сражения, в бреду лихорадки, в каком ваш отец находился, ему представилось при свете луны, что этот самый человек склонился над ним и смотрел на него с выражением глубокой нежности, останавливая лившуюся из ран кровь и стараясь вернуть его к жизни. Но так как ваш отец отказывался от его забот, говоря, что жить после такого поражения не стоит, этот человек, как ему показалось, произнес: "Надо жить для Евы!" Евой звали вашу мать, которую генерал оставил в Варшаве, чтобы следовать за императором.
- Как это все странно, Дагобер!.. А потом видел наш отец когда-нибудь этого человека?
- Видел... потому что он же принес известие вашей матери от генерала.
- Когда же?.. Мы не знали ничего...
- Помните, как утром, в день смерти вашей матушки, вы отправились со старухой Федорой в сосновый лес?
- Да, - с грустью отвечала Роза, - мы пошли за вереском, который мама так любила.
- Бедная мамочка! Она вовсе не казалась больной в тот день, и мы уж никак не ожидали, какое горе нас постигнет вечером! - прибавила Бланш.
- Конечно! Я сам, ничего не подозревая, распевал себе в саду за работой в тот день! Работаю я этак да пою; вдруг раздается голос, спрашивающий меня по-французски: "Эта деревня зовется Милоск?" Я оглянулся; вижу, передо мной стоит какой-то незнакомец... Вместо того, чтобы ответить, я невольно отступил шага на два, когда взглянул ему в лицо.
- Но почему?
- Это был человек высокого роста, очень бледный, с высоким открытым лбом... его черные, сросшиеся брови казались проведенной через лоб черной полосой...
- Это, значит, был тот самый человек, который два раза являлся нашему отцу во время сражения?
- Да... это был он!
- Однако позволь, - Дагобер, - задумчиво заметила Роза, - сколько прошло времени с этого сражения?
- Около шестнадцати лет.
- А сколько лет казалось на вид этому незнакомцу?
- Не больше тридцати.
- Как же мог он быть шестнадцать лет тому назад взрослым человеком? Ведь спасителю отца было тоже около тридцати лет?
- Вы правы, - подумав, сказал Дагобер, пожимая плечами. - Быть может, меня обмануло случайное сходство, но только...
- Если это был тот же человек, то, значит, он совсем не состарился?
- А ты его не спросил, не оказал ли он некогда помощи нашему отцу?
- Сперва я так был поражен, что мне это и в голову не пришло, а потом некогда было, и он скоро ушел. Итак, я ответил ему на его вопрос вопросом же: "Деревня-то эта та самая, но почему вы узнали, что я француз?"
"Я слышал ваше пение, - отвечал он. - Не можете ли вы мне сказать, где здесь живет госпожа Симон, жена генерала?"
"Она живет здесь, господин".
Он молча смотрел на меня несколько мгновений, а затем, протянув мне руку, сказал:
"Вы друг генерала Симона... его лучший друг?"
(Представьте себе мое изумление, дети!)
"Как вы это могли узнать?"
"Он часто говорил мне о вас с чувством глубокой признательности!"
"Вы видели генерала?"
"Да... несколько времени тому назад в Индии. Я тоже его друг и принес его жене вести о нем. Я знал, что она сослана в Сибирь; в Тобольске, откуда я иду, мне сказали, что она живет в этой деревне. Проводите меня к ней".
- Добрый человек... я уже люблю его!.. - заметила Роза.
- Он был другом нашего отца!
- Я попросил его подождать и пошел предупредить вашу мать, чтобы неожиданность не потрясла ее. Через пять минут он вошел к ней...
- А как он выглядел, этот странник, Дагобер?
- Он был очень высокого роста, в темной шубе, в меховой шапке, с длинными черными волосами.
- А красивый?
- Да, дети, очень красивый... только с таким грустным и кротким выражением лица, что у меня невольно сердце сжалось.
- Бедный! У него, верно, было большое горе?
- Поговорив с ним несколько минут наедине ваша мать позвала меня и сообщила, что получила добрые вести от генерала. Она залилась слезами, а перед ней на столе лежал толстый сверток с бумагами. Это был дневник вашего отца, в который он каждый вечер записывал все то, что передавал бы ей лично, если бы мог... Он избрал бумагу в доверенные... это его утешало...
- Где же эти бумаги, Дагобер?
- Там все, в мешке, вместе с моим крестом и нашими деньгами... Я вынул только несколько листов, чтобы дать вам прочитать сегодня... вы узнаете зачем... а остальное я передам вам позднее...
- А давно был наш отец в Индии?
- Судя по тому немногому, что успела сообщить мне ваша мать, генерал отправился в Индию после того, как дрался за греков против турок: он любил брать сторону угнетенных против притеснителей... В Индии он сделался отчаянным врагом англичан... они резали наших пленных на понтонах, они мучили императора на острове св.Елены... не грех было воевать с ними, потому что и тут пришлось защищать против них правое дело.
- Какому же делу служил наш отец?