6723.fb2
- Тише, тише, шалунья, а корзинку-то мою, корзинку-то куда утащили?
- Ах! и в самом деле!.. извините! вот она!.. Нет, как Сефиза будет рада, бедняжка. До свидания!
И хорошенькая фигурка Пышной Розы исчезла за поворотом лестницы, на которую она взбежала быстрыми и нетерпеливыми шагами.
Роден вышел из-под ворот.
- Вот ваша корзина, хозяюшка, - сказал он, останавливаясь на пороге лавки матушки Арсены. - Очень вам благодарен за вашу любезность.
- Не за что, я всегда к вашим услугам. Хороша ли была редька?
- Великолепная, хозяюшка, сочная и превосходная.
- Очень рада! Скоро ли мы вас увидим опять?
- Надеюсь... Не можете ли вы мне указать, где здесь ближайшая почта?
- Налево за углом.
- Тысячу благодарностей.
- Верно, любовное письмецо! - засмеялась привратница, которую привели в игривое расположение духа шутки Пышной Розы и Нини-Мельницы.
- Ай, ай, ай! хозяюшка! - ухмыляясь, отвечал Роден.
Затем, сразу сделавшись серьезным, он низко поклонился и сказал:
- Ваш покорный слуга!
И вышел на улицу.
Мы поведем теперь читателя в больницу доктора Балейнье, где до сих пор заперта мадемуазель де Кардовилль.
5. СОВЕТЫ
Адриенну де Кардовилль еще строже заперли в доме доктора Балейнье после того, как Агриколь и Дагобер пытались освободить ее ночью, после того, как солдат, довольно тяжело раненный, смог только благодаря беззаветной храбрости Агриколя, которому геройски помогал Угрюм, достигнуть маленькой калитки монастыря и выбежать на наружный бульвар вместе с молодым кузнецом.
Пробило четыре часа. Адриенну со вчерашнего дня перевели в комнату третьего этажа дома умалишенных; решетчатое окно, защищенное снаружи навесом, скудно пропускало свет в комнату. Девушка после разговора с Горбуньей со дня на день ожидала освобождения, рассчитывая на вмешательство друзей. Но ее сильно тревожила неизвестность по поводу участи Дагобера и Агриколя.
Совершенно не зная, чем кончилась борьба между ее освободителями и сторожами больницы и монастыря, она напрасно осаждала вопросами своих сиделок. Они оставались немы. Конечно, эти обстоятельства еще больше восстанавливали Адриенну против княгини де Сен-Дизье, отца д'Эгриньи и их клевретов. Грустно сидела она у столика, перелистывая какую-то книгу и опершись головой на руку, причем ее бледное лицо, с глубокой синевой под глазами - признаком тревоги и утомления - почти совсем скрывалось под спустившимися на лоб длинными локонами золотистых волос.
Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор Балейнье. Светский иезуит, служивший покорным и пассивным орудием в руках ордена, доктор не вполне был посвящен, как мы уже говорили, в тайны княгини и аббата д'Эгриньи. Он не знал ни о том, почему Адриенну лишили свободы, ни о резкой перемене в положении аббата д'Эгриньи и Родена, происшедшей вчера после вскрытия завещания Мариуса де Реннепона. Он только накануне получил строгий приказ отца д'Эгриньи (уже подчинившегося Родену) покрепче запереть мадемуазель де Кардовилль, обращаться с ней строже и заставить ее - дальше будет видно, какими способами, - отказаться от мысли преследовать их по суду.
При виде доктора Адриенна не могла скрыть презрения и отвращения, внушаемых ей видом этого человека. Господин Балейнье, напротив, был, как всегда, слащав, сиял улыбками и совершенно спокойно и уверенно приближался к девушке. Он остановился в нескольких шагах перед нею, как бы желая внимательнее разглядеть ее, и, сделав вид, что совершенно удовлетворен наблюдениями, заметил:
- Ну, слава Богу, несчастное приключение предпоследней ночи не оставило тех дурных последствий, которых я боялся... Вам сегодня лучше: свежее цвет лица и спокойнее манеры... Только глаза немножко ярче блестят, чем следует... но совсем не так болезненно, как ранее!.. Как жаль! Вам было гораздо лучше, а теперь из-за этого неприятного ночного происшествия ваше выздоровление должно затянуться, потому что вы снова вернулись к тому же состоянию экзальтации, тем более досадному, что вы себе не отдавали в нем отчета... Но, к счастью, благодаря нашим заботам ваше выздоровление не затянется на слишком продолжительный срок.
Как ни привыкла Адриенна к нахальству служителя иезуитов, она все-таки не удержалась и заметила с улыбкой горького презрения:
- Как опрометчива ваша искренность! Сколько бесстыдства в вашем усердии честно заработать обещанную награду!.. Ни на миг вы не сбросите своей маски. Вечно ложь и хитрость! Знаете, если вам так же утомительно играть роль в постыдном фарсе, как мне отвратительно на это смотреть, так, пожалуй, вам платят не так уж и много!
- Увы! - проникновенно заметил доктор. - Все те же фантазии, что вы не нуждаетесь в моем уходе. Считать, что я играю комедию, когда говорю о том печальном положении, которое заставило меня привезти вас сюда помимо вашей воли! Если бы не это маленькое проявление владеющего вами безумия, можно было бы надеяться, что вы на пути к совершенному выздоровлению. Позднее ваше доброе сердце поможет вам разобраться в этом, и судить меня вы будете иначе: как я того заслуживаю.
- Да, - отвечала Адриенна, подчеркивая его слова. - Надеюсь, что близок тот день, когда вы будете судимы, _как вы того заслуживаете_!
- Вот вторая мания! - с сожалением воскликнул доктор. - Послушайте, будьте же разумнее... бросьте это ребячество...
- Отказаться от мысли судом потребовать возмездия за себя и наказания для вас и ваших соучастников?.. Никогда, о, никогда!
- Ну, хорошо! - заметил доктор, пожимая плечами. - Ведь я уверен, что по выходе из больницы вы будете думать совсем о другом... моя прелестная неприятельница!
- Конечно, вы по-христиански забываете то зло, какое делаете... Но я, к счастью, обладаю хорошей памятью!
- Поговорим серьезно, - начал суровым тоном Балейнье. - Неужели вы действительно решитесь обратиться в суд?
- Да. А вы знаете, если я чего хочу, то весьма упорна в своих желаниях.
- Ну, так я вас умоляю, для вас же самой, в ваших интересах: не раздувайте этого дела, - убежденно произнес Балейнье.
- Я думаю, что вы немножко смешиваете свои интересы с моими.
- Послушайте! - с хорошо разыгранным нетерпением начал доктор, как бы вполне уверенный, что сможет убедить мадемуазель де Кардовилль. - Неужели у вас хватит безрассудной отваги привести в полное отчаяние двух добрых и великодушных людей?
- Только двоих? Шутка была бы полнее, если бы вы сказали троих: вас, тетушку и аббата д'Эгриньи, потому что, вероятно, это те самые великодушные и добрые особы, за которых вы меня просите?
- Ах, не в нас дело!
- А в ком же? - с изумлением спросила Адриенна.
- Дело идет о двух бедняках, подосланных, вероятно, теми, кого вы называете своими друзьями, с целью освободить вас; они забрались ночью в сад монастыря, а оттуда сюда; выстрелы, которые вы слышали, были направлены в них.
- Увы! Я была в этом уверена... А мне не хотят сказать, ранили их или нет! - с трогательной грустью воскликнула Адриенна.
- Один из них был действительно ранен, но, должно быть, не очень опасно, потому что мог идти и убежал от преследователей.
- Хвала небу! - радостно воскликнула молодая девушка.
- Очень похвально радоваться тому, что они ускользнули. Но тогда удивительно, почему вы непременно хотите навести полицию на их след?.. Странный способ доказать свою благодарность.
- Что вы хотите сказать?
- Потому что ведь если их арестуют, - продолжал доктор, не обращая внимания на слова Адриенны, - то за ночное нападение со взломом они попадут на каторгу.
- О!.. и все это из-за меня!
- Мало того, что _из-за вас_, они будут осуждены вами.